Наказание Накахона
ГЛАВА VII
САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.
Вот как они наказывали таких людей.
«пополь-вух»
Работы по доставке камня были закончены поздно вечером, при свете факелов. Вместе со всеми Шанг с трудом добрел до родного селения. Сказывалось неимоверное напряжение сил и постоянное недосыпание. С трудом умывшись, юноша улегся, и темная бездна сна сейчас же поглотила его.
Спал он в ту ночь беспокойно. Юноша все время видел ускользавшую от него Тианг. Лицо девушки было грустным. Шанг пытался настичь ее, но ноги его не слушались, и он все время падал па землю...
От кошмара его избавил резкий голос глашатая:
— Люди селения Хоктунг, идите на площадь селения Тахкум-Чаканг! Идите в Тахкум-Чаканг — таково повеление нашего владыки! Люди Хок-тунга, спешите в Тахкум-Чаканг!
Было раннее утро. Из всех хижин Хоктунга выглядывали разбуженные люди, переглядывались, окликали друг друга, спрашивали, что случилось. Но глашатай уже ушел, и никто ничего не понимал. Кое-где уже потрескивали огоньки очагов: заботливые матери и жены спешили приготовить пищу перед дорогой.
Шанг наскоро проглотил несколько холодных лепешек и помчался в Тахкум-Чаканг. Раз туда собирают жителей Хоктунга, размышлял он, то, наверное, он сможет наконец повидать Тианг!
Но как ни спешил юноша, войдя в Тахкум-Чаканг, он увидел, что на площади уже собралось множество людей. Кроме местных жителей здесь были и люди из других селений. Все стояли лицом к еще пустому центру площади. Разговаривали вполголоса. Из обрывков фраз Шанг понял, что и здесь никто ничего не знал.
Юноша осторожно пробирался между стоявшими, разыскивая глазами Тианг. Ему сопутствовала удача. Скоро он увидел девушку: она стояла рядом с пожилым мужчиной, очевидно ее дядей, и двумя детьми — мальчиком и девочкой. Проявив немалую изворотливость, Шанг устроился прямо за спиной Тианг и, так же как и остальные, принялся глядеть на центр площади. Так как при этом перед его глазами все время оказывались густые, распущенные по плечам волосы Тианг, то удовольствие его было совершенно полным. Очень хотелось хоть раз прикоснуться к этим прядям, но благоразумие удерживало его.
Дядя что-то тихо сказал племяннице, и она повернула к нему голову. Теперь Шанг заметил, что девушка побледнела и осунулась, щеки ее ввалились. Чувство радости сменилось беспокойством. Не заболела ли она? Чудесные волосы плохо расчесаны, старая юбка... Что случилось? Но заговорить в присутствии дяди юноша все-таки не решался.
Словно услышав его тайное желание, Мааш начал протискиваться вперед; вскоре от племянницы его отделяло уже по крайней мере три ряда зрителей. Тианг и дети остались стоять на прежнем месте. Юноша воспользовался благоприятной случайностью.
— Тианг! — тихо позвал он. — Здравствуй!
Девушка не шевельнулась, только мочки ушей ее порозовели, значит, она услышала обращенные к ней слова. Она не обернулась и промолчала, как будто ничего не случилось.
— Что случилось с тобой, Тианг? — в отчаянии взмолился юноша, уже не обращая внимания на стоявших рядом.
Дети, на плечах которых лежали руки Тианг, обернулись, и мальчик сказал удивленно:
— Тианг, с тобой говорят! Разве ты не слышишь?
Девушка обернулась и метнула на Шанга рассерженный взгляд.
— А, это ты! — сказала она холодно. — Где ты пропадал, юноша? Ведь ты, кажется, хотел прийти сюда десять дней назад?
Бедная Тианг не заметила, что выдала свою тайну: она огорчалась, что его нет, она считала дни! Но Шанг все понял, и радость снова вернулась в его сердце.
—Я не виноват, Тианг! — горячо зашептал он. — Анчук-тек послал меня перетаскивать великий камень. Я не мог отлучиться, хотя, — Шанг еще более понизил голос, — все время думал о Чахиле и о тебе! И постоянно хотел тебя увидеть!
—Я беспокоилась о тебе, я бог знает что передумала, — так же горячо вырвалось у Тианг, — и я тосковала...
Хриплый низкий возглас тяжелых деревянных труб заглушил последние слова девушки. На площадь вступила процессия жрецов Сердца земли во главе с Тумех-Цахингом. Им предшествовали пять трубачей и три барабанщика. Собравшиеся, тесня друг друга, почтительно уступали дорогу кортежу. В наступившей тишине Тианг едва слышно шепнула юноше:
— Договорим после, не уходи!
Шанг отодвинул плечом соседа, протиснулся вперед и встал рядом с Тианг.
Жрецы выстроились полукругом, за ними виднелись анчук-теки Тах-кум-Чаканга, Хоктунга, Цолохчена и других окрестных селений. Все они были в праздничных одеждах, у каждого в руке была тяжелая палица, унизанная обсидиановыми остриями.
Снова, леденя кровь, взвыли трубы. Рассыпалась сухая и четкая дробь барабанов. Их тревожный ритм сжимал сердце, предвещая что-то необычное и жуткое. Из группы жрецов выступил Тумех-Цахинг, встал в самом центре площади, поднял руку. Барабанная дробь оборвалась.
— Люди Ниваннаа-Чакболая, слушайте! — торжественно провозгласил жрец. — Слушайте волю великого бога! Моими устами с вами говорит Сердце земли. Среди вас живет отступник, поправший законы страны. Он будет наказан!
Тумех-Цахинг замолчал и обвел глазами первые ряды стоявших на площади. Под его тяжелым взглядом люди бледнели и горбились. Казалось, страх становился физически ощутимым, с силой давил на плечи. После паузы жрец отрывисто приказал;
— Введите преступника!
Из-за расступившихся анчук-теков показались два стражника, волочивших под руки мужчину: ноги его почти не слушались. Дойдя до Тумех-Цахинга, они толкнули провинившегося, и тот упал перед жрецом на колени. От жрецов отделился еще один, подошел и встал рядом с Тумех-Цахингом. Тот сказал отрывисто, обращаясь к подошедшему:
—Возгласи закон!
—«Никто не смеет пить каече *, не достигнув пятидесяти двух лет, — начал читать наизусть звонким голосом молодой жрец. — И тот, кто достиг старости, может выпить лишь одну чашу по разрешению жреца, но так, чтобы не опьянеть...» 1
1 Здесь и далее приводится подлинный ацтекский текст.
Тумех-Цахинг, резким жестом прервав чтеца, спросил обвиняемого: — Сколько тебе лет, Накахон?
— Тридцать один, — глухо ответил тот, потупившись.
Жрец кивнул головой, давая знак чтецу продолжить.
— «Пьянство — это корень и причина всякого зла и всякой погибели. Каече и пьянство — причина всех разладов и всех распрей, всех возмущений и всех печалей в городах и в селениях. Пьянство подобно вихрю, который разрушает и раздирает все. Оно подобно зловредной буре, приносящей с собой только злое. Перед насилием, инцестом *, кражей, грабежом, руганью и лжесвидетельством, перед злобными слухами, клеветой, беспорядками и ссорами — перед всем этим всегда идет пьянство».
Чтец сделал паузу, глубоко вздохнул и продолжал:
— «Если человек будет уличен в пьянстве, если он покажется пьяным на улице, если его найдут бесчувственным на улице, если он будет блуждать неверными шагами и петь, один или вместе с другими, он будет наказан...»
— Пощады! — завопил обвиняемый. — Молю о пощаде, благочестивый!
И Накахон подполз на коленях к Тумех-Цахингу. Тот брезгливо отшатнулся.
— Ты мог бы заслужить пощаду, если бы ты пил вино в своем доме и тебя никто не видел бы и не слышал! — гневно произнес Тумех-Цахинг. — Тогда ты принял бы спокойную смерть! Но ты, шатаясь, брел по улице, ты оскорблял слух своих односельчан гнусной бранью! Нет, тебе не будет пощады!
И, обращаясь к анчук-текам, уже вышедшим перед строем жрецов, Ту-мех-Цахинг приказал:
— Дайте преступнику заслуженную смерть!
Приблизившийся первым анчук-тек Тахкум-Чаканга нанес Накахону удар палицей по плечу. Сухо хрустнула переломленная кость. Анчук-тек, отступая, воскликнул:
— За людей Тахкум-Чаканга!
Обвиняемый завыл. Один за другим выступали анчук-теки, выкликая названия своих селений, один за другим сыпались удары тяжелых палиц. Вой Накахона сменился стонами, хрипом, а затем прекратился. Накахон уже не шевелился, а наказание все еще продолжалось.
Стоявшие вокруг смотрели на происходившее с суровым одобрением. Ни у кого, даже самых молодых, казнь не вызвала ужаса или испуга. Ни один не отвел глаза. Пьянство для людей того времени было одним из самых ужасных преступлений, и пивший вино без разрешения знал, что его ожидает.
Наконец старший жрец Сердца земли поднял руку. Уставшие анчук-теки снова выстроились за неподвижной линией жрецов. Тумех-Цахиыг провозгласил:
— Преступник получил наказание, но он будет лишен погребения! Бросьте его тело на съедение шакалам!
Стражники подняли останки Накахона и понесли к лощине. Народ начал медленно расходиться, уже слышались разговоры. Анчук-теки и жрецы, предводительствуемые Тумех-Цахингом, также покинули место казни.
Тианг обратилась к Шангу.
—Так ты действительно был занят? — спросила она мягким голосом. — А мы очень беспокоились за тебя!
—Хочешь, я сведу тебя к этому камню? — ответил юноша вопросом на вопрос.
—Конечно, хочу!
—Тогда я приду к ручью, где ты берешь воду, завтра вечером, раньше это никак не удастся! Ты сможешь освободиться?
—Хорошо, я буду ждать!
Обрадованный юноша поспешил за односельчанами, а Тианг долго смотрела ему вслед. На ее глазах показались слезы счастья: наконец-то любимый назначил ей свидание!