Шествие

ГЛАВА XXIII

САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.

Вот что было совершено ими после размышления,
после обдумывания...
«пополь-вух»

На сердце у Тианг было тревожно.

Вот уже больше двух недель она не видела Шанга. Сначала девушка приписывала его отсутствие начавшимся работам в поле: Шанг много трудится, торопясь закончить поскорее с весенними заботами, а кончив их, он, конечно же, появится у нее. Но дни шли за днями, сев завершился, а юноши все не было. И тогда возникла тревога, сперва смутная и неопреде­ленная, а затем и неотрывная. Тианг, сама гордая и честная девушка, таким же видела и своего любимого, а поэтому даже не допускала мысли, что Шанг мог увлечься другой и забыть ее. Почему же он пропал, не случи­лось ли что-нибудь с ним? По вечерам она долго смотрела на Вечернюю звезду, надеясь, что ее избранник тоже глядит на нее, согласно их уговору. Спокойное мерцание светила на несколько минут успокаивало девушку, ей даже казалось, что она слышит голос Шанга, но потом тревога возникала снова. Тоска переполняла сердце.

Тревога была тем мучительнее, что Тианг ни с кем не могла ею поде­литься. Дядя и соседи давно стали ей чужими людьми, мудрый и добрый Чахиль умер, а Куоку то ли забыл ее, то ли был занят. Что же ей делать? Идти в Хоктунг и попытаться увидеть хотя бы его хижину? Это невоз­можно!

Наконец девушка вспомнила о Нам-Цук. Ведь, в сущности, благодаря ей Тианг познакомилась с Шангом. Если он заболел, то, наверное, Туг-Ансенг знает об этом, а что знает Туг-Ансенг, знает и его жена. И под вечер, разделавшись с домашними хлопотами, Тианг отправилась к Нам-Цук.

Поселок скульпторов, хотя формально и подчинялся анчук-теку Тах-кум-Чаканга, а следовательно, входил в это селение, находился от него на значительном расстоянии и был ближе к столице. Ваятели жили своим мирком, состояли в особых отношениях со жрецами и знатью, включая са­мого правителя, и поэтому редко общались с земледельцами. Тианг была там всего два раза, и оба в чрезвычайных случаях: на свадьбе Туг-Ансенга и мехик-утиаре Кангаха. Поэтому она шла в поселок с несаойственной ей робостью.

Войдя в дом скульптора, девушка поразилась царившей в нем тишине. Он помнился ей ярко освещенным, шумным и радостным. Это еще более подействовало на взбудораженные нервы Тианг, она шагнула и задела ногой скамью.

—Кто здесь? — раздался встревоженный оклик Нам-Цук. Она под­нялась от колыбели ребенка, а Кангах жалобно заплакал.

—Это я, Тианг, прости за беспокойство, Нам-Цук. Я зашла узнать, как вы живете.

Молодая хозяйка подошла к девушке, молча обняла ее, и Тианг с ужасом увидела, что та плачет.

—Мы с Кангахом живем плохо, Тианг, — ответила Нам-Цук, несколь­ко успокоившись. — Туг-Ансенг отправлен на какую-то срочную работу, мы остались совсем одни. Хорошо еще, что жрецы, памятуя заслуги покой­ного отца, присылают нам каждую неделю припасы...

—А почему тебя не навещают родные твоего мужа? — спросила с за­миранием сердца девушка.

Нам-Цук вздохнула.

—У них тоже горе. Брат Туг-Ансенга, Шанг — ты помнишь его, — куда-то пропал, а мать, Ош-Чоч, от тоски по детям тяжело заболела. Я каждый день бегаю в Хоктунг и ухаживаю за ней...

—Как же пропал Шанг? — сдавленным голосом спросила Тианг. Ее всю трясло от волнения, но Нам-Цук, погруженная в свои мысли, ничего не замечала.

—Односельчане видели и рассказали нам: когда он пришел на свое поле, туда явились жрецы и увели его. Но я в это не очень-то верю. Если хранителям веры кто-нибудь нужен, они посылают за ним, а не приходят к простому земледельцу!

—Может быть, он нарушил какой-нибудь закон? — спросила Тианг, с ужасом вспомнив наказание Накахона.

—Нет, Шанг не из таких! Да, кроме того, в этом случае за ним пришел бы воин и отвел к анчук-теку...

—Так где же все-таки он? — закричала Тианг и разразилась громким плачем.

Ее худенькие плечи содрогались от рыданий, которые она тщетно стара­лась подавить.

Нам-Цук наконец поняла. Ласковым жестом она коснулась спины подруги.

—Так ты любишь Шанга? — тихо спросила молодая женщина. — Я этого не знала.

—Мы любим друг друга! Уже год, как он просил меня стать его женой, — всхлипывала Тианг, — я уговорила его подождать... О Нам-Цук, я так боюсь...

—Не надо ничего страшиться! — рассудительно сказала молодая женщина. — Мало ли на какую работу могли послать Шанга. Я сейчас вспомнила: в прошлом году его вместе с другими мужчинами заставили тащить большой камень. Наверное, теперь тоже что-нибудь вроде этого...

—Ноты же беспокоишься о Туг-Ансенге, хотя скульпторов часто отры­вают от дома! — раздраженно возразила Тианг. Ее слезы высохли, и на личике выступил румянец. — Скажи: кто-нибудь еще из юношей Хоктунга не был уведен жрецами?

—Нет, я не слышала об этом, — призналась Нам-Цук.

—Видишь, я права! Здесь что-то другое! Но мне пора возвращаться, прощай! Прошу тебя, если Шанг появится или ты что-нибудь услышишь о нем, пошли за мной!

Подруги расстались сухо. Каждая была втайне обижена непониманием другой. Тианг медленно побрела домой, еще раз всплакнув по дороге, а Нам-Цук, вздыхая, занялась Кангахом.

А Шанг в это время лежал ничком на глинобитном полу одного из поме­щений храма Божественного младенца и стонал в бессильном отчаянии. Он не понимал, зачем его привели сюда, каким образом он так безропотно по­следовал за жрецами. Мысль о том, что поле осталось незасеянным, что Тианг и мать не знают, где он, жгла его, как огонь. Юноша вспомнил рас­сказы стариков о магических зеркалах, которые жрецы носили в особых случаях на груди. У предводителя, говорившего с ним, был какой-то блестящий диск. Наверное, им он и околдовал его! Зачем он, простой зем­леделец, здесь, в храме?

Шанг встал, огляделся. Хотя это было всего лишь одно из подсобных помещений храма, ширина комнаты и роскошь ее отделки поразили юношу. До этого он видел только неприхотливые деревенские святилища с простой соломенной крышей, похожие на обычную деревенскую хижину. Здесь по­крытые плотной штукатуркой стены были расписаны яркими красками. Молодой бог кукурузы выглядывал из нижних продолговатых листьев, благостно улыбаясь. Перед ним стоял на коленях с молитвенно поднятыми руками правитель Ниваннаа-Чакболая. От потолка из гладко обструган­ных досок исходил приятный запах. Дверной проем, закрытый плотной зе­леной тканью, имел подвижной щит вроде двери — вещь тоже совсем не­знакомая юноше.

Послышался шум. Занавес приподняли, и в помещение вошли двое молодых людей в одежде храмовых прислужников. Один из них нес тыквен­ную чашу с дымящимися лепешками, другой — большой кувшин с водой. Оба низко склонились перед Шангом и поставили еду и питье на пол. Когда они повернулись, собираясь выйти, юноша воскликнул:

 — Стойте! Скажите мне: зачем меня привели сюда?

 — Будь спокоен, великий владыка, и радостен! Не оставь нас своими заботами!

Говоривший снова низко склонился перед юношей.

—Будь к нам благосклонным и щедрым, одари нас своими дарами!

—Я не владыка! Что вы говорите? Чем я могу вас одарить? Здесь какая-то ошибка...

Но прислужники, не слушая Шанга, выскользнули за дверь. С треском передвинулся щит, закрывая выход, и снова воцарилась тишина.

Юноша нехотя выпил несколько глотков холодной ключевой воды. Есть он не мог. Он чувствовал себя беспомощным зверьком, попавшим в какую-то хитрую ловушку, и это угнетало и мучило его. Покружив по комнате, Шанг снова опустился на пол и замер.

Очевидно, за ним откуда-то наблюдали, потому что через какое-то время юноша почувствовал легкое прикосновение чьей-то руки к своему плечу. Он обернулся и, увидев неслышно появившегося рядом с ним высо­кого худого жреца, поспешно вскочил на ноги, поклонился.

—Почему ты не ешь, владыка? — спросил Нианг-Хинах (это был он). — Разве тебе дали не свежеиспеченные лепешки? Тебя что-нибудь за­ботит или огорчает?

—Я не хочу есть... И я не владыка... — ответил, волнуясь, юноша. — Скажи мне, достопочтенный: зачем я здесь?

—Боги оказали тебе, Шанг, великую честь и избрали тебя лем-хооло-мом — живым олицетворением молодого бога кукурузы. — Жрец говорил медленно и раздельно, как бы вбивая каждое слово в сознание юноши. — Поэтому ты отныне именуешься владыкой и действительно являешься нашим повелителем. Все твои желания будут исполняться беспрекословно. Подкрепи свои силы, а после того, как ты искупаешься и переменишь свои одежды, будет устроено большое пиршество...

Растерянный юноша молчал. Услышанное никак не укладывалось в его сознании.

—Через несколько месяцев будет устроена твоя свадьба, о милостивый владыка, — продолжал Нианг-Хинах. — Четыре самые красивые девушки, избранницы самых знатных родов, станут твоими женами. Ты будешь про­водить свое время не в изнуряющем тело и душу труде, а в празднествах и удовольствиях...

—Но почему именно на меня указали боги? — выдохнул ошеломлен­ный Шанг.

Внезапно он вспомнил острый и оценивающий взгляд, брошенный на него верховным жрецом, когда на акрополе устанавливали огромный камень. Вот, очевидно, тогда и решилась его судьба, а он и не подозревал о таком странном и удивительном будущем...

 — Это знают только они! И волю свою наши властители возвещают устами верховного жреца. Ты был еще маленьким мальчиком, беззаботно игравшим со своим братом, а владыка Анаиб-Унгир узнал в тебе будущего лем-хоолома, — неосмотрительно сказал Нианг-Хинах.

Перед глазами юноши всплыла картина далекого знойного полудня, когда Туг-Ансенг и он беседовали с двумя жрецами. И старший из них был Анаиб-Унгир! Как давно все это было! Вот когда это началось!

—А я могу взять в жены девушку из селения Тахкум-Чаканг? — спро­сил Шанг.

—Простолюдинку? — искренне удивился жрец молодого бога иши-ма. — Зачем тебе она, владыка?

—Я люблю ее! — выкрикнул Шанг.

—Ты призван любить весь наш народ и принести ему изобилие и благо­денствие! — наставительно сказал Нианг-Хинах. — Такой незначительный предмет, как эта девушка-простолюдинка, не должен привлекать твое вы­сокое внимание! Не думай пока об этих мелочах, милостивый владыка! Сейчас прислужники помогут тебе помыться и одеться, как приличествует твоему сану. А я приготовлю немедленно укрепляющее питье, чтобы ты смог достойно выполнять свои новые обязанности; поверь мне, это нелегко!

С этими словами, пятясь и кланяясь, Нианг-Хинах удалился, оставив юношу в полной растерянности. Шанг совсем не знал, что ему делать.

В соседнем помещении жреца молодого бога ишима ожидал Мишпитиакук. Увидев Нианг-Хинаха, он вопросительно поднял брови.

«Плохо! — отвечая на этот молчаливый вопрос, сказал последний. — Он неспокоен и думает о какой-то простолюдинке. Придется дать священ­ное питье».

И оба жреца принялись за приготовление волшебного зелья. Им уже не раз приходилось иметь дело с жертвами, не понимавшими своего высокого предназначения. А воплотитель молодого божества должен быть всегда спокойным и радостным, иначе все церемонии теряли свой смысл и кукуру­за могла уродиться плохой или вообще не дать урожая. Сейчас от состоя­ния духа этого юноши зависело благоденствие всего ольмекского народа на ближайшие двенадцать лет!

Взяв хорошо размолотые бобы какао, жрецы залили их кипятком. За­тем, процедив получившийся напиток через редкую белую ткань, они доба­вили в него свежерастертые и измельченные в порошок мелкие семена какого-то растения. По комнате распространился тяжелый дурманящий аромат, глаза у приготовлявших заблестели. Наконец в зелье был трижды погружен большой обсидиановый нож со следами запекшейся крови — орудие жертвоприношений. Не случайно это одурманивающее питье так и называлось: вода с жертвенного ножа.

Нианг-Хинах хлопнул в ладоши, вызывая прислужника.

«Отнеси священное питье нашему молодому владыке и обязательно проследи, чтобы он выпил его до дна!» — приказал жрец.

Рано утром, еще до восхода солнца, по улицам всех селений, окружав­ших столицу, заспешили вестники. Громкими и радостными голосами они возглашали:

 — Люди ягуара, радуйтесь! К нам явился молодой бог, наш кормилец и благодетель! Пришел юный владыка ишима! Спешите к его храму, чтобы воздать ему почести и получить его благословение! Спешите в Ниваннаа-Чакболай, таков приказ нашего повелителя и верховного жреца!

Земледельцы, обрадованные неожиданным отдыхом — такой приказ освобождал их от работ, — торопливо выходили из хижин. Скоро все доро­ги, ведущие в столицу, были заполнены народом. Болтая и смеясь, люди медленно двигались к акрополю, видневшемуся вдали.

Вместе с другими жителями Тахкум-Чаканга в Ниваннаа-Чакболай от­правилась и Тианг. Девушка просто не могла оставаться наедине со своими мучительными мыслями. Кроме того, в ее душе жило воспоминание о не­ожиданной встрече с Шангом на_< площади, когда наказывали Накахона: тогда ведь ее любимый тоже долго не появлялся и она терзалась и вообра­жала всяческие страхи. Слабая улыбка тронула ее губы: она даже сердилась на него! Теперь такого уже не будет, только бы увидеть Шанга и хотя бы перекинуться с ним парой слов! Он, конечно, объяснит ей причину своей неожиданной отлучки, и все будет хорошо!

Обитатели Тахкум-Чаканга из-за близкого соседства со столицей ока­зались в выгодном положении, по сравнению с жителями других селений, и поэтому достигли Ниваннаа-Чакболая раньше, чем те. Они удобно устроились в первых рядах толпы перед храмом около цепи стражников, охранявших проход. Смех и шутки постепенно смолкли, все прониклись торжественностью предстоящего и с нетерпением ожидали начала цере­монии.

Со своего места Тианг хорошо видела храм молодого бога, он казался пустым и безмолвным. Но вот длинная завеса, закрывавшая вход в него, отодвинулась, и на площадку перед святилищем вышел окруженный жре­цами Нианг-Хинах. Несколько минут он молча молился, подняв голову к небу. Лучи восходящего солнца осветили верхушку храма и поползли вниз. Цепь жрецов спустилась со ступенек, прошла несколько шагов и обернулась к святилищу. Раздался громкий гимн, прославлявший благое божество, солнце осветило дверной проем храма, и в нем показалась новая группа жрецов, впереди которой степенно шествовал высокий юноша, почти обнаженный, с пучком длинных перьев кецаля в волосах.

Могучий приветственный клич вырвался из груди толпы, заглушив на мгновение пение жрецов. Многие не скрывали радостных слез: они своими глазами увидели появление молодого бога, сулившее им богатые урожаи и спокойную, свободную от голода и недоедания жизнь.

Живое божество медленно двинулось по проходу через толпу. Юноша шел, улыбаясь вымученной улыбкой и ни на кого не глядя, зато окружав­шие его жрецы щедро раздавали собравшимся свои благословения. Участ­ники церемонии должны были обойти главные улицы столицы и, посетив дворец, вернуться в свой храм.

Когда юноша появился в дверях святилища, сердце Тианг на мгновение остановилось, а потом неистово забилось. Она узнала в божестве своего Шанга! Так вот почему жрецы увели его с поля... Он стал избранником Зеленокудрого! Что же теперь с ним будет?

Шествие поравнялось с местом, где стояла Тианг. И тогда, напря­гая все силы, словно в мучительном страшном сне, который хочешь, но не можешь прервать, девушка, выбравшись перед воином, отчаянно вскрикнула:

 — Шанг! О Шанг!

Но глаза юноши, обратившиеся на нее, остались пустыми и безжизнен­ными, хотя улыбка по-прежнему не сходила с его губ; избранник словно не видел Тианг, а смотрел через нее, как через прозрачную воду.

 — Уберите девушку, она нарушает благочестивость обряда! — не­ громко приказал Мишпитиакук, следовавший за Шангом.

Сильные руки стражника схватили сзади Тианг и бросили ее резко, грубо на землю. Окружавшие отшатнулись от поверженной, боясь ее коснуться, и лишь кидали на нее неприязненные взгляды...

Когда девушка наконец поднялась с земли, процессия была уже далеко, толпа следовала за ней. Монотонное пение жрецов звучало угрозой в по­мутившейся голове Тианг, и она заплакала.

 — Не плачь, милая Тианг, не плачь! — раздался около нее взволнован­ный шепот. — Я помогу тебе!

Девушка повернула распухшее от слез лицо и взглянула на говорив­шего. Рядом с ней стоял Куоку.

—Ты видел избранника молодого бога? — спросила она.

—Я сразу узнал Шанга, — отозвался карлик.

—Чем же ты можешь помочь мне?

—А что тебе хотелось бы? — ответил Куоку вопросом на вопрос.

—Прежде всего увидеться с ним и поговорить! Он даже не узнал меня...

И Тианг снова разрыдалась.

Они еще долго стояли на опустевшей площади. Маленький человечек изо всех сил старался успокоить и утешить девушку. Наконец после долгих уговоров Куоку и торжественного обещания во что бы то ни стало устроить ей свидание с Шангом Тианг и карлик расстались.