Последняя попытка

ГЛАВА XIX

ОКРЕСТНОСТИ САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.

И в этом месте они были побеждены.
«пополь-вух»

Покой Тумех-Цахинга был внезапно нарушен.

Вбежавший в святилище Сердца земли молодой жрец, задыхаясь, со­общил, что чужеземец бежал. Это случилось в день Акбаль, в середину первого осеннего месяца.

Ярость старого жреца была неописуема. После всех успешно проведен­ных обрядов он уже предвкушал самый значительный и великолепный. И главную роль в этой торжественной церемонии должен был сыграть странный пришелец из-за моря. Ибо главный жрец бога подземных недр смутно догадывался, что Суэмбахамон, чудом попавший к ним, — обита­тель какой-то далекой, неизвестной земли за океаном. Однако входить с чужеземцем в объяснения и расспрашивать его суровый и жестокий ста­рик не желал, он не хотел знать ничего нового.

Немедленно во все концы города были разосланы младшие жрецы и храмовые слуги с приказом: найти, схватить и доставить беглеца назад в святилище. Первый день поисков ничего не дал. И тогда, смирив свою гордость, Тумех-Цахинг направился сообщить о случившемся первосвя­щеннику страны.

Анаиб-Унгир гневно нахмурился, услышав столь неприятное известие, но, к удивлению жреца Сердца земли, воздержался от упреков. Немного поразмыслив, он сказал: «Беглец не мог уйти далеко. Он не знает ни языка, ни наших обычаев. Он будет стремиться к морю, но самому ему туда не дойти, он не сможет даже прикинуть расстояние до берега. Вряд ли кто-нибудь из жителей Красной земли осмелится оказать ему помощь. Зна­чит, он должен находиться где-то совсем рядом, скорее всего прячется в соседних с Ниваннаа-Чакболаем лесах. Там и следует его искать. Иди и распорядись!»

В своих предположениях верховный жрец был и прав, и не прав.

После возвращения из горного святилища Суэмбахамон несколько дней отлеживался в отведенной ему хижине. Никто его не беспокоил, лишь три раза в день мальчик-слуга приносил обильную пищу. Скоро египтянин заметил, что в полуденный час — самую жару — все вокруг замирало. Даже караульный, постоянно торчавший у входа, и тот клевал носом, а то и засыпал прямо на солнцепеке.

Этим и воспользовался Суэмбахамон. Дождавшись, когда страж за­снул, он осторожно проскользнул мимо него и нарочито неспешной поход­кой пошел к выходу из храмового комплекса. Еще в подземном святилище он заметил, как благосклонно отнеслись жрецы к его поклону перед фрес­кой. Сейчас он также изображал увлеченного почитателя святынь. Почти у каждого здания он сгибался и, делая вид, что усердно молится, украдкой оглядывался. Постепенно египтянин достиг высоких деревянных ворот и беспрепятственно вышел. Пока что беглецу везло: окрестности храмов, оживленные в праздничные дни, сейчас были пустынны.

Еще раньше Суэмбахамон обратил внимание, что основная часть горо­да раскинулась на высоком холме. Значит, прикидывал он теперь, чтобы побыстрее покинуть столицу, надо найти улочку, ведущую вниз. Велика была его радость, когда буквально через сотню шагов, за углом ограды, он увидел край плато, а за ним вдали — пеструю ленту лесов.

Собственная его одежда уже давно износилась, теперь он был облачен в широкий белый жреческий плащ. Не удивительно, что поднимавшиеся вверх по улице водоносы, носильщики грузов и другие не обратили на него внимания; даже потом, когда их расспрашивали, они искренне клялись, что не видели чужеземца. Суэмбахамон торопливо спустился по тропинкам с акрополя и скоро оказался за пределами города.

Как и предполагал Анаиб-Унгир, пришелец стремился достигнуть леса и спрятаться в нем. Однако желанное убежище оказалось значительно дальше, чем это казалось с холма. Египтянин уже несколько часов проша­гал по пыльным дорогам, миновал два селения, а леса все не было. Вече­рело, на небе появились небольшие пухлые облака — предвестники дождя. Суэмбахамон устал, его томила жажда.

Наконец перед ним выросла стена высоких деревьев; у опушки бил ма­ленький, но быстрый ключ. Странник с наслаждением напился, ополоснул холодной водой лицо и решительно вступил в чащу.

Коренной горожанин, Суэмбахамон представлял леса Красной земли каким-то подобием сада при его египетском доме или, в худшем случае, теми дубовыми рощами, которые он видел мельком возле Карт-Хадашта. Здесь же, хотя в действительности это был не девственный тропический лес, а просто заброшенный участок, захваченный растительностью, все выглядело совершенно иначе. Пробравшись через густые кусты подлеска, египтянин с трудом продвигался среди стволов, переплетенных толстыми канатами лиан. В диких зарослях он не сразу находил, куда поставить но­гу. Каждый шаг требовал больших усилий. Влажная духота затрудняла дыхание; от резкого запаха неведомых растений начинала кружиться го­лова.

Наконец-то он отыскал подходящее для отдыха место: большое сгнив­шее дерево, переломившись при падении, образовало что-то вроде шалаша. Наломав веток, Суэмбахамон устроил ложе возле оставшейся стоять вертикально части ствола и прилег.

Как всегда в тропиках, тьма наступила мгновенно. Почти одновремен­но по листьям застучал дождь. Какое-то время дерево-шалаш защищало беглеца, но дождь не затихал, и постепенно хлопчатый плащ его весь про­питался влагой и неприятно облепил тело. Египтянин с тоской подумал о теплых одеяниях из плотной шерстяной ткани, которые он носил дома.

Темнота вокруг была наполнена таинственными зловещими звуками. Кричали неизвестные ночные птицы. Вот будто кто-то с шумом ломится че­рез чащу справа — кабан? Что-то прошелестело совсем рядом — змея? Суэмбахамон весь съежился, подобрал под себя ноги. Было одиноко, не­приютно и жутко. Он то забывался в мгновенной дреме, то резко вскиды­вался с больно колотившимся сердцем.

Начало светать; дождь перестал, но поднялся ветер. Измученному страннику наконец удалось заснуть. Пробудился он часа через два, весь закоченевший, к тому же сильно хотелось есть. Только теперь, глядя на тяжелые, низкие тучи, открывавшиеся глазу между раскачивающимися верхушками деревьев, египтянин остро ощутил всю бессмысленность и без­надежность своего побега. Пусть в этой стране нет охотничьих собак, ко­торые бы взяли его след и повели по нему людей, рано или поздно его все равно отыщут. Оставаясь в лесу, он погибнет от голода... Суэмбахамон огляделся: ни одного известного ему съестного плода! Он помнил, что в де­ревушке на побережье его угощали какими-то вкусными и сытными груша­ми¹. Но как отыскать их, если не знаешь, растут ли они в лесу и на чем растут — на деревьях, кустарнике?

1 Речь идет о питательных плодах авокадо, внешне похожих на груши.

Все тело ныло, голова была тяжелой, но Суэмбахамон заставил себя подняться и начал осторожно пробираться к опушке. Полные влаги листья снова обдавали его потоками воды. Выбравшись из леса, он остановился перевести дух, попытался отжать одежду. Голод и холод вновь и вновь воз­вращали его мысли к казавшейся теперь надежной хижине в храме Сердца земли, к ежедневным теплым лепешкам. Египтянин понимал, что далеко уйти ему так и не удалось: в утренней дымке угадывались холмы акрополя. Но надо было двигаться, и он брел, сам не зная куда, сторонясь селений и отдыхая в случайных укрытиях. В конце концов голод пересилил все другие желания, и Суэмбахамон решился: дотащился до обочины дороги и стал ждать.

Вдали показалась человеческая фигура: кто-то быстро приближался. С неожиданным для себя хриплым вскриком египтянин бросился навстречу путнику и, поравнявшись с ним, упал на колени, умоляюще вытянув руки.

Шанг (а это был он), вздрогнув, остановился; вскоре испуг на его лице сменился недоумением. С удивлением разглядывал он странное лицо — желтое, с длинным носом и острым подбородком. Особенно пугали его блуждающие глаза незнакомца. Судя по одежде, перед ним был один из жрецов, но их одеяние всегда такое белоснежное, а плащ этого человека в грязи, оборван. И разве жрец встанет на колени перед простолюдином?

Шангу припомнились разговоры о чужеземцах, занесенных к ним ура­ганом, но они были гостями властелина Красной земли. Откуда же взялся здесь этот — один, без сопровождающих?

Суэмбахамон между тем, по-прежнему стоя на коленях, горячо заго­ворил:

 — О добрый юноша, помоги усталому и голодному! Согрей его лучом своего милосердия, подобным сияющему лучу Ра! Дай мне приют у очага, дай пищи для моего рта!

Египтянин не отдавал себе отчета, что говорит на своем родном, не­известном здесь языке.

Юноша же теперь почти не сомневался, что перед ним один из тех самых чужеземцев. Но что ему нужно от него, Шанга? Незнакомец, видя, что его не понимают, поднес указательный палец ко рту и начал его кусать.

 — Господин хочет есть, — догадался Шанг, — что же, пойдем ко мне, мать накормит. Не знаю только, придется ли тебе по вкусу наша еда...

Шанг рывком поднял чужеземца с коленей и повел. Сделав несколько шагов, Суэмбахамон вдруг остановился и, показывая в сторону акрополя, отрицательно замотал головой.

 — Я не хочу туда, благородный юноша, мне там нет покоя. Скрой меня где-нибудь в тихом безлюдном месте и принеси немного пищи... — быстро говорил он.

Шанг понял жесты египтянина по-своему, но близко к истине.

 — Господин не хочет идти в Ниваннаа-Чакболай, это ясно. Боюсь, что он совершил там что-то непозволительное. Как жаль, что умер мудрый Чахиль! Он бы сразу разобрался, что надо делать. Но он всегда наказывал помогать просящему...

Юноша постарался знаками объяснить, что они идут не в столицу, а к нему в селение. Суэмбахамон как будто понял, во всяком случае, успоко­ился и молча последовал за Шангом.

Идти пришлось недолго. К счастью, хижина Ош-Чоч находилась почти на самом краю деревни, и Шангу удалось провести нежданного гостя не­заметно для посторонних глаз. Только хлопотавшая у очага мать слегка вскрикнула, увидев странного человека в своем доме.

 — Тише! — попросил ее Шанг. — Этот, чужестранец нуждается в еде и боится огласки. Мы должны приютить его. Приготовь побыстрее поесть!

Юноша заставил египтянина снять мокрый плащ и дал ему старую одежду Туг-Ансенга, хранимую матерью. Через полчаса гость уже блажен­ствовал, жадно поглощая свежие лепешки и похлебку из фасоли. Его разморило в тепле, но, покончив с едой, он счел необходимым встать и тор­жественно поклониться — сперва Ош-Чоч, а затем и Шангу. Юноша ука­зал на свое ложе, и Суэмбахамон не заставил его повторять приглашение дважды — свалился на постель и сразу погрузился в глубокий сон. Ош-Чоч с сыном тихонько вышли из хижины.

 — Что же с ним делать? — спросила мать. — Он беспомощен, как младенец. Откуда ты привел его?

Шанг рассказал о встрече и попросил пока ничего не говорить никому из соседей. Он постарается на днях повидаться с Туг-Ансенгом и посове­товаться, как быть с неожиданным гостем. Пока же он должен вернуться на поле.

Прошло пять суток со дня исчезновения чужеземца. Тумех-Цахинг сно­ва встретился с Анаиб-Унгиром. На этот раз жрец Сердца земли держался спокойно и уверенно.

 — Беглец не может скрываться в лесах, — сказал он, — там нет пи­щи. Кроме того, все ближайшие чащи осмотрены нашими людьми. Значит, он либо погиб, либо ему доступны какие-то магические силы, неизвестные нам. Тогда он уже перенесся на свою родину...

Верховный жрец усмехнулся:

—Что же мешало ему сразу осуществить это?

—Может быть, он искал какие-то могучие травы? — неуверенно предположил старый жрец.

—Нет, думаю, что все проще. Относительно леса я оказался не прав, признаю это. Но не приютил ли его кто-нибудь из простого люда? Ведь мы держали исчезновение пришельца в тайне. Теперь я прикажу объявить по окрестным селениям, не видел ли кто чужестранца. Нашедший полу.чит достойную награду.

Шанг совершил непростительную ошибку. Он не встретился с братом и ничего не сказал о случившемся Тианг. Не хотелось беспокоить любимую, она так горевала из-за смерти Чахиля!

Все свободное время юноша проводил теперь с египтянином, пытаясь понять чужой язык. Он уже добился того, что Суэмбахамон обращался к нему по имени, а сам выучил около сотни египетских слов: «еда», «сон», «вода», «чаша»... Настоящих бесед у них, конечно, еще не получалось, но бывший фиванский вельможа усердно называл по-своему тот предмет, на который ему указывал Шанг, и терпеливо повторял затем слово, пока юно­ша не осваивал трудное произношение. Сложнее было с глаголами и отвлеченными понятиями. «Ходить», «лежать», «плыть» еще можно было показать соответствующими движениями, а как передать, например, значение слова «знатное происхождение»? Занятия забавляли и сбли­жали обоих.

Суэмбахамон не задумывался о будущем. Ему было хорошо, и он пред­почитал надеяться, что жрецы забыли о нем. Заботы Ош-Чоч и Шанга ка­зались египетскому вельможе вполне естественными.

Меж тем пребывание чужеземца у Шанга не осталось незамеченным. Случилось так, что ни юноша, ни его мать не слышали глашатая, возве­щавшего повеление Анаиб-Унгира. Но кое-кто поспешил его выполнить.

Под вечер, когда все трое обитателей хижины ужинали, в дверях не­ожиданно возник Тумех-Цахинг. За ним толпилась дюжина храмовых слуг.

 — Взять чужеземца! — приказал жрец Сердца земли.

Слуги схватили Суэмбахамона. Рванувшийся было на помощь своему гостю молодой земледелец был отброшен сильным ударом в грудь.

 — Сжечь эту хижину вместе с ее нечестивыми обитателями! — рас­порядился Тумех-Цахинг.

Одни прислужники выволокли под мышки не сопротивлявшегося егип­тянина, другие принялись деловито вязать сыромятными ремнями оцепе­невших от ужаса Ош-Чоч и Шанга.

 — Остановитесь!

В дверном проеме возникла могучая фигура Анаиб-Унгира. Он угро­жающе поднял руку:

 — Не трогать мать и ее сына!

И, обернувшись к жрецу Сердца земли, первосвященник страны произ­нес короткую, непонятную остальным фразу.

Багровое от возбуждения лицо Тумех-Цахинга вдруг побледнело, он с ужасом взглянул на Шанга и опустил голову. Прислужники уложили тихо стонавшего Суэмбахамона на носилки и быстрым шагом двинулись прочь. Вслед за ними поспешил так и не поднявший головы Тумех-Цахинг. Анаиб-Унгир развязал путы на ногах Шанга и, не взглянув на женщину, величественно вышел из хижины. Юноша бросился к лежавшей на земля­ном полу матери...