Как встретили Вайру в горах
Симу изнемогал. Колени его подгибались, во рту пересохло, и кока, которую он жевал не переставая, совершенно не давала влаги. Зато пот ручьями струился по лицу. Идти было очень тяжело. Кроме огромного узла со скарбом, он тащил девочку, а ведь ей уже шел шестой год. Разумеется, избалованную Сису очень скоро утомило столь изнурительное путешествие. Городские туфельки натерли ей ноги, она захныкала, и Симу водрузил ее на спину. Но ничего не поделаешь. Надо идти, хотя они уже совсем выбивались из сил.
Они приближались к последнему перевалу. Вайра шла позади Симу, Она задыхалась под тяжестью здорового толстощекого мальчика, но старалась не отставать и не показывала виду, что смертельно устала. Ей страшно хотелось присесть хоть на минутку, отдохнуть, но было стыдно признаться мужу в своей слабости, и она продолжала шагать;
Когда они достигли перевала, Симу спустил с рук девочку и снял со спины узел.
- Скоро придем, — проговорил он, переводя дыхание. — Теперь уже близко.
Он сел, вытянув ноги и прислонившись спиною к выступу скалы. Вайра, облегченно вздохнув, примостилась рядом и стала кормить мальчика грудью.
Они шли уже второй день. За первую ночь они добрались до предгорья и немного поспали в овраге. Солнце было уже высоко, когда Симу и Вайра начали подниматься в горы. С детьми и вещами продвигались вперед очень медленно. Вторую ночь семья провела в глубоком укрытом от ветра ущелье, а на рассвете начала взбираться на самую крутую и высокую гору. Теперь они отдыхали на ее вершине. Повсюду, насколько хватал глаз, тянулись гряды гор, нагроможденных самым причудливым образом. Некоторые из них напоминали гигантских змей, свернувшихся в клубок, другие — стада фантастических животных, третьи — мрачные развалины сказочных дворцов. Некоторые касались облаков своими седыми вершинами, но были и такие, что едва поднимались от земли, словно прижавшись к ней. Горы... горы... горы... красные, зеленоватые, серые, голубые. Вайра, любившая горы с детства, окинула восторженным взглядом знакомую, но всегда волнующую картину. Родные, прекрасные горы! Вершины, пропасти, пологие склоны... Горы без конца и без края. Вайра смотрела, широко; открыв глаза. Далеко внизу виднелись яркие пятна пастбищ, под ними темнели заросли кустарника, ниже она различала леса и ровные площадки нолей. А над вершинами свирепствовал беспощадный ветер, который царапал лицо своими ледяными когтями.
- Во-он там, — тихо сказал Симу, протянув руку, — там хижина моей матери.
Вайра всмотрелась и увидела в котловине узенькие полоски обработанной земли.
- Когда мы дойдем? — спросила она.
- Думаю, до вечера успеем.
- Значит, еще немного, и я обниму твою мать! — весело сказала Вайра.
Она помогла Симу взвалить узел на плечи, и они двинулись дальше.
Солнце клонилось к закату, горы оделись в чудесный наряд из золотой парчи, сотканной прощальными лучами, с голубой лентой тумана, поднимавшегося из теснин. Ветер не унимался. Теперь он трепал спутанные, как конская грива, густые темно-зеленые травы. Хотя и Симу и Вайра были привычны к ходьбе по горам, они очень устали и спуск давался тяжело. Тропинки были едва заметны, а порой и совсем исчезали. Острые колючки растений, как когти дикой кошки, впивались в руки и ноги. Местами заросли совершенно преграждали путь. Мелкие камешки выскальзывали из-под ног, и удержать равновесие было почти невозможно.
Закончив спуск, они слегка передохнули и торопливо пошли дальше. До селения оставалось немного, но уже темнело. Высоко над вершинами, с которых они спустились, вспыхивали первые звезды. Легкий ветерок шелестел в сухой траве. В кустах зажглись огоньки светлячков. Вот наконец его родная хижина!
Навстречу с хриплым злобным лаем выскочила собака. Услышав лай, из хижины вышла мать Симу, но и она встретила их совсем не так, как ожидала Вайра, — она, как и собака, яростно набросилась на сына.
- Зачем ты пришел, негодяй? — сипло закричала старуха. — Убирайся сейчас же! Из-за тебя умер отец!... Неблагодарный! Ты во всем виноват!
Симу и Вайра вздрогнули от неожиданности. Старуха не унималась.
- Чего тебе здесь надо? Ты не должен был возвращаться. А ты пришел и еще привел с собой чужую женщину. Убирайтесь оба…
Пораженный Симу молчал. Собака надрывалась и, прыгая вокруг него, лязгала зубами. Дети громко плакали. А мама Катира кричала:
- Уходи, говорю тебе! Не стой здесь! Уходи!
Вайра повернулась и пошла по тропинке. Симу, отбиваясь от собаки, нерешительно последовал за женой. Он был совершенно сбит с толку, не мог понять, что означало поведение матери. Куда теперь идти? Наконец собака отстала, и они остановились. Вайра посоветовала вернуться, чтобы переночевать хотя бы в кухне. Но едва они приблизились к хижине, все началось сначала: на них с рычанием бросилась собака, и опять выскочила из хижины мама Катира, на этот раз с палкой в руках. Пришлось уйти. Поплутав в темноте; они с трудом отыскали заросшую кустарником расщелину и устроились там на ночь. Симу совсем приуныл. Мать, видно, помешалась. Отец умер, вот она и не может никак успокоиться. Подумать только, чего она наговорила! Он виноват в смерти отца! Как это? Он был в городе, а отец дома... Вайра утешала мужа. Все образуется. Нет такой матери, которая не простила бы сына. Гнев матери, как пена: выкипит и пропадет, а под пеной — чистая вода материнской любви, которая никогда не иссякает...
Но и на следующее утро мама Катира оставалась непреклонной. Гнев ее обрушился не только на Симу, но и на Вайру, которую при дневном свете она хорошо рассмотрела. Интересно, что за бесстыжая тварь пришла с этим мерзавцем? Кто она? Откуда взялась? Зачем она, как пиявка, присосалась к нему? Пусть сейчас же убирается отсюда подальше!
- Она хорошая женщина, мать, — умоляюще пробормотал Симу. — Я люблю ее...
Он стоял перед матерью. Поодаль лежал узел, рядом с ним топталась Вайра с мальчиком на руках. Сиса испуганно ухватилась за ее юбку. Мама Катира, услышав, что сын осмелился возражать, подняла палку и несколько раз ударила его по плечам и голове. Симу не пошевелился, его руки были покорно сложены, а голова опущена. Мама Катира скоро устала. Она оперлась на палку, еще раз выругала Симу и Вайру и ушла в хижину. Им пришлось опять вернуться в ущелье. Там было очень сыро, и дети могли заболеть, поэтому Вайра предложила Симу попроситься к кому-нибудь из соседей. Их охотно пустил к себе живший неподалеку добрый тата Тимуку и разрешил расположиться на кухне. А вечером он отправился к маме Катире и попытался уговорить ее,
Старуха приняла тату Тимуку не очень любезно. Не успел он и рта открыть, как она накинулась на него за то, что он пустил к себе в дом ее негодного сына. И хорошо бы его одного, а то еще эту митму[118], без рода и племени. Если бы Симу вернулся один, она, его мать, и то не приняла бы его. Ведь он бросил родителей, не сказав ни единого слова. Бедный Анакилу не смог пережить такого горя... А теперь, когда этот негодник притащил с собой какую-то чужую женщину, пусть он и не надеется, что мать его простит! Тата Тимуку не перебивал Катиру, он дал ей излить душу, а потом спокойно заговорил. Он исчерпал все доводы и опустошил целый акулли[119] отборной коки, но мама Катира по-прежнему и слышать не хотела о том, чтобы простить сына.
Однако тата Тимуку не зря славился своим упорством. После первой неудачной попытки в нем заговорила уже не жалость к Симу, а уязвленное самолюбие, и следующим вечером он опять отправился к маме Катаре. И опять не один час прошел в бесплодных спорах, но непреклонность вдовы на этот раз была поколеблена. Тата Тимуку понял, что ее упрямство дало маленькую, еле заметную трещину. Когда он пришел домой, ожидавшие его возвращения Вайра и Симу увидели в его глазах блеск, вселивший надежду в их сердца.
Поскольку мама Катира находилась в затруднительном положении, оставшись совершенно одна и лишившись поддержки и средств, ниньу[120] Исику, управляющий имением, отнял у нее землю. Он знал, что за старую женщину никто не заступится. Но, прослышав о возвращении беглеца, он вызвал Симу к себе и предупредил, что он немедленно должен выйти в поле, чтобы отработать долги семьи за участок. Симу попытался было разжалобить помещика рассказом о своих бедствиях, но тот был глух к его мольбам и выпроводил беднягу, заявив, что очень занят.
Проработав в поле до вечера, Симу вернулся в хижину таты Тимуку. Старик сказал, чтобы они собирались, и сам отвел их к маме Катире. Она встретила сына так же, как и в первый раз, но Симу и Вайра, не обращая внимания на ее вопли, молча прошли в хижину и сели в углу. Старуха сначала опешила, потом схватила подвернувшуюся под руку палку и принялась колотить Симу, он не сопротивлялся и лишь прикрывал руками голову. Расправившись с сыном, мама Катира взялась за ненавистную митму, которая, к ее удивлению, переносила побои с поразительным терпением. Выбившись из сил, старуха бросила палку и ушла в комнату, оставив непрошенных гостей в кухне. Утром по дороге в поле тата Тимуку привел в хижину обоих детей...
Первые дни у свекрови были большим испытанием для Вайры. Старуха совсем не разговаривала с ней и не скрывала презрения. Иногда она так смотрела на Вайру, словно хотела ее убить своими взглядами.
Хижина состояла из небольшой комнатушки и крошечной кухни. Одну половину комнаты занимала лежанка, сложенная из кирпичей, а другая была сплошь заставлена ветхой мебелью и домашней утварью. Мама Катира спала на лежанке, устланной вылезшими шкурами лам. Вайра и Симу, чтобы освободить место на полу для себя и детей, сложили всю рухлядь в одну кучу.
В первую ночь старуха, уже погасив коптилку, никак не могла успокоиться, долго раздавался ее дребезжащий голос. Громко всхлипывая, она перечисляла обиды... Нелегко жить на свете одинокой бедной вдове. Муж весь свой век гнул спину, но так и не сумел обеспечить спокойную старость несчастной женщине. Взял да и умер. Ему хорошо. А ты мучайся, ведь жить как-то надо. Весь год был такой неудачный, словно над хижиной тяготеет чье-то проклятие. Одна беда за другой, отдышаться не успеваешь. А если бы Симу не убежал, все было бы по-старому... Только они со стариком пришли в себя после исчезновения сына, как пала единственная лошадь, а была еще совсем здоровая. Потом три ламы заблудились в горах. Паслись, паслись и забрели куда- то к дьяволу на рога, больше их никто не видел... А тут еще Тибука, не спросясь родителей, вышла замуж, когда еще уборка не кончилась. Старый Анакилу еле-еле оправился. Столько несчастий за один год! Подумать только! Бедный старик сначала только вздыхал, потом заболел и умер. Она осталась одна, а Симу все не возвращался.
Теперь вот заявился, когда думать о нем забыли, да еще привел с собой эту противную чужую женщину, эту митму. Разве такая будет работать, она только и умеет, что бегать за Симу! Один ее вид чего стоит! Какая порядочная женщина оденет такую юбку, которая еле-еле прикрывает колени? А что за блузка на ней! Смотреть стыдно! Вот-вот лопнет на груди. И что за штуку она одела себе на голову вместо шляпы? Просто колокольня, да и только! Туфли на каких-то гвоздях, на них и ходить-то нельзя, вот она и вихляется, толкни — упадет! Говорят, так одеваются все женщины в городе, так ведь известно, какие они...
Прослушав две или три ночные проповеди, Симу понял, что долго не выдержит, и решил построить жилище для своей семьи около пустовавшей овечьей клети, а из нее сделать маленький дворик. Один из прежних друзей помогал ему. После работы в поле они за несколько вечеров под непрерывный аккомпанемент ругани старой Катары натаскали камней для стен.
- Давай построим высокую просторную комнату с навесом, как строят у вас в долине, — предложил Симу.
- Давай, — поддержала Вайра, — под навесом я буду ткать.
К сожалению, не одна Катира встретила Вайру так враждебно, другие отнеслись к ней не лучше. Жители селения знали друг друга, были как родные, а она митма. Кто скажет, что она делала раньше, когда жила в городе? Известно, чем там занимаются женщины. Ничего доброго от нее не жди, да и ленива она, наверное. А говорят, с кем поведешься, от того и наберешься. Глупый Симу! Притащил с собой из города митму, когда в селении сколько угодно хороших девушек. Вот разиня! Нет ему ни в чем удачи. Ушел в город из-за того, что Робуста уступила молодому хозяину, а вернулся оттуда с бабой, которая, видать, погуляла, раз у нее двое детей и оба от разных отцов... Ну где вы еще такого дурака найдете?
Больше всех поносила Симу его сестра Тибука. Хорош братец, нечего сказать. Поддался на соблазны какой-то распутницы да еще привел ее, эту язву, в родное селение. Прогнать их надо подальше, чтоб и духу их тут не было. А то как бы не пришлось потом пожалеть... Симу еще может остаться, но эта кхенча[121]... пусть убирается со своими выродками. Подумаешь, жена... Да они, поди, и не венчаны.
Как-то Симу похвастался приятелю, который помогал ему строить дом, что Вайра хорошо готовит и умеет варить чудесную чичу и научилась этому, когда была служанкой у чоло. Вот тут уж языки заработали вовсю! Теперь понятно, почему она похожа на чолу! Понятно, от кого она переняла тихую кошачью поступь, сладкую речь и свою коварную повадку. А шрамы на ее ногах? Знаете, за что так наказывают? Надо быть с ней поосторожнее...
С Вайрой никто не желал водиться. Симу тоже доставалось. Ладно, пусть он женился на митме, это еще куда ни шло. Но с тем, что она была яной, рабыней у чоло, никто не хотел примириться. Ну и дурак этот Симу! Из огня да в полымя. Отказался от Робусты потому, что она пошла в имение и не посмела перечить хозяину, а женился на рабыне. Позор, позор! Разве сосчитаешь мужчин, с которыми спала эта митма, если она прижила двоих детей?.. И разве можно ее равнять с Робустой? Робусту здесь все знали, здесь она родилась и выросла. Ну, случился с ней грех, но это не помешало Анаку, сильному и работящему парню, жениться на ней. А эта пришлая... Да что говорить — Митмаяна. Так за Вайрой утвердилось прозвище.
Вайра страдала от недоброжелательства жителей селения, но не покинула Симу. Здесь ее по крайней мере никто не бил. Недобрые взгляды и сплетни все-таки легче переносить, чем удары, а быть кухаркой в городе, часами стоять у раскаленной плиты и исполнять прихоти хозяев тоже несладко. Теперь у нее был один хозяин — муж. Она уже давно привыкла к нему и со временем привязывалась все больше и больше. Вайра чувствовала, что у него даже мысли не появлялось расстаться с ней из-за пересудов, хотя кормить такую семью было нелегко; с матерью Симу жилось бы гораздо лучше.
А пока им приходилось трудно. По утрам ели жидкую похлебку из картофельной муки, вечером — бобы со жгучим ахи. Тата Тимуку дал им взаймы картофеля, но хватило его ненадолго. Голодная Сиса часто плакала, мальчика же никакими силами нельзя было оторвать от груди. Мама Катира или горько рыдала, или злобно ругалась. Ниньу Исику отказался помочь Симу, пока он не рассчитается со старыми долгами. Продать было нечего. Оставалось жить впроголодь и терпеть.
Вайра работала за троих. Встав, она подметала хижину и двор. Потом стирала. Как-то она связала из остатков шерсти, обнаруженной среди всякого хлама, длинный чунпи и продала в селении, до которого было чуть ли не целый день пути. Там она купила кинтал [122] маисовой муки и притащила домой, чтобы приготовить мукху и немного заработать. Вайра ни минуты не сидела без дела. Стоило старухе взяться за что-нибудь, как она подбегала к ней со словами: «Я сделаю, мама...» Бывало, не успеет свекровь сказать, что вода на исходе, как Вайра уже бежит к источнику. Но окончательно смягчить сердце мамы Катиры помогло Вайре ее умение ухаживать за больными. Она лечила маму Катиру лучше всякого ханпири. Вайра принесла из города маленькую аптечку, которую ей подарил врач еще до того, как его сослали. Оказалось, лекарства помогают ничуть не хуже миллу. Мама Катира теперь ворчала реже и плакать перестала. В хижине понемногу становилось веселее, и это не прошло незамеченным. «Митмаяна околдовала маму Катиру» — таково было всеобщее мнение. Слушая, как старуха хвастается сноровкой и умом Вайры, люди удивлялись: «Такого еще на свете не было, чтобы свекровь хвалила невестку...»
Пока Вайра хлопотала по дому, Симу не покладая рук трудился на отведенном ему клочке земли, он управился вовремя, погода стояла хорошая, и урожай превзошел все ожидания. Они полностью расплатились с долгами в асьенде и возвратили весь картофель, взятый взаймы. Дети будто разучились плакать, хотя Вайра отняла младшего от груди. А мама Катира даже улыбалась своим беззубым ртом, поглядывая на трех овечек в клети и на кур, разгребавших землю в поисках корма для цыплят.
Вскоре после уборки урожая Симу достроил дом с навесом, с настоящей дверью и даже с окном. Совсем как в долине! Но чего он стоил! Сколько воскресений и сколько вечеров проработал Симу, а в полнолуние он трудился и по ночам!
Несмотря на недоброжелательство жителей селения, на чхаллаку[123] пришло много прежних друзей Симу и все родственники, кроме упрямой Тибуки. Сначала ханпири совершил приношение Пачамаме, которая, судя по всему, приняла его благосклонно, потом приступили к еде, выпили чичи, потанцевали — словом, все было как у людей.
На следующий день тата Тимуку, который на новоселье ел и пил больше всех, почувствовал себя так плохо, что не смог выйти на работу. Узнав об этом, мама Катира отправилась его проведать. К вечеру ему стало хуже, в его хижине толпились обеспокоенные родные. Всегда веселый тата Тимуку лежал с искаженным от боли лицом и время от времени издавал глухие стоны. А когда страдания становились нестерпимыми и по телу пробегали судороги, тата Тимуку требовал, чтобы ему немедленно дали нож.
- Ой, больно! — кричал он. — Живот болит! Дайте мне нож! Я разрежу себе живот! Я хочу скорее умереть...
Никто из присутствующих не двинулся с места. За ханпири уже послали, теперь надо ждать. Но мама Катира не могла оставаться равнодушной к страданиям таты Тимуку, она заговорила, невзирая на общее неодобрение. Бедный старик очень мучается, с ней тоже такое случалось. Она может позвать невестку. Это просто удивительная женщина. Она все умеет делать, умеет и болезни лечить. Когда у них в хижине кто-нибудь заболевает, они не посылают за ханпири. Зачем такие расходы? Невестка сама выхаживает и мужа и детей. У нее есть целебные кружочки и горькая мука в бумажках, которыми лечат в городе. Надо позвать ее, и она поставит на ноги тату Тимуку...
Тем временем тата Тимуку все настойчивее требовал, чтобы ему дали нож, а посланный за ханпири еще не возвратился; ханпири жил далеко, и не всегда его можно было застать. Мама Катира продолжала расхваливать способности Митмаяны и предлагала пригласить ее. Но ответом ей было молчание: никто не сказал ни да ни нет...
Вскоре появился запыхавшийся посланец. Он печально сообщил, что не нашел ханпири. Мама Катира настаивала на своем, и тогда кто-то из старших родственников больного кивнул в знак согласия. Побежали за Митмаяной. Когда она пришла, тата Тимуку лежал без сознания. Вайра с первого взгляда поняла, в чем дело. Ей не раз приходилось наблюдать подобные случаи среди пациентов хозяина. Она приглядывалась к тому, как он их лечил, а иногда даже помогала: подавала лекарства или делала перевязку. Пощупав пульс таты Тимуку, Вайра приступила к лечению. Присутствующие со сдержанным любопытством наблюдали за Митмаяной. Она действовала иначе, чем ханпири. Когда она принялась размешивать в кружке какую-то белую пыль, многие испугались. Кто знает, что это за снадобье? Уж не дьявольское ли оно?
Через десять минут после того, как ослабевший больной выпил лекарство, ему стало чуть-чуть легче. Мама Катира очень гордилась невесткой, которая не ударила лицом в грязь. Старуха даже забыла о небесных силах и считала, что своим исцелением тата Тимуку обязан исключительно мудрости Митмаяны. А как же иначе! Все убедились, что жена ее сына лечит не хуже городских врачей. Ни один ханпири не мог бы так быстро помочь умиравшему тате Тимуку. Какая удача, что Симу привел в селение эту необыкновенную женщину. И мама Катира впервые в жизни расплакалась от счастья, она благодарила богов, пославших ее сыну такую жену.
Между тем солидная доза слабительного оказала свое действие. Тата Тимуку вскочил и стремглав выбежал из хижины... Вернувшись, он уже не требовал ножа и не хватался за живот. Блаженно улыбаясь, он заснул спокойным сном. Родственники его, бросая удивленные взгляды на Митмаяну, стали расходиться.
Известие об исцелении таты Тимуку не только облетело все хижины селения, но и проникло за его пределы. Оказывается, Митмаяна была не такой уж плохой, а они-то ее ругали! И кто это распустил про нее такие несправедливые слухи? Нехорошо получилось, очень нехорошо...
В селении проживало около двухсот человек, и не проходило недели, чтобы в какой-нибудь хижиине не было больного. Особенно часто хворали дети. Ханпири не всегда мог справиться с болезнью: если заболевал человек молодой и полный сил, заклинания обычно помогали, но старикам и детям они чаще всего не приносили пользы. Раньше и сами больные и их родственники покорялись судьбе, однако с тех пор как Митмаяна вылечила такого глубокого старика, как тата Тимуку, ее звали к больным старикам и детям охотнее, чем ханпири. Всем очень нравилось, что Митмаяна не только лечила, но и очень внимательно относилась к больным. Она не кричала на них, как ханпири, и никогда не требовала платы вперед. Зато, когда после ее лекарств больной выздоравливал, благодарные родственники сами приносили ей, кто что мог; кто дюжину яиц, кто курицу, а кто и ягненка...
Подобно лучу утреннего солнца, который, продираясь сквозь густые заросли, проникает на дно мрачного ущелья, Вайра все глубже входила в сердца жителей селения. Не только ее весьма поверхностные познания в медицине, но прежде всего большой жизненный опыт приносили людям ощутимую пользу. Вайра стояла неизмеримо выше бедных обитателей Пуны, и они вскоре прониклись глубоким уважением к ней.
Вайра тоже очень изменилась, стала общительнее. По вечерам или во время лечения она охотно рассказывала все, что знала о жизни в долине и в городе. Свои рассказы она пересыпала остроумными шутками, но было в них и такое, что заставляло людей призадуматься. Несмотря на молодость Вайры, даже мужчины часто обращались к ней за советом по хозяйству или по семейным делам, а уж о женщинах и говорить нечего. Так росло влияние Вайры. Особенно важным было то, что она умела читать, писать и свободно говорить на юрах сими[124]. Не раз это помогало индейцам при переговорах с хозяевами асьенды. Поэтому не удивительно, что пеоны стали относиться к Вайре не только с уважением, но почитали ее за существо высшее и необыкновенное. Однако прозвище Митмаяна за ней сохранилось, хотя и приобрело уже не пренебрежительный, а почтительный смысл.
И здесь, в селении, Вайра не оставила своей мечты, которая родилась у нее еще в городе: соткать пончо для Симу. Долгое время она собирала шерсть, потом сходила на рынок, купила красок и выкрасила мотки. Симу соорудил ей станок под навесом, выстругал и отполировал челнок, и она взялась за дело. Вайра твердо решила сделать своему мужу такое пончо, какого не было ни у кого в селении, и поэтому ей часто казалось, что ее работа никуда не годится; тогда она распускала готовую ткань. Случалось, что, разозлясь на свое неумение, она швыряла челнок, забрасывала в темный угол мотки и хваталась за работу по дому. Но скоро она опять чувствовала, что ее тянет к станку, и снова бралась за пряжу. Постепенно дело пошло на лад, и Вайра наконец добилась своего: пончо было готово. Как и следовало ожидать, Симу пришел от него в восторг, и не только Симу — все селение восхищалось работой Вайры. Когда Симу в первый раз появился в обновке, вокруг него собралась целая толпа, все разглядывали и трогали чудесное пончо. Ни у кого не было такого тонкого, красивого и яркого пончо! Молодые мужчины буквально лопались от зависти, каждый из них дорого бы дал, чтобы пощеголять в таком наряде.
Принарядив Симу, Вайра смогла подумать и о себе. Она накопила шерсти, купила красок и начала вязать льихлью. Вайра уже давно присматривалась к нарядам местных женщин, больших щеголих, как и все женщины на земле, но их накидки ей не нравились. Подбор красок она находила неудачным. Черные и красноватые или черные и голубые полосы, а по ним белые и красные узоры — такое сочетание ей казалось скучным, оно не радовало глаз. Вайра вспоминала яркие краски долины, прекрасные и сочные, как цвета радуги.
Льихлья далась Вайре нелегко, хотя она уже кое-чему научилась, когда ткала мужу пончо. Но вот накидка была окончена, и последовал такой взрыв восторга, которого не вызвало даже пончо Симу. Девушки толпами прибегали в дом Митмаяны полюбоваться ее работой. Многие пробовали подражать, но у них ничего не вышло. Как-то к Вайре пришла красивая и неглупая Манукита, единственная дочь таты Микулы, одного из самых зажиточных колонов. Она принесла богатый подарок и попросила помочь ей связать льихлью, хоть немножко похожую на ту, что Митмаяна связала себе. Вайра охотно взялась учить Манукиту, потому что девушка очень хорошо/ткала и вязала, она не умела лишь подбирать краски. Скоро Манукита научилась этому искусству ничуть не хуже самой Вайры.
Все юноши селения мечтали о таком пончо, как у Симу, а девушки умирали от желания покрасоваться в прекрасной льихлье, сотканной руками Вайры. Так у нее появилось много заказов, и доходы семьи значительно выросли.
Не прошло и года после возвращения Симу из города, как судьба подарила ему сына. Обрадованная мама Катира настояла, чтобы внука назвали именем покойного деда, и никому не уступила права нести новорожденного в церковь, хотя расстояние было немалое и годы тоже давали себя знать. Если бы вы видели это торжество! Друзья и родственники одели праздничные наряды, разукрасили сбрую и седла лошадей лентами и, окружив пестрой кавалькадой женщин, сопровождавших мать и бабушку с младенцем на руках, двинулись в храм. Собралось много народу, играла музыка, а на колокольне звонили колокола.
После крестин, как заведено, счастливый отец устроил угощение в чичерии. Пили и ели до тех пор, пока не валились под стол... А наутро, растрепанные, с покрасневшими глазами, отправились домой. У селения их поджидал молодой хозяин, он крепко сжимал кулаки, и его вид не предвещал ничего доброго.
[118] Чужачка (кечуа).
[119] Кисет для листьев коки (кечуа).
[120] Искаженное ниньо (исп.) — сын хозяина.
[121] Проклятая (кечуа).
[122] Мера веса, равная
[123] Новоселье (кечуа).
[124] Испанский язык (кечуа).