В городе

Когда сострадательная соседка по вагону спросила, не мать ли она так горько оплакивает, Вайра утверди­тельно кивнула. Только узнав о смерти Састрепанчу, она поняла, что добрая чола стала ей ближе и дороже род­ной матери. Самым счастливым временем ее жизни были дни, которые она провела в чистом домике доньи Альта- грасии. После смерти отца смерть Састрепанчу была для нее самой тяжелой утратой. «Хорошие люди всегда рано умирают... Умер отец, умерла Састрепанчу... А вот донья Элота, наверно, никогда не умрет...» — думала Вайра, вытирая слезы ладонью. Женщина, сидевшая напротив Вайры, участливо спросила, куда она едет.

- В город, работать, — ответила Вайра.

- А ты была когда-нибудь в городе? - продолжала расспрашивать женщина.

- Нет, никогда.

Тогда женщины, соседки Вайры, стали наперебой рассказывать про город.

Вагон был полон. Здесь сидели индианки с грудными детьми на руках и индейцы, одетые в плохо сшитые грубошерстные пиджаки, и хорошенькие чолиты, и дородные чолы в пестрых юбках и больших белых шля­пах. Были здесь и старики, и подростки, и шумная моло­дежь. Все громко смеялись и разговаривали. Когда поезд останавливался, его окружали разносчики, они протя­гивали в окна вагонов стаканы с чичей и завернутую в бумагу еду. Стаканы быстро опорожнялись, широкие рты жадно пережевывали пищу, в вагоне становилось все оживленнее, чаще раздавались взрывы хохота...

- Подъезжаем к городу, — сказала женщина, кор­мившая грудью ребенка.

Вайра с любопытством смотрела в окно. Никогда она не видела такого множества красных черепичных крыш, среди которых высоко поднимались колокольни бесчис­ленных церквей и зеленые кроны деревьев. И хотя город был еще далеко, уже чувствовался запах дыма.

Вайра вышла из вокзала вместе с толпой приехавших. Смеркалось. Люди, толкая друг друга, шли по тротуару. Вайра двигалась вместе со всеми, будто знала дорогу, будто эти люди должны были привести ее туда, где она сможет найти пристанище. Но толпа понемногу редела, и вот, когда Вайра была уже далеко от вокзала, рядом с ней осталось всего несколько человек, сгибавшихся под тяжестью своих узлов. С наступлением темноты ею овладела тревожная неуверенность, постепенно сменив­шаяся страхом. Лица встречных людей были непри­ветливы, два раза ее чуть не сшибли с ног. Вайра вышла на большую улицу, по которой взад и вперед, пронзи­тельно гудя, летели автомобили, а вдоль тротуаров ярче звезд горели фонари. От шума и ослепительного света у Вайры закружилась голова, девушка присела на сту­пеньку какого-то подъезда. В ушах шумело, перед гла­зами кружились желтые пятна маленьких солнц, осве­щавших город. Вайра опустила голову, ей стало дурно:

- Что с тобой, девушка? — спросил женский голос на кечуа.

Вайра испуганно открыла глаза и увидела склонив­шуюся к ней полную чолу с круглым, сильно напудрен­ным лицом. Ее волосы были заплетены в две толстые косы, доходившие до колен, а в ушах висели тяжелые серьги. Вайра со страхом смотрела на чолу, не зная, что последует за ее вопросом.

- Бедняжка... Ты, наверное, не здешняя?

Вайра от волнения не могла ответить.

- Если тебе негде остановиться, идем ко мне, — продолжала чола. — Я живу одна. Пойдем.

Вайра вспомнила Састрепанчу, эта чудесная женщина когда-то обратилась к ней с подобными словами. Может быть, полная чола такая же добрая и отзывчивая. Вайра встала и быстро пошла за незнакомкой. Мимо них по-прежнему сновали автомобили, по мостовой стучали повозки, запряженные лошадьми. Прохожие толпились на тротуарах, было тесно, как в церкви на воскресной мессе. Вайра совсем не таким представляла себе город, она слышала о нем много рассказов дома и в поезде. А падресито, он так нахваливал город, по его словам выходило, что это рай. И девушка думала, что в городе летают ангелы. Но сейчас ей стало страшно. Как здесь шумно! В полях было так тихо...

Они вошли в узенькую улочку; чола остановилась у двери какого-то дома, среди необъятных складок своей юбки она нащупала вязаную шерстяную сумочку и вытащила, оттуда ключ. Ключ со скрипом повернулся в ржавом замке, и дверь открылась.

Они очутились в лавке чолы. В нос ударил устояв­шийся тяжелый запах печеного хлеба, табака и керосина. Хозяйка зажгла парафиновую свечу, и Вайра смогла рас­смотреть комнату. Лавочку перегораживал прилавок с витриной, где были выставлены сигареты, пачки чая, хлеб, шоколад, консервы и другие товары. За прилавком высилась широкая деревянная кровать, покрытая байко­вым одеялом, у изголовья стоял стул с плетеным сиденьем. Около двери виднелся глиняный очаг, а рядом с ним миски, кувшины, чугуны и небольшая ступка, в которой толкли перец. Кроме того, в комнате был еще стол, сколо­ченный из нетесаных досок, а на стене висели яркие юбки и шаль. В углу чернел обитый кожей кустарный сун­дук — такие в прежние времена изготовляли в Санта-Крусе.

Чола предложила Вайре сесть. Вайра послушалась, доверчиво разглядывая свою новую знакомую. Она не была похожа на Састрёпанчу, но беседовала с Вайрой ласковым голосом, в котором слышалось искреннее со­чувствие. Она говорила на кечуа так же чисто, как мать Вайры, и девушке это очень понравилось. Разговаривая, хозяйка открыла витрину, достала большую, вкусно пахнувшую булку, кусок развесного шоколада и несколько карамелек. Пока Вайра наслаждалась этими лаком­ствами, чола, сидя по-индейски на кровати, расспраши­вала ее. Женщина казалась такой бесхитростной, просто­душной и доброй, что Вайра рассказала о себе все. Когда она упомянула о подарках священника, чола захо­тела их посмотреть. Вайра достала из-за пазухи узёлок и охотно показала свои драгоценности. Чола пришла в восторг и от цепочки из чистого золота, на которой висел медальон с крохотным бриллиантиком и от жем­чужных серег, жемчуг был совсем как настоящий. Заме­тив, что чола залюбовалась безделушками, Вайра, пови­нуясь какому-то странному порыву, сказала:

- Спрячьте их куда-нибудь, сеньора. Мне они сейчас не нужны. Когда понадобятся, тогда отдадите. Спрячьте, пожалуйста, и мои деньги. А то как бы я их не потеряла...

Чола спрятала драгоценности и деньги Вайры в сун­дук, после чего ее интерес к рассказам девушки сразу погас. Она зевнула и проговорила:

- Уже совсем поздно. Пора спать.

Сняв с кровати байковое одеяло, чола выбрала не­сколько бараньих шкур и подала их гостье, указав угол, где можно было стелиться. Потом она достала из-под кровати узел с грязным бельем, завязанный в большую шаль, и, выпростав ее, дала Вайре вместо одеяла. Они улеглись, и женщина погасила свечу.

Вайре очень хотелось спать, постель из бараньих шкур казалась ей мягкой, как пух. Но не успела она закрыть глаза, как ее укусило какое-то насекомое. Она почесалась. Но укусы следовали один за другим. Еще, потом, еще. Заснуть было невозможно. Сначала она решила, что кусаются блохи. Но вскоре поняла, что это не они. Блохи кусаются не так, она это хораошо знала, они кусали ее и в родительской хижине и в доме свя­щенника, к тому же, если лежать тихо, блохи быстро успокаивались, а здешние насекомые были гораздо злее. Они не кусали, они жгли.

Вдруг в дверь лавочки постучали, Женщина, казалось, только и ждала этого. Босиком на цыпочках, по­бежала она открывать.

- Разговаривай тише, — шепнула она. — У меня спит одна девушка.

Вайра ничего не видела в темноте, но по шагам дога­далась, что вошел мужчина. Она услышала, как он ощупью пробрался, к кровати. Стукнул об пол сперва один, потом другой ботинок; совсем так же, бывало, раз­девался дон Энкарно. Затем послышался шорох одежды. Кровать заскрипела: мужчина лег. Они зашептались. Чола говорила на кечуа, а мужчина по-испански, но оба понимали друг друга, и Вайра понимала обоих, хотя укусы насекомых мешали ей следить за разговором.

— Ты уже давно не даешь мне ни реала, — жалова­лась чола.

- Не понимаю чего тебе надо. Ведь я плачу за по­мещение,

- И считаешь, что этого достаточно женщине? Может, ты думаешь, что я питаюсь воздухом?

- Ты же знаешь, как мало я зарабатываю...

- А я тут при чем? За те гроши, что ты платишь, ты слишком многого хочешь. Приходишь каждую ночь и мучаешь меня до утра. Совсем спать не даешь...

— Скоро я получу прибавку. Тогда буду приносить побольше.

—— Это я уже слышала. Надоело! Хватит! Хочешь спать со мной, доставай деньги, как делают все муж­чины.

- Где же, любовь моя, я их достану. Хочешь, чтобы я начал воровать, что ли?

- Если нет денег, не лезь ко мне каждую ночь...

Они еще долго шептались. Вайра старалась лежать не­подвижно, чтобы не мешать им, но это давалось ей не­легко. Все тело чесалось: то шея, то спина, то ноги; то плечи, опять спина, руки, снова шея. Неожиданно ее пальцы схватили разбухшее мягкое насекомое. Отврати­тельно запахло. Наверное, клоп. Ни в селении, ни у хозяев клопов не было, Вайра знала о них понаслышке. Оказы­вается, в городе масса клопов. Ничего себе рай! Вайра мучилась, пока не заснула. Утренней, свет пробивался сквозь дверные щели, когда та открыла глаза. Чола уже не спала. Oнa была одна. Мужчина исчез. Чола стояла на коленях в своей кровати и, сложив руки, шеп­тала молитвы так же громко, как ночью переругивалась с любовником. Черные волосы женщины рассыпались по плечам, смуглые ноги виднелись из-под рубашки. Лицо ее было спокойно и безмятежно. После того как чола кончила молиться, они умылись и убрали комнату. Позавтракали черствой булкой с конфетами и запили водой. Потом чола отпустила немногочисленных покупа­телей, заперла лавку на ключ и они пошли гулять. Все было бы хорошо, если бы чола давала побольше есть. Они бродили по улицам, побывали на главной пло­щади. Город очаровал Вайру. Такой красоты она еще не видела. Повсюду виднелись густые сады, и каждый, кто хотел, мог заходить в них. Огромные деревья отбрасывали прохладную тень, на клумбах росли красивые цветы, а на площадях били фонтаны. К вечеру зажглись фонари, но голова у Вайры больше не кружилась и автомобили уже не казались страшными. Откуда-то издалека доно­силась чудесная музыка. А какие дома! И главное, никто тебя не знает, ни одного знакомого лица. Мужчины и женщины шли ей навстречу, почти все были хорошо одеты. Она видела красивых и безобразных, молодых и старых, толстых и худых, но ни одного знакомого. Как странно! Вайре даже захотелось встрётить кого-нибудь из односельчан, чтобы услышать радостные слова: «Здравствуй, имилья. А я тебя знаю, ты из нашего селе­ния...» Но никто к ней не подходил. Они сели на ска­мейку и долго сидели, рассматривали прохожих, их ко­стюмы, слушали разговоры. Вайра была очень довольна.

Вернувшись домой, они опять поболтали. Вайра за­кончила свою историю, она ничего не утаила от новой подруги, даже своих отношений со священником. По­том чола рассказала о себе. Мать ее была кухаркой в богатой семье. Сын хозяев, как это часто случается, обольстил девушку, у нее родилась дочь, и бедняжку выгнали из дома. Потом мать чолы нанялась к пожилому холостяку, и туг на свет появился мальчик. Она слу­жила еще в трех домах и родила троих сыновей. Стар­шая дочь, которую она наперекор судьбе назвала Фортунатой [89], росла на кухне среди мисок и кастрюль и при­сматривала за братишками. К девяти годам девочка стала опытной нянькой, и мать отдала ее в услужение к одному вдовцу, у которого после смерти жены осталось трое маленьких детей, младшему не исполнилось и года. Мать надеялась, что у вдовца Фортунате будет легче, но хо­зяин оказался не из богатых: кормил плохо, а работать заставлял, как взрослую. Бедная девочка не знала отдыха ни днем ни ночью. К счастью, вдовец скоро женился и отправил ее домой. Не успела она отдохнуть около братишек, как мать нашла ей другое место. Детей у новых хозяев было больше, чем дома, зато кормили хорошо.

Так Фортуната подрастала в няньках, пока судьба не заставила ее переменить профессию. Однажды хо­зяйка застала мужа в тот момент, когда он отнюдь не безуспешно заигрывал с девушкой. Хозяйка, естественно, выгнала Фортунату, и ей пришлось пойти в кухарки. В общем жилось неплохо, но, когда ей исполнилось пятнадцать лет, ее новая хозяйка тоже начала преследо­вать ее. Увядающая жена была до сумасшествия рев­нива, и несчастный муж не мог даже смотреть на других женщин. Часто вспыхивали бурные ссоры между супру­гами. Молоденькая служанка была для хозяйки посто­янным источником беспокойства. Она то и дело приста­вала к ней с упреками: «Вчера ты оставалась наедине с ним, смотри, я все знаю», или «По-моему, сегодня он ущипнул тебя», или «Что ты так смотришь на него?» В конце концов вечные намеки и подозрения привели к тому, что юная чолита действительно стала бредить своим хозяином. Сначала она думала о нем со страхом, потом с интересом, потом почувствовала к нему жалость, как к товарищу по несчастью. Хозяйка частенько пу­скала в ход кулаки, обрушивая свою ярость не только на молоденькую Фортунату, но и на пожилого мужа. Между жертвами ее ревности возникли молчаливая солидарность и сочувствие: оба они несли наказание за проступки, которых не совершали...

Как-то хозяйка Фортунаты заболела, и ее положили в больницу. Кроме забот до кухне, на девушку легли еще и заботы о детях. Хозяин по вечерам помогал ей.

Однажды, когда они укладывали детей спать, их глаза встретились. Уложив детей, она вышла из спальни и на­правилась к себе, но услышала, что хозяин тихонько идет за ней. Она испугалась, сама не зная чего, и, огля­нувшись, застенчиво спросила:

- Зачем вы идете за мной, сеньор?

- Потому что жены нет дома.

Она, убежала в свою комнату, разделась и легла в постель. Но сон не шел. Голова пылала от тревожных неотвязных мыслей, хозяин целиком завладел ее вообра­жением, она и боялась его и желала. Вдруг скрипнула дверь, и он появился на пороге. Сначала девушка от­чаянно сопротивлялась, но скоро силы ее иссякли...

Когда хозяйка вернулась из больницы, все пошло по-старому. Бедная женщина избавилась от болезни, но не от ревности. Однако едва она засыпала, как муж не­слышно прокрадывался в комнату кухарки... Вскоре обнаружились первые признаки беременности хорошо зна­комые Фортунате из детских наблюдений за матерью. Раньше, чем ее состояние стало заметным, чолита исчезла из дома: ушла на рынок и не вернулась. Она поступила к другим хозяевам в отдаленный квартал. По­том настало время родов, а с ним и новые трудности в жизни Фортунаты. Никто не хотел брать служанку с грудным ребенком. Это были тяжелые дни. Мать пускала девушку к себе только поздно ночью, когда хозяева уже спали, и выпроваживала до рассвета. Она давала Фортунате немного поесть и уступала половину постели. Через два месяца ребенок умер, и тогда чолита сразу нашла работу...

- А того сеньора, что был отцом твоего ребенка, ты больше не встречала? — спросила Вайра.

- И не один раз, только он делал вид, что не узнает меня.

- А кто же ночью приходил к тебе?

- Так, один кхарачупа[90]. У него совсем нет сове­сти, Наобещал мне золотые горы, сманил с работы и уговорил заняться торговлей, а денег почти не дает, только-только хватает заплатить за комнату.

- Почему же ты не бросишь его и не пойдешь ра­ботать?

- Хочется хоть немного пожить на воле. Уж очень надоело скитаться по чужим домам, нюхать кухонный чад и терпеть грубости этих кхапахкуна[91].

На другой день подруги встали поздно. Чола была в чудесном настроении. Весь день она провела с Вайрой, подробно рассказала о том, как познакомилась со своим теперешним любовником. Ночью он обещал принести де­нег. В ожидании его хозяйка и гостья проболтали до­поздна и, уже лежа в постелях и потушив свет, никак не могли наговориться. Вайра заранее решила, что как только раздастся стук, она притворится, что крепко спит. Но никто не шел, и Вайра, которую клопы беспокоили меньше, чём в первую ночь, незаметно заснула.

Утром чола встала злая, как голодная пума. Ее дру­жок так и не появился. Она еле дождалась, когда на ближайшей церкви часы пробили девять, и отправилась в контору, где работал бесстыжий обманщик, чтобы устроить ему скандал. Уж что-что, а это она умела; она могла такое поднять, что вся контора переполошится. Она как следует осрамит негодяя и задаст ему такую трепку, что он век помнить будет. Он еще узнает, этот жадюга, с кем имеет дело. Он думает. что может обма­нуть ее, Фортунату Мараньон, дочь Эспиридона Мараньона!.. Посмотрим! Преисполненная решимости и не ску­пясь на самые сочные выражения, Фортуната удалилась. Вернулась она через час; но настроение ее резко изменилось.

- Ну что, задала ему трепку? — не утерпев, спросила Вайра.

- Не суй нос в чужие дела, — отрезала чола и усе­лась на сундуке.

Наступило продолжительное молчание. Вайра приго­товила завтрак и обслужила покупателей. Фортуната подошла к прилавку и посмотрела в стакан, где лежала выручка. Он был заполнен только наполовину, и чола с шумом поставила его на место.

- И наторговала же ты! — сердито сказала она Вайре. — Просто курам на смех. Ты, видно, распугала своим видом всех покупателей. Где остальные деньги?

— Больше ничего нет. Вся выручка тут, — удивленно ответила Вайра.

- Не может быть! Ты, наверно, прикарманила часть денег.

Не обращая внимания на слова чолы, Вайра присела и стала подкладывать щепки в очаг. Фортуната с недо­вольным видом расхаживала по комнате.

- Ты никуда не годишься, — вдруг заявила она. — Даже подмести как следует не умеешь.

- Сейчас подмету еще раз. Уж очень старый у вас веник.

Фортуната села завтракать и нашла чупе[92] отврати­тельным, по ее словам, ничего более невкусного она в жизни не ела. Может быть, индейцы и могут есть по­добное месиво, но она ведь не индианка. Такая работа не стоит того, чтобы держать девчонку в своем доме и еще кормить ее. Если ты не умеешь приготовить даже несчастного чупе, надо, было сказать об этом рань­ше, черт побери. Она не позволит, чтобы ее продукты тратили впустую... Фортуната бросила ложку и повали­лась на кровать. Весь день она не переставала ворчать на Вайру. Впрочем, проголодавшись, Фортуната подо­грела никуда не годный чупе и с аппетитом поела.

К вечеру ее настроение несколько улучшилось. Дол­жно быть, Фортуната надеялась, что этой ночью любов­ник вернется в ее объятия. Почти не сомкнув глаз, она прождала до рассвета, прислушиваясь к шагам на улице. Чола проспала до восьми часов и встала грознее тучи. Вайра наивно спросила, не приходил ли ночью кхарачупа, и чола неожиданно разозлилась. Она взорвалась, как порох, и обрушила на Вайру целый водопад ругани. Та, сообразив, что задала неуместный вопрос, молчала. Но покорность девушки только распалила Фор­тунату, и она стала поносить ослиц, которые путаются с ослами в сутанах, давшими обет безбрачия. Этого Вайра уже не могла стерпеть и как следует отбрила чолу, напомнив о ее связи с чужим мужем. Они переругивались до тех пор, пока не исчерпали все ругатель­ства, и тогда вцепились друг другу в волосы. Потом Фортуната, как гостеприимная хозяйка, схватилась за нож, а Вайра завладела учу моркхо[93]. У лавчонки стол­пился народ. Несколько человек посмелей вбежали в комнату и разняли противниц. Было заключено временное, перемирие. Но как только добровольные миротворцы и зрители разошлись, ссора вспыхнула снова. Вайра заявила, что больше ни минуты не останется у Фортунаты.

- Ну и убирайся вон, рваная имилья!

- Только отдай сначала мои деньги, и серьги, и ме­дальон на цепочке.

- Получай!..— ответила Фортуната и закатила Вайре пощечину ничуть не хуже доньи Элоты.

Вайра ногтями вцепилась в круглое лицо Фортунаты. Та сильно рванула ее за косы, и обе покатились по полу. Фортуната, ухватившись за волосы Вайры, била ее го­ловой об пол и не переставала сыпать самыми отбор­ными ругательствами. Вайра, чувствуя, что проигрывает битву, оторвалась от щек противницы и тоже ухватилась за ее длинные толстые косы. Очевидно, оставалось пу­стить в ход зубы, но прохожие и покупатели снова вме­шались в сражение и разняли дерущихся. Полиция, ко­торая иногда появляется кстати, на этот раз пришла только тогда, когда все было кончено. Тем не менее на­рушительницы тишины и общественного порядка были арестованы и препровождены к полицейскому комиссару. По улице они шли, разделенные полицейскими, но это нисколько не мешало им продолжать перебранку, что, естественно, привлекало немало любопытных и осо­бенно ребятишек. Последние откровенно восхищались смелостью маленькой Вайры и меткостью ее замечаний, которые следовали в ответ на реплики солидной полной дамы.

Полицейский комиссар, щупленький человечек с ли­сьей мордочкой, подверг женщин допросу, после чего объявил их виновными в нарушении правил обществен­ного поведения и приговорил к тюремному заключению на сорок восемь часов каждую, добавив, что при жела­нии наказание можно заменить денежным штрафом.

Вайра до сих пор не задумывалась над тем, сколько у нее денег. А если не хватит? Ничего не поделаешь — придется отсидеть. Пока она размышляла, Фортуната, порывшись в складках своей широченной юбки, вы­тащила сумочку и выложила деньги перед комиссаром. Не удостоив Вайру ни единым взглядом, громко посту­кивая каблуками, с гордо вскинутой головой, она тут же удалилась.

- Я тоже хочу заплатить штраф, — робко произ­несла Вайра, — но мои деньги остались у нее в сундуке.

Комиссар понимающе улыбнулся, а двое полицей­ских, как гончие, почуявшие дичь, бросились к выходу. Вскоре они вернулись и торжественно вручили комис­сару пачку денег и подарки падресито. После нового, еще более искусного Допроса Вайру посадили в ка­меру для подследственных. Там было полно мужчин и женщин. И все они, не переставая, проклинали своих мучителей, Вайра присела в уголке и залилась слезами. Она так и не смогла заснуть, потому что камера кишела паразитами.

С утра до вечера в камере предварительного заклю­чения стоял неумолчный гул... Звенели ключи, хлопали двери; кого-то выпускали, кого-то приводили. Здесь долго никто не засиживался. Через несколько Дней Вайра стала старожилом; она дольше всех пробыла в камере, и ни один человек не мог вспомнить, откуда взялась эта худая индианка в рваной одежде. Дни шли.

О ней совсем забыли. Однажды поздно вечером за дверью выкрикнули ее имя. Полицейский, вызвавший Вайру, отвел ее в маленькую пустую камеру и довольно сбивчиво объяснил, что ее обвиняют в краже драгоцен­ностей, а за это полагается тюремное заключение. Вайра заплакала.

— Не кричи так громко, — сказал полицейский, коснувшись ее плеча.

Он прибавил, что ее судьба находится в его руках, стоит ему захотеть, и он хоть сию минуту выпустит ее на свободу. Но она должна пойти ему навстречу, выпол­нить его желание — так, один пустячок, дело займёт не­сколько минут... Однако у Вайры уже имелся достаточ­ный опыт. Она быстро поняла, чего хочет от нее поли­цейский, и решительно отвергла его предложение. Он попытался прибегнуть к силе, тогда Вайра отчаянно закричала.

- Да замолчи ты, проклятая потаскушка! — испу­ганно прошипел полицейский, зажимая ей рот.

Увидев, что девушка не сдается, он отвел её обратно в общую камеру. На другой вечер он вызвал ее опять, но Вайра не отозвалась. Он чиркнул спичку и нашел ее. Пользуясь темнотой, полицейский снова начал ее угова­ривать и даже пытался вытащить из камеры, но Вайра подняла такой крик, что он удалился, изрыгая про­клятия.

Неприступность грязной имильи возмутила его, он решил отомстить. Отправившись к комиссару, полицей­ский напомнил о нищей индианке, укравшей драгоцен­ности, и стал доказывать, что следствие необходимо уско­рить. Комиссар всполошился, у него столько работы, он совсем забыл об этом деле. А случай действительно серьезный. Но он им займется. Комиссар деловито полез в сейф за вещественными доказательствами. Однако что такое?.. Где они? О небо! Может быть, кто-нибудь пере­ложил их в другое место? Он прекрасно помнит, что оставил их в этом отделении. Что это значит? Здесь всё-таки полиция, а не шайка воров. Но так или иначе, а драгоценностей в сейфе не было. Комиссар выдвинул ящики столов, перерыл все бумаги, но напрасно. Со­всем сбитый с толку комиссар, тяжело вздыхая, взволно­ванно шагал из угла в угол, потом бросался в кресло, хватался за голову и снова шагал по комнате. Он клялся самыми страшными клятвами, что никогда больше не до­пустит подобной небрежности. Какой-то негодяй подло­жил ему свинью. Полицейский не без иронии наблюдал за комиссаром. Очевидно, слова начальника не произ­водили на него должного впечатления. Он даже намек­нул, что, судя по всему, о случившемся придется довести до сведения высокого начальства. Однако вечером не в меру ретивый полицейский узнал, что Вайра выпущена на свободу, а на другое утро ему приказали отправиться на подавление беспорядков, возникших среди индейцев весьма отдаленных селений.

Очутившись на улице, Вайра полной грудью с на­слаждением вдыхала свежий ночной воздух. Навстречу ей дул легкий ветерок, приятно холодивший лицо. Элек­трические фонари ярко освещали дорогу. Вайра вышла к городскому парку. Под тополем она увидела бездом­ного старика, который крепко спал, и решила прикорнуть под соседним деревом. Но на рассвете она была разбужена метельщиками, явившимися в парк со своими длинными метлами. Они подняли такую пыль, что Вайра поспешила укрыться в каком-то переулке.

Она устала и, как и в первый день в городе, присела у подъезда незнакомого дома. От голода у нее сосало под ложечкой, невыносимо хотелось пить, гудела голова.

Прохожие торопливо шли мимо, не обращая внима­ния на девушку. Иногда ей казалось, что она видит тя­желый сон. Немолодая важная дама остановилась около Вайры.

- Ты не хотела бы подработать? — спросила она.

- Да, сеньора, — с готовностью ответила Вайра.

- Тогда иди за мной.

Выяснилось, что дама искала хорошую кухарку, а Вайра умела готовить и очень неплохо. В тот же день она приступила к работе. Однако простые, грубые ку­шанья, которые Вайра научилась стряпать у доньи Элоты, не пришлись по вкусу благородным господам, и уже на четвертый день ей пришлось покинуть богатый дом. В кулаке она сжимала несколько реалов. Снова Вайра провела ночь под открытым небом, снова ее про­гнали метельщики, но на этот раз она смогла купить себе поесть.

Человек десять рабочих и студентов, каждый со своей тутумой, толпились около грязной харчевни, в которой продавали пхушкоапи [94]. Вайра съела порцию, потом другую и вышла на улицу. В дверях она нечаянно толк­нула какого-то студента, который чуть не упал. Он грубо обругал ее. Измученная Вайра горька расплакалась. Ее взяла под защиту какая-то молодая и красивая сеньора, покупавшая овощи у соседнего прилавка. Студент сразу сбавил тон и ретировался. Сеньора утешила Вайру, они разговорились, и женщина сказала, что ей нужна недо­рогая кухарка. Вайра смахнула слезы и заявила, что умеет готовить. Они быстро договорились. Новым хозяе­вам, Вайра очень понравилась. Правда, готовила она не блестяще, но прислушивалась к каждому замечанию и вскоре из полудикой провинциальной служанки превра­тилась в заправскую городскую кухарку. Новые хозяева прилично одели Вайру, предупредив, что удержат опре­деленную сумму из ее заработка.

Вайра была очень довольна новой жизнью, которая могла сравниться только с днями, проведенными у Састрепанчу. Здесь ее тоже не перегружали работой, не ругали, не били, а когда она делала что-нибудь не так, спокойно поправляли. И Вайра старалась изо всех сил угодить хозяевам. Молодой сеньоре не приходилось жалеть, что она взяла себе в дом такую юную служанку, она терпеливо и осторожно учила Вайру, как нужно вести себя, какие блюда готовить, приучила следить за собой.

Молодой хозяин был врачом, правда не очень извест­ным. Его приемную, как приемную какого-нибудь мод­ного врача, не наполняли клиенты, но доход от прак­тики вместе с маленьким доходом от загородного име­ния, доставшегося ему по наследству, обеспечивал вполне сносное существование.

Дом, в котором они жили и в котором он принимал больных, принадлежал его жене, женщине отзывчивой, доброй, с чудесным, мягким характером. Но в одном она была непримирима: она не прощала лжи и не терпела воровства, каким бы мелким оно ни было. Она уволила нескольких кухарок и управляющего загородным име­нием, которые страдали этим пороком.

Время летело незаметно. Иногда в свободные ми­нуты Вайра задумывалась и удивлялась тому, как бы­стро мелькают дни, полные забот. Приближались роды. Но теперь они не пугали ее. У нее была хорошая чи­стая одежда, она приготовила белье и пеленки, отложила немного денег. Когда подошло время рожать, хозяева не выгнали Вайру, как она опасалась. Врач в собствен­ном автомобиле отвез ее в родильное отделение боль­ницы «Ла Матернидад» [95], где ее окружили вниманием. Роды были тяжелыми, Вайра невыносимо страдала, ей казалось, что все вокруг нее рушится. Но едва ребенок издал свой первый жалобный крик, она забыла все страхи, боль постепенно улеглась. И через восемь дней Вайра опять стояла у плиты, а хорошенькая черненькая девочка была помещена за счет хозяина в приют «Гота де лече» [96]. Как ни была Вайра благодарна своим хозяе­вам, она все же горько плакала, расставаясь со своей дочуркой. Правда, ей разрешили по воскресеньям наве­щать ее. Если бы не тоска по дочке, Вайре не на что было бы жаловаться. Работа ее не утомляла. Кухня, рынок, магазины. Иногда по воскресеньям она ездила с хозяевами в загородный дом и тогда не могла наве­щать свою крошку.

Быстро бежали дни, но Вайра никак не могла дождаться воскресенья, неделя казалась ей бесконечной. Все чаще мечтала она о том дне, когда девочка подра­стет и ее можно будет взять из приюта. Этот день ста­нет счастливейшим днем в ее жизни. Долго, очень долго он не наступал, но наконец исполнилась мечта Вайры. В доме появилась миловидная, необыкновенно подвижная девочка. Хозяева относились к ней так же нежно и внимательно, как к своим мальчикам; младший из них был чуть постарше дочки Вайры. Дети играли с ней и баловали ее, словно она была их сестренкой.

Но счастье Вайры и на этот раз оказалось непроч­ным. У доктора начались какие-то неприятности. Его вызвали в полицию. Несколько ночей он не ночевал дома. Больные напрасно ждали его в приемной. Молодая сеньора плакала и писала бесконечные письма в сто­йлицу. Однажды приехали машины с полицейскими. У Вайры были старые счеты с полицией, а хозяина она уважала, поэтому, когда полицейские постучали в дверь, Вайра, прежде чем им открыть, предупредила врача.

Он успел вылезти на крышу, оттуда перебрался на со­седнюю и ушел через подъезд другого дома. Полиция перерыла всю квартиру, но хозяина не нашла. Вскоре по­лицейские заявились опять, но хозяина и на этот раз не было. Открыв дверь, Вайра нос к носу столкнулась с по­лицейским, которому имела несчастье понравиться.

— Ты здесь? — удивился он.

- А тебе какое дело? — дерзко ответила Вайра.

- Смотри, тебе может не поздоровиться за то, что ты здесь служишь, — пригрозил полицейский.

 — Что ты понимаешь! Это самый приличный дом в городе.

- Приличный?.. Это дом коммуниста!

Вайра растерянно посмотрела ему вслед, когда он побежал к кабинету хозяина. Коммунист? Не может быть. Все говорят, что коммунисты очень плохие люди. А хо­зяин такой хороший. И когда другие полицейские, от­талкивая ее, ринулись в дом, она закричала им вслед:

- Все полицейские хуже койотов!.. 

Обыск опять ничего не дал. Но через несколько дней врача схватили. Хозяйка рассказала, что полиция устро­ила засаду у больного и поймала врача, когда он туда пришел. В тот же день его отправили в ссылку.

---

[89]  От fortuna (лат.) — удача.

[90] Юноша из богатой семьи (кечуа).

[91] Представители господствующих классов (кечуа).

[92] Национальное боливийское блюдо (исп.).

[93] Камень для растирания перца ахи (кечуа).

[94] Густая похлебка из маисовой муки (кечуа),

[95] Материнство (исп.),

[96] Капля молока (исп.).