Путь, на который толкает голод

Хозяева кричали: «Гвадалупе!» — но она никак не мог­ла привыкнуть, что это относится к ней, и молчала, а на зов надо было откликаться тотчас же. Малейшее про­медление, невнимательность или непочтительность — и на Вайру обрушивалась карающая рука. У каждого из гос­под были свои приемы. Дон Энкарно обычно отпускал пощечины, такие звонкие, что у Вайры буквально искры из глаз сыпались. Донья Элота вцеплялась в волосы слу­жанки; хорошенько оттаскать ее за косы для хозяйки было наслаждением. Что же касается таты священника, то он, как человек цивилизованный, драл Вайру за уши, и, надо отдать справедливость, руки у него были гораздо мягче рук его родителей.

Для большей убедительности наказание всегда сопро­вождалось нравоучением. Например: «Служанка должна слушаться своих хозяев» или «Наказание — лучшее ле­карство от пороков». Но последнее время вместо поуче­ний хозяева все чаще говорили: «Тебе, видно, нравится, когда тебя бьют». К подобному выводу их, очевидно, привело упрямство Вайры. Сначала она, когда ее били, как и всякая девочка ее лет, громко плакала и кри­чала. Но вскоре она заметила, что ее жалобные крики только ожесточают хозяев. Стоило ей пикнуть, пока до­нья Элота таскала ее за волосы, как хозяйка выходила из себя.

- Ты еще орать вздумала!.. — негодующе воскли­цала она и хваталась за хлыст или палку.

А если, получив затрещину от дона Энкарно, Вайра плакала, он ворчал:

- Сейчас ты у меня еще не так завоешь... — и изби­вал до полусмерти.

Даже священника раздражали всхлипывания девочки: он еще больнее дергал ее за уши. Вайра быстро нашла способ защищаться. Как бы ее ни били, она не издавала ни звука, и наказание тотчас смягчалось. Уж такие у нее были хозяева.

Вот только к тому, что ее называют Гвадалупе, она никак не могла привыкнуть. И, хотя хозяева упорно называли ее этим именем, ей все казалось, что они обращаются к кому-то другому.

- Ей при крещении дали христианское имя Гвадалупе, так ее и надо звать, — повторяла донья Элота.

И никто не мог ей возразить, даже Вайра. Правда, священник не настаивал, чтобы служанку звали по-но­вому, больше того, ее индейское имя он находил гораздо приятнее. Если девочка не отзывалась на Гвадалупе, он кричал: «Вайра!» — и она сейчас же откликалась. Од­нажды падресито сделал попытку убедить своих родите­лей отказаться от нового имени.

- Индейцам трудно произносить имя святой Гвада­лупе, — сказал он. — Они так коверкают его, что по­лучается «Вайра». Ведь это в конце концов, одно и то же.

Но родители не желали терпеть в своем доме ничего индейского. Хватит с них ее вшей. Однако их старания переименовать Вайру были тщетны. Она не желала ни­чего знать. Она просто не слышала, когда ее называли другим именем. Она Вайра — и все. Так ее звали и мать, и покойный отец, так, и только так, ее звали брат и се­стренки, так ее звали все ребята в горах. Это имя вошло в нее вместе с молоком матери, вместе с приятно хру­стящими зернами поджаренного маиса, с вкусными ле­пешками и холодной водой из глубокого колодца. Почему же это имя решили теперь изменить? Нет. Пусть ее бьют, словно глупое животное, она от своего имени не отка­жется. Когда-нибудь они поймут это.

Время шло, а обязанностей у Вайры прибавлялось. Кроме уборки комнат и двора, кроме чистки хлева, к ней постепенно перешла работа, которая раньше лежала на донье Элоте. Вайре становилось все труднее, и, вспоми­ная свои первые дни у хозяев, она убеждалась, что про­шлое было совсем не таким страшным. Если не считать побоев, то жаловаться было почти не на что. А когда хо­зяйка гнала чичу, было совсем хорошо. В ту пору Вайра ела досыта. Чего же еще? Впрочем, и теперь, когда гото­вилась чича, девочке кое-что перепадало. Донья Элота только руководила, а мелкими делами ведала Вайра, и своего она не упускала.. Вайра блаженствовала, она вы­пивала несколько тутумов[56] пенки с прокипевшей барды, сосала ханчхи[57], пока у нее не сводило челюсти, и наеда­лась кхеты[58]. Как только котлы закипали, Вайра долж­на была накладывать кхету в кулечки из маисовых листьев! К сожалению, донья Элота не была слепой, однажды она обнаружила запасы кхеты между ба­раньими шкурами, на которых спала Вайра, и страшно избила ее. С тех пор девочка стала очень осторожной.

Но если запрещалось делать запасы, то при изготов­лении чичи Вайра вполне могла полакомиться таким вкусным блюдом, как кхайма кхета[59], которой остается много. Дети обожают ее, кроме того, кхайма кхета идет на корм свиньям. Как только по улице разносился чудес­ный аромат кхеты, к дверям, как мухи на мед, слетались тощие и оборванные ребятишки бедняков с давно не мы­тыми кувшинами в грязных ручонках. Донья Элота раз­давала кхету только тем, кого знала в лицо, приберегая большую часть для свиней. Вайра же, если хозяйки не было дома, давала кхету всем, кто пришел. «Пусть лучше люди едят», — думала она, наполняя кувшины детей. Понятно, ей не поздоровилось, когда донья Элота одна­жды поймала ее за этим занятием.

- Ишь, какая добрая!.. — закричала она, хватая Вайру за волосы. — Твоя, что ли, кхета?.. Вот я тебе по­кажу!

Ребятишки кинулись врассыпную, но Вайра, хоть и плакала от боли, не раскаивалась в своей доброте.

Донья Элота разрешала пить кхету целых два дня после-того, как чича была готова. И Вайра вместе с обо­ими ниньо поглощала тутуму за тутумой. Но на третий день счастье кончалось: наступала очередь свиней.

Пока кхеты было вдоволь, Вайра не подбирала объ­едков с хозяйских тарелок и не вылизывала горшков пе­ред тем, как их мыть, она даже не ела своей порции, при­прятывая ее на черный день. Но порции были так малы, что, после того как кхета переходила к свиньям, голод опять начинал мучить Вайру и она снова принималась вылизывать тарелки и чугуны. На полдник мальчикам выдавали по куску хлеба, который Вайра покупала в пе­карне, служанке хлеба не полагалось. Приходилось тер­петь до ужина. Вайра, бывало, не могла удержаться, чтобы не отщипнуть хотя бы крошечку от порций Фансито и Хуанорсито, а они, обнаружив это, ревели и бежали жа­ловаться. Тогда свершался акт правосудия. Появлялась хозяйка с кнутом и, хлестая Вайру, приговаривала:

- Не смей жрать то, что приготовлено для хозяев, обжора!.. Не воруй, как голодная собака. Я и так кор­млю тебя целый день с утра до ночи!..

Чем меньше кормили Вайру, тем больше загружали работой. Раньше за водой к источнику (вода из колодца была солоноватой) хозяйка ходила сама. Теперь Вайра по нескольку раз в день бегала с большим тяжелым кувшином, который становился еще тяжелее, когда она набирала воду. Раньше донья Элота помогала ей напол­нять котлы, когда гнали чичу, теперь Вайра делала это одна. Даже пищу, правда под бдительным присмотром хозяйки, готовила теперь служанка, и плохо ей прихо­дилось, если обед оказывался невкусным или не таким обильным, как рассчитывала донья Элота.

Жизнь Вайры немного скрашивалась только тогда, когда в доме поселялась очередная невеста, слушавшая перед свадьбой наставления священника, который учил ее закону божию и беседовал с ней перед таинством брака. На несколько дней Вайра обзаводилась подругой, помогавшей ей в работе и проводившей с ней все время, кроме часов, отведенных для беседы со священ­ником. Вайра делилась с каждой из них своими горестями и обидами и не чувствовала себя так одиноко. Но срок проходил, подруга покидала дом священника и выходила замуж, а Вайра снова оставалась одна, постоянно голод­ная и замученная непосильным трудом.

Голод был невыносимым, ведь Вайра росла и к тому же работала, как взрослая. Однажды, когда бедняжка, глотая слюни, смотрела, как мальчики едят вкусный хлеб из пекарни, у нее от обиды и зависти выступили слезы. Донья Элота, от глаз которой ничто не могло укрыться, спросила, чего она хнычет.

- Я очень хочу есть, — созналась Вайра.

- Стыда у тебя нет, обжора! — закричала хозяйка.— Вы только послушайте: она голодная! Вон валяется сви­ной навоз, который ты не убрала. Иди сожри его, если проголодалась...

Как-то раз Вайра не выдержала и вытащила из чу­гуна, в котором готовился ужин, кусочек мяса и несколько картофелин. Донья Элота — она была поистине ясновидящей — разумеется, заметила это. Вайру не стали бить. Ее наказали похуже. На ночь ее отправили в хлев, не позволив захватить с собой подстилки, а на следую­щий день вообще не кормили. Хозяйка объявила, что для искупления такого страшного греха Вайра должна по­ститься целые сутки.

- Надо ее как следует помучить, — сказала донья Элота мужу. — Иначе она так начнет воровать, что нам нечего будет есть.

- Татай ячан!.. — прохрипел дон Энкарно.. — Вору надо сразу отрубить руку...

Именно тогда на семейном совете было решено окон­чательно приобщить служанку к католической вере. Надо сказать, что последнее время падресито забросил занятия с Вайрой и катехизис, по которому они занима­лись, покрылся пылью. За год Вайра еле-еле выучила «Отче наш». Дальше продвигаться падресито не мог, потому что Вайра не понимала испанского, а он не знал кечуа.

Теперь, после грехопадения Вайры, решили од­новременно обучать ее и катехизису и испанскому языку. По вечерам, когда Вайра кончала работу, она шла к па­дресито. Если девочка внимательно слушала й хорошо отвечала, священник давал ей в виде поощрения горстку конфет. Вайре очень нравился подарок, а потому нрави­лись и уроки и сам добрый тата священник. Во время занятий он никогда не драл ее за уши, говорил мягко и ласково, это тоже нравилось Вайре. Но лучше всего были, конечно, конфеты. Вайра изо всех сил старалась зарабо­тать их. Каждый день она с нетерпением ждала захода солнца, а заслышав голос священника, вернувшегося с ве­черней службы, чуть не прыгала от радости. Понятно, что теперь занятия шли гораздо успешнее, чем раньше, и тата священник нашел возможным увеличить порцию конфет, а потом выдавал их уже постоянно.

Но увы, конфеты не заглушали голода. Даже наобо­рот, после них есть хотелось еще больше. Во сне Вайра видела только еду, часто просыпалась и долго не могла заснуть. Все ее мысли были направлены к одному: как бы раздобыть еды. Ее часто посылали в пекарню, где она платила по одной монете за целую булку. Так Вайра узнала, что деньги могут накормить...

Донья Элота хранила деньги, вырученные за чичу, в глиняных пробках, которыми затыкалясь кувшины, эти пробки служили ей копилками. Как только одна копилка наполнялась, донья Элота опускала деньги во вторую, потом в третью и открывала их только после того, как кончался весь запас чичи. Вынув деньги из всех копилок, она пересчитывала их, уточняла расходы и подсчитывала прибыль. Подобным образом хранила выручку еще ее мать, и Элота привыкла к такой бухгалтерии, она каза­лась ей самой простой и удобной, а главное, вполне на­дежной.

Обучая Вайру закону божию, священник не забывал об интересах семьи, особенно много времени он уделял одной из десяти заповедей, а именно «не укради». Надо думать, он не столько следовал правилам христианской морали, сколько наставлениям матери.

- Не укради — так учил сам бог, — Повторял он. — Грешно завидовать чужому богатству... Воздержание в еде похвально, а обжорство большой грех. Лень тоже грех, ей надо противопоставлять усердие... Смирение — главная добродетель христианина...

Излишне говорить, что подобное рвение священника, не жалевшего своих сил и драгоценного времени, объяс­нялось вмешательством его благочестивых родителей.

- Лучше предупредить болезнь, чем потом лечить ее, — наставляла падресито мать.

- Учи, учи девчонку закону божьему... Татай ячан!.. А то у нее отрастут длинные когти... — приговаривал отец.

Вайра постепенно усваивала то, что преподавал ей священник, и его поучения все глубже западали ей в душу.

Но однажды, когда ей очень хотелось есть, она наткну­лась на одну из копилок доньи Элоты, полную монет. Сколько денег! И сколько на эти деньги можно купить хлеба! Много, очень много хлеба! Можно было бы на­есться досыта... Монеты притягивали девочку к себе с той силой, с какой взор змеи притягивает лягушонка... Но тут в комнату вошла донья Элота, и Вайра, схватив кувшин, убежала. Однако мысли о кучке монет, которую она только что видела, не покидали ее. Сколько хлеба, сколь­ко вкусного хлеба! Заповедь гласит «не укради», но их так много, этих блестящих монет. Можно скупить весь хлеб в пекарне... «Нельзя предаваться излишествам в еде», — звучал в ушах Вайры голос священника, а перед глазами стояла огромная корзина с множеством булок, пирогов и других вкусных вещей, которые пекут в пекар­не, и аппетитный запах, исходивший от этой корзины, вызывал у Вайры головокружение. «Воровство — это смертный грех», «тот, кто украл, попадет в ад», — угро­жал голос священника, но слабый тоненький голосок перебивал его: «Хочется есть, ах, как хочется... хорошо бы поесть, хорошо бы поесть...» Так Вайра узнала, что значит бесовское искушение. Перебивая друг друга, все громче спорили между собой два голоса. «Красть нельзя, красть грешно...» — говорил один. «Только одну монетку, только одну-единственную...» — умолял другой.

Едва стемнело, Вайра, вся дрожа, подобралась к ко­пилке и своими хрупкими пальчиками без труда выта­щила монетку. Ночью она почти не спала, боясь выпу­стить из рук свое сокровище. Вот бы избила ее хозяйка, если бы нашла у нее деньги! Нет, больше она никогда ни одной монеты не возьмет...

Днем она получила в пекарне в обмен на монетку це­лую булку. Она побоялась есть на улице, спрятала булку до вечера под овчину, на которой спала, и съела ночью в темноте. Как она была счастлива!..

После мучительных сомнений и колебаний Вайра че­рез некоторое время опять вытащила из копилки монетку. Затем еще одну и еще... Понемногу она привыкла брать по одной монете каждый день и каждую ночь съе­дать по булке. Потом она крепко засыпала, а выспав­шись, работала лучше. Вайра заметно повеселела. Она становилась сильнее и выносливее, работала охот­нее и больше успевала сделать. Хозяева не могли нара­доваться на нее. Христианское воспитание приносило свои плоды. Служанкам очень полезно познакомиться с вероучением католической церкви. Никогда побоями не достигнешь того, чего достигнешь молитвой.

Однажды утром по дороге к источнику Вайра встре­тила мать. И хотя это случилось впервые после побега, они не испытали особой радости при встрече. Разговор не получался, как будто, они виделись не дальше, чем вчера. А ведь еще недавно Вайре, когда ее разлучили с матерью, с хижиной, где она родилась, и с друзьями, казалось, что ее, как ветку, отламывают от родного дерева. И вот она разговаривает с матерью спокойно, она не обрадовалась, не разволновалась, не заплакала. Куда девалась, куда ушла черная тоска, терзавшая ее когда-то...

- Ты так выросла... — сказала мать равнодушно.

— Брат и сестры тоже, наверное, подросли? — спро­сила Вайра так, словно речь шла о посторонних.

Они постояли недолго и разошлись молча, без лишних слов, как настоящие индианки.

Отойдя немного, Вайра, повинуясь бессознательному инстинктивному чувству, оглянулась и увидела, что мать смотрит ей вслед глазами, полными слез. Вайра подбе­жала к ней и, вынув из-за пазухи несколько мелких мо­нет, которые скопила за последние дни, протянула их ма­тери.

- Где ты взяла это? — испугалась Сабаста, отталки­вая руку дочери.

- Мне подарил тата священник, — не задумываясь, ответила Вайра.

- А ты не украла? — сурово спросила Сабаста.

- Нет, мама, что ты! — сердито возразила Вайра. — Я же теперь знаю десять заповедей! Возьми. Деньги мне не нужны.

Сабаста поверила. Она осторожно собрала монеты с ладони дочери. Видно, сам господь послал ей милость, а дочка только передала этот дар в ее руки.

 -Благословен господь! — воскликнула она, подни­мая глаза к небу. — Он вовремя вспомнил про нас. Сего­дня нам совсем нечего есть...

Возвращаясь с полным кувшином, Вайра уже не ду­мала о матери — она думала о том, что ей наверняка попадет за то, что она так долго ходила к источнику. И действительно, дома ее ждала встреча далеко не из при­ятных. Падресито захотел умыться, а в доме нет ни кап­ли воды. А эта бездельница ушла и где-то шляется. У-у! Проклятущая!.. Не обращая внимания на брань хозяйки, привыкшая к скандалам, Вайра задумалась. Как по­худела и постарела мать! Просто на себя не похожа. Как истрепалась и выцвела ее юбка. И ходит она теперь все­гда босиком. Потрескавшиеся ноги с огрубевшей кожей, казалось, жаловались на беспощадную, жесткую землю, по которой они ступали. Но тяжелее всего было видеть лицо матери. Когда Вайра оглянулась, оно выражало такую безысходную боль. Потом мать подняла глаза к небу и поблагодарила бога за краденые монетки... Вайра не испытывала ни малейшего угрызения совести из-за того, что обманула ее. Иначе мать настояла бы, чтобы она положила деньги обратно. Вайра даже гордилась, что помогла матери и малышам, ведь они голодали.

Вайру опять потянуло домой. Пусть там нечего есть, пусть угнали корову, овец и птицу и малыши плачут от голода, но, кроме Вайры, им никто не поможет. Поэтому она и должна вернуться. Она умеет сучить шерсть, гото­вить мукху и гнать чичу, она теперь многое умеет. Она могла бы стать чичерой, как тетя Сипина и тетя Вайкхула, тогда бы малыши не плакали от голода. Вайра не жалела бы сил, и маме было бы легче. Но как вернуться? Хозяева отдали за нее много денег и столько раз напоминали ей об этом.

- Ты моя рабыня, я купил тебя... — говорил ей дон Энкарно. — Ты мне дорого обошлась!..

- Если бы твоя мать вернула нам деньги, я сразу вышвырнула бы тебя вон! — кричала донья Элота, когда выходила из себя.

Но где взять деньги? Где их взять?.. Ах, какая она глупая!.. Да ведь они же здесь, рядом. Надо только быть осторожной и найти куда их спрятать, вот и все. Когда она соберет столько денег, сколько надо на выкуп, она отдаст их матери, а та заплатит за нее и возьмет ее до­мой. Пусть пройдет много времени — месяц, два месяца, год, но она вернется домой. Она вернется.

Правда, не каждый день, но как только подворачи­вался удобный случай, Вайра запускала руку в копилки доньи Элоты и вытаскивала уже не одну, а четыре или даже шесть монеток; иногда ей попадались и кредитки, но она брала только новенькие. Украденные деньги Вайра клала в узелок и прятала его за пазуху, а ночью относила деньги «в кассу». Кассой она называла ямку, которую вырыла в дальнем углу корраля и прикрывала камнями, лежавшими здесь еще со времен постройки дома. Деньги, аккуратно завернутые в тряпку, были на­дежно спрятаны. Вайра старалась не оставлять никаких следов, зная, что у хозяйки собачий нюх.

С тех пор, как Вайра начала собирать деньги на вы­куп, она перестала покупать хлеб. Теперь она уже не так страдала от голода, ее согревала мысль о возвра­щении домой.

---

[56] Сосуд из тыквы (исп.).

[57] Продукты, получаемые при изготовлении чичи (кечуа).

[58] Продукты, получаемые при изготовлении чичи (кечуа).

[59] Отход, получаемый после изготовления чичи (кечуа).