Призыв Моктесумы

Часть вторая

I

Наступал вечер одного из прекрасных дней конца мая. Захо­дящее солнце золотило своими последними лучами заснеженные вершины гор, а очертания благодатной долины, где раскинулся живописный город Сокотлан, обретали спокойную прозрачную ясность. Птицы уже устремлялись к своим гнездам, а земледельцы-майеке тащились к своим очагам, хором напевая ритуальную «Песнь отдыха», когда шедшие впереди люди вдруг останови­лись, умолкли, а потом разом куда-то кинулись бежать, переда­вая друг другу какое-то одно слово и увлекая за собой остальных.

Оказалось, что людское любопытство привлек вождь-вла­ститель Куаутемок, возвращавшийся с охоты, которая была един­ственным занятием, способным рассеять его печаль. Занять­ся охотой ему посоветовал Олинтетль, понимавший, что надо чем-то развлечь своего в высшей степени энергичного юного гостя.

Самые ловкие и смелые охотники не могли соперничать в сноровке и бесстрашии с зятем Моктесумы, приносившим в замок Олинтетля после охотничьих облав такие редкостные трофеи, как шкуры хищного и коварного койотля, свирепого тлальмототля или тлалькойотля[43] удивительной окраски.

В тот день Куаутемок несколько раньше обычного возвра­щался с охоты со своими друзьями Наоталаном и Синталем, сопровождаемый охотниками, которые несли убитых зверей. Хо­тя молодой вождь приветствовал бежавших ему навстречу земле­дельцев с обычной вежливостью, люди заметили, что он со­средоточен и мрачен более, чем обычно, а оба его товарища чем-то обеспокоены.

Действительно, те немногие слова, которыми обменялись изгнанники, подтверждали справедливость первого впечатления.

- Как вы думаете, что это были за путники? - спросил Куаутемок двух братьев.

- Один из охотников сказал мне, что они прибыли в Сокот­лан со стороны Теночтитлана,— ответил Синталь.— И еще он сказал, что они показались ему людьми, выполнявшими важное поручение, так как очень торопились сюда.

- Может быть, это новые изгнанники,— пробормотал вождь-властитель, понурив свою гордую голову.

- Боюсь,— заметил Наоталан,— что это скорее гонцы на­ших притеснителей.

Они замолчали и поспешили к городу, где тотчас заметили признаки волнения. Действительно, узнав Куаутемока, группы людей, собравшихся на улицах, зашумели еще громче, закричали:

— Смерть испанцам! Слава Куаутемоку!

Окруженный толпами народа, вождь-властитель достиг дворца Олинтетля, спустился с носилок и постарался утихомирить людей:

— Разойдитесь по домам, друзья, и дайте нашему закон­ ному уэй-тлатоани Моктесуме самому наказать чужеземцев, если они совершили какое-то злодеяние.

Преклонение индейцев перед своими вождями было столь велико, что, нехотя, стиснув зубы, жители Сокотлана все же беспрекословно выполнили приказ Куаутемока, который вошел во дворец, сгорая от нетерпения узнать причину столь необыч­ного поведения городского люда.

Навстречу ему вышел Олинтетль и сказал задумчиво и тихо:

- Твое изгнание окончилось, и тебе надо вместе со мной выехать сегодня же ночью из Сокотлана на Большой совет, на который Моктесума созывает всех вождей.

- О чем будут решать на этом нежданном Совете? — быст­ро спросил Куаутемок.

- О признании нашей зависимости от испанского власти­теля,— хмуро ответил Олинтетль.

На несколько минут онемел молодой вождь-властитель Та-кубы, а вождь-правитель Сокотлана продолжал:

- Твой престарелый и больной отец, старший властитель Такубы, наверное, не сможет там присутствовать, и тебе придет­ся представлять его на Совете.

- Ни за что! — воскликнул Куаутемок, переломив крепкое копье, которое держал в руках.

- Ничего не поделаешь!—сказал с грустной усмешкой Олин­тетль.— Гонец Куитлауака и Уаско, вождей-правителей Истапалапы и Койоакана, прибыл почти одновременно с посланцем Моктесумы, и вот что сказал мне этот гонец от имени наших знатных друзей: «Народ беспрекословно слушается великого вла­стителя, и напрасно убеждать людей в том, что подчиняться верховному вождю Царства ацтеков, не унижая себя, следует после того, как он будет вырван из рук испанских поработителей, которые правят от его имени. Тласкала, Семпоала, Табаско, Симпацинко и много других больших горных селений стоят за испанцев. Новый вождь-властитель Тескоко — ставленник испан­цев, сторонник тех, кто дал ему власть. Большая часть вождей-данников побоится ослушаться веления Моктесумы, и только очень немногие тлатоани, хотя есть и такие, кто не совращен испанцами,— осмелились бы открыто презреть слепую и губи­тельную преданность народа своему властелину».

- Значит,- воскликнул в отчаянии Синталь,— нет пути к свободе и мщению?

- Смерть освобождает от всего на свете,— мрачно промол­вил Наоталан,— а месть рождается отчаянием.

- Отчаяние, юноша,— сказал Олинтетль,— опасный совет­чик, а месть перестанет быть местью, если мы причиним зло, большее, чем то, за которое мстим. Я думаю, и так же думает благородный вождь-правитель Истапалапы, как мне поведал го­нец, что все мы должны откликнуться на призыв Моктесумы, нашего законного властелина, и молить его вышвырнуть из своих владений чужестранцев, которые вводят его в обман. Как уверяет верховный вождь, эти злые люди уйдут из Царства ацтеков, едва он объявит себя зависимым данником их власти­теля, и, если только он требует от нас пожертвовать какой-то частью наших богатств и выполнит обещание выгнать испанцев, я полагаю, что нам лучше повиноваться и молчать.

- Где сейчас Куитлауак и Уаско?—спросил Куаутемок.

- В Теночтитлане,— ответил Олинтетль.— Туда направля­ются все тлатоани по призыву великого властелина.

 -Тогда и мы пойдем,— воскликнул Куаутемок.— Пойдем просить у Моктесумы свободу или смерть.

Как только заалела заря, они отправились в путь с многочис­ленной свитой. Уалькацинтла плакала в своем паланкине, ис­пуганная мрачным видом своего мужа: никогда так сурово не хмурились брови на его благородном выразительном лице. Олин­тетль был не менее угрюм и молчалив. За ними следовали Наоталан и Синталь: первый еле сдерживал кипевшую ярость, второй пребывал в состоянии глубокой подавленности.

Вожди спешили, делали короткие привалы по ночам; Куа­утемок, не щадя Уалъкацинтлу с маленьким Учелитом, торопил­ся поскорее добраться до Теночтитлана и почти не смотрел в сторону жены и сына.

Правда, когда трудности пути явственно давали знать о себе, он оставлял свои носилки и шел рядом с паланкином Уалькацинтлы, оберегая семью. Ни советы Олинтетля, ни настойчивые просьбы Наоталана и Синталя, просивших доверить им охрану молодой матери на опасных отрезках пути, не могли заставить его оторваться от близких, хотя он то и дело отдавал приказания идти как можно быстрее.

Караван продвигался, как мы уже сказали, действительно очень быстро, не замедляя хода даже в самые жаркие дневные часы. Куаутемок порой выбивался из сил, но Уалькацинтла напрасно просила его сесть снова на носилки; он притворялся, что не слышит ее. Тогда она просто смотрела на него с нежной покорностью и, протягивая из паланкина свою тонкую руку, отирала ему пот со лба.

- Солнце сильно печет,— говорила она.— Даже тамеме-носильщики, привыкшие к жаре, изнемогают и не в состоянии подчиниться твоим нетерпеливым словам. Побереги свою жизнь, сядь на носилки. Голова у тебя горит, ноги разбиты в кровь.

- Заботься только об Учелите,— отвечал вождь,— смотри, чтобы он не ушибся в носилках на плохой дороге.

- Он спокойно спит у меня на руках,— возразила Уаль­кацинтла,— и никакая беда не грозит ему, не бойся. Зато я, увы, очень боюсь, что, хотя бедное дитя не понимает и не чувствует всех невзгод, боль, которую я испытываю при виде твоей боли, отравляет источник его жизни, несет ему смерть с молоком матери.

Вздрогнул Куаутемок и протянул руку к сыну, словно хотел отвести опасность, но темная туча снова набежала на его озарившееся было лаской лицо, и, скрестив руки на груди, он безрадостно промолвил:

- Счастлив сын, которому даст смерть молоко его матери, если у него нет отца, который мог бы дать ему свободу!

- Не говори так про Учелита,— поспешно отозвалась Уаль-кацинтла.— Отец Учелита, хотя и молод, первый воин среди всех ацтекских вождей-властителей. Когда я, его мать, бываю с ребен­ком на ваших состязаниях, даже старцы приветствуют меня с почтением и говорят: «Это Уалькацинтла, старшая дочь Моктесумы и супруга Куаутемока, а царственный младенец на ее руках сын героя и правнук великого Ахаякатля[44]».

Пока супруги разговаривали, день, еще не достигший и своей середины, вдруг стал окутываться темной дымкой, словно в не­урочный час захотела ночь вторгнуться во владения солнца.

Странное явление озадачило путников, но скоро колебание почвы под ногами и глухое подземное рычание возвестило им, что проснулся вулкан Попокатепетль, мимо которого лежал их путь. Караван поспешил уклониться от устрашающего сосед­ства, однако не успел отойти на столь далекое расстояние, чтобы люди не смогли стать свидетелями грозного и величественного зрелища.

В густых клубах черного ядовитого дыма, выбивавшихся из кратера, сверкали багровые вспышки пламени, награждавшие огненными ореолами пики других гор. Скоро подземный рык перешел в непрерывный гул, и широкий кратер в неистовстве выплеснул наружу кипящую лаву и каменья; густой искрящийся поток устремился вниз, вздымаясь волнами на дальних уступах.

Громада гор сотрясалась до самого основания, словно соби­раясь рухнуть; пылавшая голова вулкана отражалась, как в зер­кале, в дальних водах большого озера Чалько, и небо и земля казались двумя огненными стихиями.

Носильщики-тамеме испускали дикие вопли, а лица знатных людей, сопровождавших Олинтетля, покрылись бледностью. Все­общий ужас был вызван не только грозящей опасностью, но также и распространенным среди ацтеков поверьем, что изверже­ния этого вулкана предвещают страшные беды.

Зловещий свет, венчавший купол вулкана Попокатепетль, бросал отблески на снежную вершину вулкана Икстаксиуатль, и Куаутемоку, охваченному суеверным трепетом, казалось, что он видит там, на огромном белом пьедестале, страшную про­рочицу, лицом обращенную в сторону несчастного Теночтитлана, о роковой судьбе которого она возвестила много лет назад.

Видение так ясно предстало перед его лихорадочным взо­ром, что, замерев на месте, он воскликнул:

— Так насладись же, кровожадная посланница Тлакатекотля, исполнением своих предсказаний. Иди и смотри при свете подзем­ного огня на победы людей твоего, белого, цвета и низвергни стены твоей горной обители на обреченный народ, гибель которого предрек свирепый бог, которому ты служишь. Иди сюда и смотри, как мы запоем песнь смерти, но губы наши не дрогнут; смотри — отблески этих кровавых огней не заставят помертветь наши лица.

Грохот вулкана заглушал слова. Это было удивительное, возвышающее душу зрелище: юноша, бросающий вызов року перед двумя колоссами природы.

— Уйдем отсюда, Куаутемок!— кричала ему жена.— Зло­дейские души хотят завладеть нашим сыном!

Надо заметить, что, согласно народным ацтекским поверь­ям, вулканы вместе с огнем и лавой извергают души монархов-тиранов, чтобы карать народы.

Наоталан и Синталь, подхватив вождя-властителя под руки, побежали вперед, и караван более не останавливался ни на минуту, пока не оказался на весьма значительном расстоянии от гор.

Вулкан постепенно умерял свою ярость, и, когда путники остановились в каком-то селении на ночлег, можно было сказать, что всякая опасность уже позади.

На следующий день они продолжили путь, по дороге к ним присоединились вожди-правители Мастлатона и Атлиско, кото­рые тоже спешили на Всеобщий совет по призыву Моктесумы.

Эти знатные вожди тоже проявляли заметную тревогу. Хотя Моктесума и не возвестил открыто о цели сборища, все уже знали, может быть со слов какого-нибудь сановника, что речь пойдет о признании вассальной зависимости от короля Испании.

Области Ацтекского царства, куда доходили эти известия, выказывали недовольство и опасение, однако все пребывали еще в таком страхе перед Моктесумой и настолько верили в его мудрость, что ни знатные, ни простые люди не осмеливались открыто осуждать его намерения, и хотя изредка слышались громкие угрозы в адрес испанцев и часто приветственные крики встречали Куаутемока, голоса смолкали и наступала мертвая тишина при одном лишь упоминании имени Моктесумы.

Процессия достигла Теночтитлана в девять часов утра на восьмые сутки пути из Сокотлана, и, едва успев поручить свою супругу и сына попечению обрадованных Текуиспы и Миасочили, Куаутемок бросился в отведенный ему в Теночтитлане дворец, где он должен был встретиться с другими высокими вождями, приглашенными туда Куитлауаком. На зов откликнулись тлатоа-ни из Хочимилько, Тлакопана, Сопанко, Атенко, Тепеполько, Матлальцина и многие другие, в том числе вожди-правители дальних областей, таких, как Мильтепек, Канольякак, Ауалолько и Асотла, жаждавшие узнать, чему посвящено предстоящее собрание. Одни не сомневались в том, что Моктесума намерен признать себя данником властителя Испании, другие не знали, что думать, а третьи полагали, что уступки врагам допускать нельзя. Именно так считал вождь-правитель Матлальцина, кото­рый объявил, что если Моктесума действительно проявит такое постыдное слабодушие, то он, даже будучи родственником вели­кого властителя, тотчас откажется ему повиноваться.

- Я,— сказал тлатоани из Матлальцина,— расстроил заговор против испанцев; я, еще считая Моктесуму великим властителем и верховным вождем ацтеков, с презрением отверг неповиновение его высшей власти. Однако после того, как именитый Куаутемок много лунных месяцев провел в изгнании и немало сановных лиц отстране­но им без всякого на то основания, я должен получить последнее доказательство трусливости Моктесумы и тогда первым буду ратовать за провозглашение нового верховного вождя, более достойного править нами и умеющего хранить честь и славу ацтеков.

- Я не уверен, можем ли мы, его подданные, многого не знающие, судить великого Моктесуму,—сказал старый вождь-вла­ститель Тлакопана.— Ибо так глубока его мудрость, и боги так часто говорят с ним и дают советы, что то, что нам кажется несправед­ливым или неразумным, может оказаться правильным и мудрым.

- Боги уже не оказывают милостей Моктесуме,— сказал Уаско, вождь-правитель Койоакана.— Я слышал из уст самих теописков такие достойные внимания слова: «Моктесуму не жа­луют божества, и не будет больше счастливых солнечных лет в стране, где он властвует».

- Да, видно, боги оставили моего несчастного брата,— отве­тил Куитлауак,— а чужеземцы превратились в зверей и держат его в когтях. Я ненавижу этих злодеев так же, как прежде их почитал, и, чтобы не стать нам рабами их властителя, который, наверное, еще более жесток и коварен, чем его посланцы, я с радостью пролил бы свою кровь до последней капли. Но, может статься, на этом Совете, хотя речь там, несомненно, пойдет о полном подчинении неведомому властителю, дело обернется не так худо для нас, как кажется на первый взгляд. Я твердо знаю, что Малинче[45] поклялся нашему уэй-тлатоани уйти из земель царства, как только получит дань для своего господина. И, поскольку эти люди, имеющие грозное оружие и обуздавшие диких животных, уже обзавелись в наших землях могущественными союзниками, Моктесума, види­мо, считает разумным избавиться от них, не приводя их в гнев.

- Я тоже так думаю,— вторил ему Олинтетль,— и, если речь идет лишь о том, чтобы поступиться частью сокровищ, я готов отдать их без всякого сожаления. Властитель чужеземцев обитает далеко отсюда, и, когда они уйдут из наших владений, мы, конечно, не впустим их снова.

- А ты думаешь, вождь-правитель Сокотлана,— восклик­нул Уаско,— что они удовольствуются наживой, уйдут и оставят нас в покое, если мы покажем себя такими покорными и призна­ем власть их вождя над собой? Эта новая победа только приба­вит им самоуверенности, а то, что сейчас является насилием, потом будет освящено законом. Я никогда не соглашусь с таким позорным условием. У нас хватит и смелости и оружия, чтобы вышвырнуть их из Царства ацтеков.

- Ты говоришь как юнец,— сказал Куитлауак.— Я первый умру, защищая нашу свободу, первый пойду, если эти чужеземцы нарушат свое слово, изгонять их отсюда с оружием в руках. Но я не считаю правильным отказываться сейчас от тех бла­горазумных мер, которые предлагает Моктесума, и, если он велит мне признать их власть, я подчинюсь ему, как верно­подданный. Моктесума обещал, что чужеземцы уйдут, и еще никогда и никому не приходилось напоминать Моктесуме о его обетах.

- Я того же мнения, что и благородный Куитлауак,— ска­зал вождь-правитель Тепеполько.

- Я тоже согласен,—поддержал его вождь-правитель Отумбы,— но прежде я хочу вместе с вами просить Моктесуму на­сытить алчность испанцев и не подвергать нас позорному уни­жению. Зачем нам становиться данниками и слугами их вла­стителя, если эту дань мы приносим добровольно, а нажива только и нужна этим ненасытным людям?

- Да, вожди! — воскликнул Куаутемок.— Попросим вели­кого властителя, чтобы он оградил себя и нас от столь страшного оскорбления. Лучше отдадим горы золота, чтобы утолить алч­ность чужеземных извергов.

- Да будет так! — сказал вождь-правитель Хочимилько.— Пусть придет сановник Уаколан и сегодня же передаст верхов­ному вождю царства нашу просьбу.

Все выразили свое согласие, и один из воинов вождя-прави­теля Истапалапы пошел на поиски Уаколана. В то время пока разыскивали главного сановника, сюда же прибыли другие тлатоани, они тоже с охотой поддержали решение своих соратни­ков и выразили готовность заплатить любую цену за избавле­ние от испанцев и за освобождение своего монарха.

Наконец прибыл Уаколан. Обратившись к нему, Куитлауак объяснил цель этого предварительного собрания и поручил ему передать Моктесуме нижайшую просьбу вождей-властителей и правителей, его данников.

— Это невозможно, благородные вожди,— отвечал санов­ник.— Моктесума дал слово Малинче, а вы все знаете, что его слово нерушимо.

Действительно, священная верность великого властителя своему слову была настолько широко известна, что все признали напрасным делом настаивать на своем.

 -Но как же так? — вне себя вскричал вождь-правитель Матлальцина.— Правду ли мы слышим? Моктесума желает при­знать себя подданным чужеземного властителя?

 -Это будет ничего не значащее действо,— отвечал Уако­лан,— но, довольные им и нашими дарами, испанцы освободят пас от своего присутствия и оставят в покое Царство ацтеков. Такое требование выдвинул великий Моктесума, и выполнить его свято обещал предводитель чужеземцев.

- Я ухожу, о тлатоани! — сказал, стремительно подняв­шись, вождь-правитель Матлальцина.— Я возвращаюсь в свои земли и отказываюсь повиноваться верховному вождю, который признает власть предводителя чужаков с востока. Когда потребу­ются руки для защиты верховного вождя и для защиты его царства, я вернусь к Моктесуме, но никогда, так и передай ему, Уаколан, никогда пусть не призывает меня быть соучастником и свидетелем его постыдных уступок.

Он ушел, а Куаутемок, поднявшись с места, промолвил твердо и печально:

- Скажи от моего имени великому властителю, что только мой отец, старший властительный вождь Такубы волен решать, следует ли ему или нет подвергать себя требуемому унижению, и что я не могу представлять здесь своего отца, особенно если речь идет о том, с чем я не согласен: мой поступок будет им жестоко осужден как нарушение его законных прав. Моктесума может снова послать меня в изгнание, куда ему вздумается, или заковать в цепи вместе с Какумацином. Я его данник и сопротив­ляться не буду.

- Обо мне скажи ему,— добавил Уаско,— что я буду при­знавать над собой только власть богов и великого властителя Ацтекского царства.

- Обо мне скажи,— промолвил осмотрительный Куитлау­ак,— что принятое решение мудро, хотя, к сожалению, чревато опасностью, но моя верность великому властителю побуждает с ним согласиться. Однако, если чужеземцы изменят своему слову, я буду жестоко мстить им за обман.

То же самое сказали большинство вождей, и все разошлись. Куаутемок вернулся к семье во дворец монарха, где его ждала новость: только что сюда прибыл его отец, старший вождь-властитель Такубы.

Куаутемок поспешил к нему, желая узнать о его намерениях в сложившихся трудных обстоятельствах, и застал его вдвоем с Нецальком, своим сводным — по отцу — братом и ровесником. Властительным вождям Ацтекского царства было разрешено двоеженство, и, хотя этот обычай не был широко распространен, именитый вождь, ставший властителем Такубы после женитьбы на сестре Моктесумы, сохранил статус законной супруги за одной благородной индеанкой, на которой был женат раньше. Плодом первого союза и был Нецальк, которого сердечно любил Куаутемок, его браг, рожденный от второй жены, жен­щины царской крови.

Слабое здоровье старшего вождя-властителя Такубы не по­зволяло ему покидать свои владения, и, хотя город Такуба находился недалеко от Теночтитлана, вождь многие месяцы не показывался при дворе Моктесумы, куда его теперь вызвали на торжественный Совет.

Несмотря на физическую немощь, старый вождь обладал волевым характером, и потому, как только услышал от Куаутемока подтверждение устрашающих слухов о цели созыва вож­дей, он тут же решительно встал и сказал:

- Довольно. Вели подать мне паланкин, Нецальк. Я наме­рен сейчас же вернуться в свои земли. Куаутемок поцеловал ему руку.

—  Ты - достойнейший вождь-властитель,— вырвалось у юноши. - Я преклоняюсь перед тобой — и как перед своим отцом, и как перед настоящим тепанеком[46]. Но я прошу тебя, не уезжай так поспешно, позволь хотя бы несколько часов послу­шать твои мудрые речи и дать тебе подержать на руках моего сына, чтобы ты отвел от него беды.

Старый вождь-властитель Такубы снова сел на скамью и произнес мрачно и грустно:

- Великий Моктесума I, который некогда разбил войска моих предков, не смог бы себе представить, что следующий верховный правитель Ацтекского царства, дань которому мы платим и власть которого признаем, так обесчестит подлым безволием и свое имя и царство. Поторопись, Куаутемок, прине­сти мне своего сына, ибо я не желаю долго оставаться в этом грязном месте.

— Досточтимый татльцин,— сказал молодой Нецальк,— не­ужели ты покинешь великого властителя в ту минуту, когда его оставили духовные силы? Выполнишь ли ты свой долг советника и верного подданного тем, что отвернешься от верховного вож­дя, который падает в пропасть? Не подсказывает ли тебе твоя мудрость, что ты поступишь более достойно, если предстанешь перед Моктесумой и постараешься вселить отвагу в его сердце и ободрить его душу?

Эти слова подействовали на вождя-властителя Такубы, за­ставили его задуматься.

— Изменить ничего нельзя,- сказал Куаутемок.— Власти­тель дал слово, а слово его нерушимо.

- Не может этого быть,- с возмущением отозвался ста­рец. - Слово не дано, а вырвано у него; нельзя считать дарованным то, что взято силой. Моктесума - властитель-пленник. Да, Нецальк, ты прав. Вели подать нам паланкины, я хочу говорить с великим властителем, который мирится с чужеземным гнетом, и просить у него позволения освободить его от позорного рабства.

Нецальк повиновался, а старший вождь-властитель Такубы добавил, обратившись к Куаутемоку:

- Пойди к нашим вождям-сородичам из Матлальцина, Койоакана, Истапалапы и Сокотлана и передай, что мы ждем их сегодня вечером в нашем дворце тут, в Теночтитлане.

Отец и сын вышли вместе. Первый сел в паланкин и от­правился в стан испанцев, а второй устремился к дому Олинтетля.

---

[43] Ацтекские названия койота, крупного кабана, большого горного кота.

[44] Ахаякатль— один из выдающихся монархов Ацтекского царства, во время правления которого (1469—1503) в состав царства вошла не только долина Анауак, но и вся Центральная Мексика. Он построил в Теночтитлане большой дворец, где разместился Э. Кортес.

[45] Так ацтеки называли Кортеса. «Малинче», по словам некоторых испан­ских хронистов, почетный ацтекский титул.

[46] Тепанеки наиболее древнее и могущественное племя долины р. Ме­хико (Анауака). покоренное ацтеками в результате войны 1427 14.ТЗ гг. Ацтек­ские верховные вожди Ицкоатль. а затем Моктесума I отдали в вассальное владение тенанекским вождям город и область Такубу.