Играющие страницы

Вечерело. Лёгкий ветерок шелестел в кронах вековых деревьев. Солнце уже не палило, а светило нежно и ласково, золотые блики скользили по волнам. Мерный шум прибоя успокаивал и навевал благостное ленивое настроение, какое обычно бывает, когда дневная суета подходит к концу, а долгожданный отдых уже не за горами. Чальчиукоскатль сидел на коленях перед древней статуей и вдыхал горький аромат копала, кусочки которого медленно тлели в расписной курительнице. Наш герой был ещё молод, ростом чуть выше среднего, худощавого телосложения. Глаза тёмно-коричневые, миндалевидные. Черные, как смоль, прямые волосы кое-где выбивались из-под налобной повязки. Длинный нос с горбинкой, резко выступающий вперёд на широком смуглом лице являлся характерной чертой местных жителей. На Чальчиукоскатле был хлопковый набедренник, украшенный нашитыми пластинками из зелёного камня и цветной бахромой. Изящные сандалии, на кожаной подошве с мехом пумы и перьями колибри подчёркивали высокий статус их обладателя. Лодыжки и запястья стягивали браслеты с бляшками из морских раковин, а на шее блестело массивное ожерелье из отполированных нефритовых кружочков. Роскошный головной убор напоминал маску невиданного чудовища с устрашающими белыми клыками. Над ней во все стороны расходилось несколько пучков перьев макао и других тропических птиц, составлявших красочную композицию, опускавшуюся до середины спины. В уши были вставлены серьги из полированного жадеита.

Чальчиукоскатль, молча, смотрел, как серые струйки благовонного дыма скользят по изгибам каменного изваяния, стоявшего у края скалы, которая врезалась в пляж, покрытый белым, как вершины далёких вулканов, песком. Шум прибоя убаюкивал, ноги затекли, от чего идти никуда не хотелось. Мужчина думал о давно покинутом городе, в который забросила его судьба, и о своей миссии - засвидетельствовать явление неведомого бога. Чальчиукоскатль взглянул на море – огромный блистающий простор, насколько хватало глаз. Но вдалеке отчётливо вырисовывались очертания небольшого острова. «Интересно, почему, его никто не видит, - подумал он, - я же могу различить и берег, и даже какую-то растительность, и гору посредине. Это никак не может быть наваждением. Вот же он. Я вижу его, так же как статую, как пальмы на берегу, как курительницу, как свою руку».

С первого же дня, как Чальчиукоскатль вместе с группой других жрецов прибыл в покинутый город, названия которого не знал никто, он должен был воскурять благовония перед той самой на удивление хорошо сохранившейся статуей, ставшей на отдалении от всего комплекса зданий. Отсюда открывался великолепный вид на море, которым служитель любовался всякий раз во время проведения обрядов. Тогда-то он и заметил вдалеке какой-то остров. Вначале Чальчиукоскатль не придал этому никакого значения. Но через несколько скучных однообразных дней среди руин молодому жрецу захотелось непременно отправиться туда и своими глазами взглянуть на неведомую землю, которая вполне могла иметь связи с заброшенным городом, здесь на берегу. Поначалу он думал, что рано или поздно такая же идея придёт в голову и другим участникам похода. Но шло время, и казалось, будто неведомый берег никого совсем не интересует. Однажды Чальчиукоскатль спросил старшего жреца Ишуэцкатокацина, почему тот не желает отправиться на остров, расположенный он так близко от древних руин. Ответ обескуражил нашего героя. «Что ты имеешь в виду? - с удивлением произнёс великий жертвователь, - Нет там никакого острова», -  категорично заявил он. «Да как же, есть, - не поверил своим ушам Чальчиукоскатль, - я смотрю на него каждый день, когда сижу там,  на утёсе». «Ну давай, поглядим на твой остров», - насмешливо сказал Ишуэцкатокацин, нотки недоверия читались в его голосе. Жрецы пришли на нависавшую над пляжем вершину скалы. Взору открывалась только тёмно-зелёная блестящая, как перья колибри морская гладь, никакого острова до самой линии горизонта.

Хорошо, что старший жертвователь не назначил ему никакого наказания. Чальчиукоскатль ходил сам не свой от стыда целый день. Негодование и непонимание съедали молодого жреца изнутри. Вечером подошло время воскурять копал перед статуей на утёсе. Опасливо наш герой побрёл туда, глядя лишь себе под ноги. Он уже знал, что случится, чувствовал всем сердцем, оттого тревога разгоралась всё больше и больше. Вскоре пришлось поднять глаза – и вот он, неведомый остров лежал в золотых лучах заходящего солнца. Дрожь волной прошла по телу, дыхание на миг прервалось. Нет, это не сон. Медленно тлел шарик копала. Тени стали чуточку длиннее. Солнце опустилось ниже. Приближалось время, когда обезьяны-ревуны начнут издавать свои громогласные звуки в кронах деревьев. Чальчиукоскатль вновь взглянул на море. Всё, как и раньше – загадочный остров мрачным силуэтом высился посреди мерно рокочущих волн.

И вот теперь молодой жрец опять сидел на своём привычном месте, вновь глядя на неведомый берег. Жертвователь уже полностью смирился с его существованием и с тем, что остров кроме него никто не видит. Но в последние дни появилось странное ощущение. Чальчиукоскатль начал замечать, будто его туда влечёт. Мысли то и дело возвращались к таинственному видению, желание во что бы то ни стало отравиться на неизведанный берег крепло день ото дня и то и дело побуждало к действию. Проходя там, по краю скалы, откуда открывался вид на море, служитель уже не мог не повернуть голову и хоть бы разок не глянуть на загадочную землю. Странная назойливая тревога нарастала, она не давала спокойно заснуть, мешала сосредоточиться, отбивала аппетит.

Копал догорел. Теперь оставалось немного времени на сон перед ночными молениями. Чальчиукоскатль взял курительницу за длинную ручку и пошёл вниз к руинам древнего города. Жил он в небольшом узком помещении вытянутого здания на платформе, располагавшегося недалеко от комплекса пирамид. Тропический лес давно уже брал своё, из каждой щели старой каменной кладки пробивался побег, корнями раздвигая и расшатывая известняковые блоки. Участникам похода пришлось посвятить целый день расчистке данного дома, который они выбрали, дабы обосноваться на время своей миссии. Спал Чальчиукоскатль на полу, постелив циновку петлатль прямо на каменные плиты, сверху укрывался плащом. Сон долго не шёл. Закрыв глаза, молодой мужчина вновь погрузился в воспоминания. Как давно это было? Кажется, уже несколько лет назад, на самом же деле, наверное, не прошло и месяца с тех пор, как они покинули дом. Истаккальцин, старый верховный жрец совершил тогда сложный ритуал в главном храме и получил откровение. Собрав вместе всех служителей культа, он сказал, будто здесь, на руинах у моря произойдёт явление божества, которое сообщит людям своё послание. Следовало немедленно отправляться в путь и совершить все необходимые ритуалы на пирамидах, перед статуями и стелами забытого города, разбудить дремлющие сверхъестественные силы, которым некогда поклонялись его безвестные жители. О том, какое божество явится и когда, старик не сказал, возможно, не знал, а быть может просто решил умолчать по какой-то, только ему одному известной причине. Истаккальцин всегда любил загадки. В течение двух дней собрали группу из пяти жрецов, отрядили четырёх воинов для охраны и несколько носильщиков. Шли сначала по заболоченному лесу, порой по колено в воде, затем – по узким тропам непроходимой сельвы. Только Ишуэцкатокацин, назначенный старшим, знал дорогу. Когда-то он уже совершал паломничество к руинам вместе с Истаккальцином, тогда они получили первое откровение от того, чьё лицо скрыто. Чальчиукоскатлю вспомнилось прибытие, работы по расчистке заросшего здания и лестниц на пирамиды, уборка святилищ, поиск отдельно стоящих стел и статуй. А ещё море. Рождённый на остове посреди затопленного леса, кишащего крокодилами и хищными черепахами, молодой жрец ещё ни разу не видел моря. Огромное водное пространство с пляжами, покрытыми белоснежным песком, блестящими раковинами на берегу, шумными волнами и свежим ветром, пробуждающим дух приключений, навсегда врезалось в сердце Чальчиукоскатля. Ещё и по этой причине ему так не терпелось отправиться на каноэ по блестящей нефритовой глади к таинственному острову, такому прекрасному и близкому. А ещё странный зов, он слышал его в своей голове, будто кто-то специально направлял туда свои мысли, чувствовал в рокоте прибоя, словно набегающие буруны говорили с ним, а он понимал их язык. Завтра будет новый день. До моря совсем недалеко. Долблёное каноэ, взятое на время у жителей близлежащей деревушки, у берега. Он точно поплывёт туда. Всё решено. Иначе нельзя. На этих мыслях Чальчиукоскатль успокоился, дыхание сделалось ровным, руки и ноги – тяжёлыми, сердце перестало колотиться, и молодой жрец заснул, словно младенец.

Следующий день начался с томительного предвкушения. Чальчиукоскатль никак не мог успокоиться, ни одна попытка взять себя в руки так и не увенчалась успехом. Казалось, будто другие жрецы понимают, что их товарищ ведёт себя, по меньшей мере, странно, а все старания скрыть своё состояние только привлекали внимание окружающих. После дневных молений появилось немного свободного времени, и жертвователь, сказав, что собирается отправиться в уединённое место, и там пустить себе кровь, наконец-то отправился в долгожданное путешествие.

Спустившись по крутому склону с торчащими упругими корнями, которые так и норовили повались наземь неосторожного путника, Чальчиукоскатль вышел на берег. Тёплый, нагретый солнцем белоснежный песок, мелкий, как маисовая мука, приятно ласкал ноги, забиваясь в сандалии. Осколки диковинных раковин валялись то тут, то там. У кромки воды виднелась цепочка мелких следов – видимо, здесь пробежал суетливый краб. Жрец вытолкал каноэ в воду, запрыгнул в него и начал грести. Он взглянул вперёд -таинственный остров на горизонте купался в лучах полуденного солнца. Вода была прозрачна, как горный хрусталь, и сказалось, будто дно совсем рядом. Под лодкой расплывались громады скал, облепленных яркими кораллами и губками, косяки рыб плыли, поблёскивая серебристой чешуёй, чёрные спинороги порхали, словно бабочки, совершенно не боясь проплывающего каноэ, где-то в глубине, взмахивая широкими плавниками, словно крыльями, величественно проследовал огромный скат, размером с взрослого человека, усыпанный белыми пятнами на чёрном фоне, словно звёздами на ночном небе.

Тем временем остров приближался. Не осталось никаких сомнений в том, что он действительно существует. Чальчиукоскатль скользил по водной глади на быстром каноэ, стремясь к заветной цели. Бороться с морским течением оказалось много труднее, чем плавать в стоячих водах затопленного леса - набегающие волны норовили снести лёгкую лодчонку в сторону и сбить с курса неопытного гребца. Диковинные рыбы плескались то справа, то слева, свежий ветер ударял в лицо. Бирюзовая вода, голубое безоблачное небо и яркое солнце приводили в восторг человека, вырвавшегося из-под полога тёмной сельвы и холодных каменных стен. Полоска суши становилась всё больше. Постепенно выступали контуры высокой горы, поросшей лесом, доминировавшей над всем островом. Прошло ещё немного времени, и мужчина заметил, как вновь показалось дно, покрытое водорослями и кораллами. Нетерпеливый путешественник стал грести с удвоенной силой, и вот лодка на полном ходу врезалась в песок цвета чистого жемчуга. Чальчиукоскатль спрыгнул в воду и вытянул утлое судёнышко на берег, напоровшись на ощетинившуюся отростками раковину гигантского стромбуса. Теперь молодой жрец мог оглядеться вокруг. По сторонам от белого пляжа громоздились мангровые заросли, порой заходившие в самое море. По корням деревьев бегали деловитые крабы, на ветвях сидели игуаны и грелись на солнце. Весь берег был усыпан следами местных животных. В глубине острова вздымалась гора, поросшая невысоким лесом. Но самое удивительное оказалось прямо перед глазами изумлённого путника – в десяти шагах от него высились большие ворота из двух массивных колонн в форме пернатых змеев. Их головы лежали у подножия, а хвосты поддерживали тяжёлую поперечную балку, украшенную сложным рельефом. Раскрытые челюсти чудовищ слегка занесло песком, но торчащие клыки выглядели угрожающе, а причудливые завитки, обрамлявшие глаза и рот, чётко контурировались на сером камне.

Чальчиукоскатлю страсть, как хотелось идти дальше, но чувство долга остановило нетерпеливого жреца. Всё-таки он обещал сегодня пожертвовать свою кровь богам. Мужчина взял в руки колючку агавы, которую захватил с собой, и, вознеся молитву, проколол себе мочку уха, кожу на бёдрах и плечах. Алая кровь тонкими полосками потекла вниз и мгновенно впиталась в шелковистый песок. Всё, долг исполнен, теперь можно идти.

Пройдя между резных колонн, Чальчиукоскатль оказался на извилистой тропе, поднимающейся по склону горы. «Интересно, куда она ведёт?» - подумал жрец. Кроны высоких деревьев сомкнулись над его головой, повеяло прелой растительностью, прохлада и полумрак лесных сводов сменили жару залитого солнцем пляжа. Сквозь густую листву не проходил даже шум моря, полную тишину нарушали только редкие крики птиц. Вот тропа повернула, и показалось второе сооружение – большая стела с округлым алтарем перед ней. На массивной каменной пластине немного выше человеческого роста была изображена фигура то ли человека, то ли бога. Он сидел на возвышении, покрытом шкурой ягуара, пождав под себя ноги. В одной руке находилась кисточка для письма, а в другой – сложенный гармошкой кодекс. Всю верхнюю часть рельефа занимал пышный головной убор с маской какого-то странного существа, распознать которое Чальчиукоскатль так и не смог. Длинные и короткие перья составляли несколько плюмажей. Они загибались в разные стороны и переплетались друг с другом Длинные украшения спускались вниз на спину и достигали пола. Массивные ушные вставки, богатое ожерелье из жадеита, а также пластинчатые браслеты на лодыжках и запястьях из того же камня свидетельствовали о богатстве и знатности. Суровое лицо и величественная поза внушали почтение. Молодой жрец никогда ещё не видел столь искусно сработанной стелы: все линии казались на удивление чёткими, уверенными, части тела – пропорциональными, лицо - выразительным. Никаких изъянов или недоработок ни в композиции, ни в исполнении отыскать не удалось. Ниже данного изображения располагалась длинная иероглифическая надпись. Вырезанные в той же безупречной манере ровные столбики полнофигурных символов подчёркивали исключительность монумента. Чальчиукоскатлю так и не удалось понять смысла. Внешне знаки напоминали те, что встречались у народов, живших к востоку от этих мест, но, с одной стороны, жрец недостаточно хорошо знал их язык, а другой архаичная манера, близкая к рисуночному письму, использовалась столь редко, что вряд ли кто-то, кроме посвященных, мог с уверенностью прочесть текст. А, возможно, иероглифы и вовсе не относились ни к одному из известных языков, ведь стела казалась древней, хоть и хорошо сохранившейся.

Подъём сделался круче, создавалось впечатление, будто дорога огибает гору по спирали, хотя из-за непроглядной листвы могучих деревьев ни пляжа, ни моря, ни тем более другого берега разглядеть не представлялось возможным.  И путник непременно загрустил бы, если не новое чувство, которое здесь, на острове, превратилось в почти непреодолимую силу. Чальчиукоскатль испытывал острую потребность идти дальше по лесной дороге. Данное ощущение казалось сродни голоду или жажде. Оно было в двадцать раз сильнее простого любопытства. Неведомая сила подгоняла молодого жреца и заставляла шагать без устали по неизвестно кем проложенной тропе. Порой он чувствовал зов, такой же, как тогда в покинутом городе, но гораздо явственнее. Как и прежде, ни голоса, ни слов разобрать путник не мог, но таинственное необъяснимое влечение ощущалось почти физически. И вот, что странно, мужчина совершенно не чувствовал страха. Казалось бы, он идёт по незнакомому лесу на неизвестном никому острове, где под каждым кустом может притаиться ягуар, а выстилающие дорогу листья вполне подходят на роль прибежища для сколопендр, скорпионов и ядовитых змей. Наконец, таинственные создатели каменных изваяний могли оказаться настроенными весьма недружелюбно. Одна отравленная стрела, и жрец может отправиться в обитель лишённых плоти. Чальчиукоскатль осознавал всё это и сам удивлялся себе. Уж не теряет ли он рассудок?

Новый поворот, и впереди показался следующий монумент. Четыре больших каменных столба перегораживали дорогу, разбивая её на три прохода. Поверх них лежала массивная резная балка. На каждой колонне в той же самой манере был изображён сидящий человек, пишущий что-то кисточкой на бумаге. Лица всех фигур смотрели в сторону центрального прохода. На каждом из персонажей красовался пышный головной убор из драгоценных перьев, хоть и не такой богатый, как на господине со стелы. Монолитная балка, лежащая поверх каменных столбов оказалась украшена орнаментом в виде челюсти, символизировавшей небо.

Полюбовавшись на позеленевшие от времени рельефы, молодой жрец поспешил дальше вперёд по тропе. Дорога сузилась и стала подниматься круче. На некоторых участках вверх вели ступени из грубо отёсанных влажных камней. И вдруг за поворотом взгляду открылся вход в пещеру. Здесь путь обрывался. Чёрный провал был обрамлён в виде пасти чудовищного змея. Могучие челюсти, зубы, нависающие над входом, раздвоенный язык, высовывающийся наружу на дорогу, круглые глаза, окаймлённые завитками когда-то высекли прямо в скале неведомые ваятели. Чальчиукоскатль остановится в нерешительности. Неужели придётся проникнуть внутрь? Он с опаской вглядывался в тёмный проём, пытаясь осмотреть внутреннее пространство пещеры. Кажется, по полу шла дорожка, ровная и очищенная от камней. Внезапно будто что-то стиснуло виски путешественника, возникло острое желание войти, неведомая сила толкнула жреца вперёд, и он прошёл между гигантских клыков прямо по высеченному в полу языку.

Камень оказался мокрым и скользким. Идти следовало осторожно. Поначалу Чальчиукоскатль ничего не увидел. Но вот глаза привыкли к мраку пещеры, и из тьмы показались силуэты сталактитов, сталагмитов и известковых колонн. Между ними шёл узкий проход, по которому вряд ли смогли бы пройти два человека. Кто-то вырубил его в скальной породе и заботливо очищал долгие годы. Чальчиукоскатль уже подумал, что далеко пройти не удастся, ведь у него нет даже факела, но тут путник с удивлением обнаружил слабый свет. Он исходил со стен пещеры. Там виднелись небольшие ниши, заполненные странным светящимся веществом, каким-то зеленоватым налётом. Дотянуться до них не представлялось возможным – напороться на острый каменный столб или упасть, оступившись на скользком полу совершенно не хотелось, да и находились они на высоте много больше человеческого роста, почти под самым потолком.

Тьма и тишина окружали. Чем больше Чальчиукоскатль стоял, настороженно прислушиваясь, тем резче отдавались в голове звуки падения тяжёлых капель с каменных сводов, тем чаще казалось, будто кто-то бродит во глубине подземных лабиринтов. Но зов гнал вперёд, и путник, стараясь не отрывать ноги от скользкого пола, мелкими шаркающими шагами продвигался по тёмному коридору. Проход то сужался, то расширялся, кое-где жрец спотыкался о ступеньки, благо, путь шёл прямо, и Чальчиукоскатль радовался тому, что сможет возвратиться, просто повернув назад. Вот жертвователь вышел в большой просторный зал. Его освещало множество тусклых огней, которые некто расположил вдоль стен на расстоянии локтя друг от друга. Впереди в этом нежном свете блистало настоящее подземное озеро. Множество колонн из сросшихся сталактитов и сталагмитов, высившихся от пола до потолка, будто болотные кипарисы на далёкой родине, стояли погруженными в воду. На другом берегу чернел проход в стене. Недолго думая, жрец погрузил ноги в ледяную воду и продолжил путь. Кожа быстро окоченела и потеряла чувствительность. Камни на дне оказались слизкими. «Так не долго и упасть», - подумал Чальчиукоскатль, жалея, что не взял с собой палку, которая сейчас пришлась бы как нельзя кстати.

Вот и другой берег. Жертвователь надеялся  согреть озябшие ноги, но холодный влажный воздух пещеры никак не способствовал этому. Он оглянулся назад – мерцающая гладь воды, каменные столбы и чернеющий проход в стене. «Всё точно так же, как виднелось с того берега, будто бы я и не переходил озеро вовсе», - данная мысль немного встревожила Чальчиукоскатля. Расчищенный проход продолжался и здесь. Жрец продолжил двигаться по нему и вскоре достиг выхода из зала. Здесь под потолком виднелось сразу несколько источников света. Именно они указывали путь и не позволили сбиться в холодных водах озера. Но самое интересное – над проёмом виднелась длинная полоска рельефов, вырубленных прямо в известняковой стене. Один за другим в одинаковых позах сидели несколько персонажей. Все склонились над листами бумаги, лежащими на коленях, и что-то писали на них кисточками. Кролик, обезьяна, человек, скелет, койот, ягуар, уродливый карлик, птица с головой женщины – все носили одинаковые серёжки, ожерелья и браслеты и имели плюмажи из драгоценных перьев над головами. Каждая фигура подписана теми же странными иероглифами. Кое-где виднелись цифры из палочек и точек.

Странное дело, рельеф вселил в Чальчиукоскатля некую уверенность в правильности действий. Раньше он ещё сомневался, стоило ли ему заходить в пещеру. Но теперь стало ясно, данное место имело исключительное значение, а сходная тематика изображений и одинаковая манера резьбы по камню говорили о связи монументов на дороге и в пещере.

Далее вновь пошли сырые коридоры, подъёмы и спуски, холодные капли падали с потолка, шаги гулким эхом отдавались в подземных лабиринтах. Но вот Чальчиукоскатль увидел свет. Нет, не тот тусклый, исходящий от странных ниш под потолком на стенах, а настоящий, яркий. Глаза жреца так привыкли к мраку тёмных ходов, что он ощутил боль в глазах и невольно закрыл лицо руками. Сердце лихорадочно забилось. Жертвователь почти бегом преодолел последний отрезок коридора, поднялся по каменным ступеням и вошёл в ворота, вырезные в виде змеиной пасти наподобие тех, что вели в саму пещеру.

Глазам предстал огромный ярко освещенный зал. Да, было светло, как днём, будто бы само Солнце просвечивало сквозь каменные своды. Идеально отштукатуренные стены сверкали ослепительной белизной, а украшавшие их фрески - всеми цветами радуги. Зал казался круглым, через равные промежутки были устроены проходы в боковые помещения. Посредине находилось большое ступенчатое возвышение, украшенное мастерски сработанными рельефами. Четыре лестницы с вырезанными на каждой ступеньке иероглифами вели на площадку наверху. Оттуда поднимались четыре пандуса к балкону, проходящему вдоль всей окружности стен. По периметру зала, за исключением проходов в соседние комнаты располагались полки, заполненные какими-то плоскими предметами, лежащими ровными стопками. Приглядевшись, Чальчиукоскатль понял, это были кодексы – бессчётное множество книг с обложками из деревянных досок. Все дверные проёмы обрамлялись каменными балками с изысканной резьбой. То тут, то там располагались такой же тонкой работы статуи, особенно красивые находились у оснований лестниц и пандусов. Здесь уже не веяло пещерной сыростью, наоборот воздух казался свежим и здоровым.

Чуднее этого прекрасного зала Чальчиукоскатль ничего в жизни не видел. «Быть может, я в чертогах богов», - подумал поражённый путешественник. Оглядевшись, он, сам не зная почему, решил взойти вверх по одной из украшенных иероглифами лестниц. Поднимаясь, молодой жрец залюбовался перилами, отделанными раскрашенными масками богов, людей и животных, а когда вновь посмотрел в верх, то чуть не вскрикнул от неожиданности. Перед ним на верху платформы стоял человек, красивый молодой мужчина худощавого телосложения и высокого роста в удивительно богатом и необычном одеянии. Он смотрел дружелюбно, не выказывая неприязни. На голове красовался высокий убор из нескольких поставленных друг на друга масок игуан, за которыми были закреплены плюмажи из драгоценных перьев. Расположенные рядами пучки обрамляли всю конструкцию кольцом и спускались вниз почти до самых лодыжек. В первом слое находились мелкие перья колибри шиууицилина, за ними – жёсткие красные с крыльев попугая макао, а далее – самые роскошные, из надхвостья птицы кетцаль, причём настолько длинные, что увеличивали фигуру хозяина чертога почти втрое, и такие сверкающие, что создавали впечатление солнца с лучами. Два красивых цветных плюмажа свешивались вниз по сторонам от лица, доходя до живота. Грудь и плечи мужчины закрывало ожерелье из множества отполированных бирюзовых пластинок. Под стать ему массивные браслеты стягивали запястья и лодыжки. К поясу крепился изысканный набедренник из шкуры ягуара с жадеитовыми бляшками, а из-под него выбивались концы расшитого цветными нитями маштлатля. Сандалии с ярким ремешками не уступали остальным деталям костюма. Их украшали драгоценные перья и золотые колокольчики. То тут, то там на поджаром теле виднелись странные рисунки, похожие на иероглифы, в ушах блестели жадеитовые серьги, а в носу – зубчатая золотая пластинка.

«Здравствуй, - начал незнакомец, не дожидаясь приветствия, - Я ждал тебя и знал, что ты придёшь именно сегодня. Поднимайся сюда. Уверен, нам есть о чём поговорить». «Приветствую», - неуверенно произнёс Чальчиукоскатль, не зная стоило ли простереться ниц, как перед владыкой или достаточно простого поклона. Обитатель подземного чертога жестом пригласил гостя пойти за ним. Жрец последовал за хозяином и сел в предложенное кресло икпалли. Сам же таинственный господин опустился на просторное резное каменное сидение, больше похожее на трон. Жертвователь скромно молчал, боясь первым начать разговор, он ожидал, о чём его спросит собеседник. Тот же окинул странника взглядом и уверенным голосом заявил: «Я знаю твоё имя, Чальчиукоскатль. Мне ведомо, кто ты. А твои мысли я читаю подобно раскрытой книге. Конечно же тебе интересно, кто я и что это за место. Моё имя тебе ровным счётом ничего не скажет, да и звучит оно на чуждом тебе языке. По дню же рождения ты можешь называть меня Йэи-Точтли. Находишься ты в библиотеке богов. Радуйся, ведь редкому смертному довелось переступить порог этого чертога». «Почтеннейший господин, Йэи-Точтцин, тот, кому ведомо столь многое, скажите мне, почему именно я удостоился такой великой чести?» - спросил Чальчиукоскатль с трепетом в голосе. «На то воля богов, - рассудительно отвечал таинственный господин, - Они избрали тебя, почему – мне не известно. Великие не обязаны открывать мотивы своих решений. Видимо имеется на то причина, ведомая только им. Но они указали на тебя, и я воззвал к тебе и открыл дорогу на мой остров, - продолжил он, драгоценные перья величественно покачивались с каждым движением головы, - Да, ты прав. Остров видел только ты один. Никому из прибывших с тобой не дано его узреть. Для них он не существует. Остров открыт только для тебя. Так повелели боги». «И чего же они хотят?» - с опаской произнёс молодой жрец, сердце заколотилось в груди. «Они приготовили для тебя послание. Но всему своё время, - перевёл разговор Йэи-Точтли, - Для начала мне хотелось бы рассказать о предназначении данной библиотеки. Перед тобой величайшее собрание знаний во всём мире. Оглянись по сторонам – здесь множество раз по восемь тысяч кодексов. И ни один не имеет ошибки. Всё, что изложено в этих книгах – правда. Самая полная история мира здесь, на полках: всё, что было, есть и будет, и чему никогда не суждено случиться. Бесчисленные тайны, которые так жаждет знать человечество, изложены здесь, а более того – вещи, о каких люди никогда и не догадаются. Тут есть даже то, что не ведомо и богам. Да-да, есть и такие сведения, сокрытые от великих. Ну, может, только Оме-Акатль, невидимый, как ночь, и неощутимый, как ветер, способен постичь всё тайное».

Чальчиукоскатль ещё раз огляделся по сторонам. Множество книг вокруг. Человеческой жизни не хватит все их изучить. «Всевидящий господин Йэи-Точцин, - осторожно произнёс жрец, - Простите мои несдержанность и любопытство, но не могли бы Вы дать мне посмотреть хотя бы одну из бесценнейших книг?» «Хорошо», - ответил обитатель пещеры, явно предвидя вопрос, и открыл кодекс, лежащий на столе перед икпалли в первом попавшемся месте. Чальчиукоскатль поднялся и подошёл ближе. Взгляду предстали две идеально выбеленные страницы толстой плотной бумаги. Каждый лист покрывали хорошо скомпонованные рисунки и пиктограммы, оставлявшие совсем немного свободного места. Проведенные тонкой линией контуры выглядели чёткими и уверенными. Цвета казались столь яркими, будто книгу раскрасили буквально вчера. Вот человек, одетый, как владыка, стоит перед пирамидой. Навстречу идёт процессия, возглавляемая молодой женщиной в ярком облачении с двумя пучками перьев кетцаля, прикрепленных к головной повязке. За ней – нарядные люди с пёстрыми штандартами, а также носильщики, держащие богато украшенный паланкин со странным существом, имевшим черты человека и разных животных. Несколько пиктограмм обозначали имена персонажей, а другие символы, видимо указывали на дату и место события. «Здесь сцена из истории далёкого царства. Вы даже не подозреваете о его существовании, - сказал Йэи-Точтли, - Вот правитель, имя которого на Ваш язык переводится, как «драгоценный дождь-ягуар», приветствует прибывшую к нему невесту, которую зовут Госпожа Семи Небес. Она не только принесла огромное приданное, но и доставила будущему мужу бога её народа. Вот тут идола несут на носилках, - он указал на процессию, - Поклонение новому божеству существенно расширит возможности государства». Таинственный господин открыл кодекс в другом месте. Вдоль верхнего края листа растянулась богиня с головой в виде черепа и когтями орла. Её длинное чёрное тело украшали кремниевые ножи, а вниз свисали полузакрытые глаза – символ ночного звёздного неба. Под ней лежал город – множество белых зданий. Там в страхе притаились жители. Каждый надел на лицо маску, вырезанную из листа агавы в попытке скрыться и остаться неузнанным. А сверху спускались странные существа – скелеты, обтянутые кожей, с растрёпанными волосами и большими глазами-плошками. Их конечности угрожающие обагрены кровью, а из хищно раскрытых ртов свешиваются обсидиановые ножи вместо языка. «Кто это?  -  спросил Чальчиукоскатль, - Сиуатетео?» «Нет, хуже, Цицимиме – звёздные демоны, - ответил Йэи-Точтли, - В тот день они сошли с небес и сожрали всех жителей города. Никто не выжил, ни один не ушёл», - печально добавил он, покачивая перьями кетцаля. «Ну, как тебе кодексы богов?» - спросил житель подземного чертога, видя замешательство гостя. «Они великолепны, - сказал жрец, оторвав взгляд от пугающей страницы, - Какая великолепная прорисовка, столько деталей! Я ещё никогда не видел такого превосходного исполнения. И композиция исключительно продумана, ни один участок листа не остаётся незадействованным. Великая похвала тому, кто смог сделать такое. Смею предположить, остальные кодексы так же хороши». «И даже лучше», - подтвердил Йэи Точтли, которому явно польстил ответ собеседника. «По понятным причинам, я тебе не могу показать всего, - сказал он, внимательно посмотрев на гостя.

«А как появилась библиотека богов? И кто создал все эти книги?» - спросил Чальчиукоскатль. «О, это долгая история, - произнёс хранитель кодексов и мечтательно поднял глаза вверх, погружаясь в воспоминания, - Это случилось давно. Пять раз по четыреста лет прошло с тех пор и даже больше. Я тогда был маленьким мальчиком. Мой народ мирно жил у отрогов туманных гор. Впрочем, вы о нём не знаете. Давно покинуты старые города, величественные пирамиды занесло землёй, и они превратились в зелёные холмы, площади поросли лесом, а язык уже навсегда забыт. Быть может, только статуи и стелы показываются из песка, когда потоки вод размывают берег. Мой дом находился в большом селении, столице нашего государства, и я часто ходил смотреть на высокие храмы, которые тогда мне казались самым прекрасным, что есть в мире. Более всего я любил росписи, сделанные поверх толстого слоя известковой штукатурки. Периодически их подновляли, и мне нравилось следить за мастером, выводящим кистью чудесные изображения богов, - Йэи-Точтли, - вздохнул, - А потом я бежал домой и старался нарисовать такие же палочкой на песке. По-моему, у меня выходило здорово, так я думал тогда. Конечно, не точно так же, как у художников, но мне нравилось. В ту пору жил один человек. Имя его тебе опять ничего не скажет. По дню рождения Вы бы называли его Матлактлиомей-Коатль. Он изобрёл то, до чего ещё никто не додумывался. Раньше изображения делали на стенах храмов и дворцов, стелах, посуде и других предметах. А этот господин начал делать рисунки на бумаге, да ещё и располагать их друг за другом так, чтобы получалась целая история в картинках. Словом, он изобрёл кодексы. Таких, как он на Вашем языке зовут «тлакуило». Книги понравились многим, ведь каждый, может быть, кроме только бедных крестьян и ремесленников, мог извлечь из них пользу. И вот на Матлактлиомей-Коатля посыпались заказы. Владыки хотели записать историю правящих династий, жрецы желали зафиксировать знания о мире и богах, астрономы стремились сохранить свои наблюдения и прогнозы, купцам надо было вести учёт товаров, а гонцам – составить списки дани с покорённых селений. Вскоре дел стало невпроворот, и тогда мастер решил подыскать способного ученика. Тогда Матлактлиомей-Коатль начал бродить по улицам и высматривать играющих мальчишек. Он подходил к ним и просил нарисовать на земле то змею, то ящерицу, то ягуара. Но ни у кого не получалось хорошо изобразить ни одно из животных. Однажды составитель кодексов нашёл меня. Мои рисунки оказались очень даже сносными. Я нарисовал орла, кролика, собаку. Но Матлактлиомей-Коатль хотел проверить меня лучше. Он велел изобразить самого великого Оме-Акатля. И вот тогда мне пригодилось умение срисовывать богов со стен пирамид. По памяти я набросал суровое лицо, головной убор асташелли из двух пучков перьев цапель, две полосы попрёк лица на уровне глаз и рта, большое кольцо ауауатль на груди, огромный кецалькомитль на спине и сандалии с рисунком, как у обсидианового змея, называемые ицкактли. Матлактлиомей-Коатль всё больше удивлялся, глядя на рисунок, по мере того, как появлялись всё новые и новые детали. Он таки не ожидал увидеть столько подробностей. Когда картинка была закончена, мастер присел на корточки и, упёршись ртом в кулак, долго смотрел на неё, не произнося ни слова. Время шло, а сердце моё разрывалось в груди от страха и неизвестности: «Какие мысли сейчас в голове у мастера?» «Хорошо, пойдём, - сказал он, оторвавшись от рисунка, - пошли». И так я стал учеником Матлактлиомей-Коатля. Поначалу мне пришлось довольствоваться только рисунками на земле, бумага – слишком дорогой материал. Первое, что мне следовало усвоить – двадцать символов священного календаря. Учитель говорил, что именно эти знаки изображаются в кодексах наиболее часто. Прошло уже много-много дней, а мне так и не доверяли рисовать на бумаге, и порой уже казалось, будто мастер скоро потеряет веру в меня и найдёт другого ученика. Помнится, он никогда не хвалил моих рисунков, ни тени улыбки не появлялось на его лице, когда он рассматривал фигурки на песке. Но однажды учитель принёс мне обрывки бумаги, в основном испорченные им же самим листы, а ещё кисточки и чернила. Я как можно более экономно старался использовать ценный материал, рисовал на каждом клочке или обрывке, старался изобразить как можно больше деталей, выводя тончайшие линии. Продолжалось это ещё дольше. Матлактлиомей-Коатль всё не давал и не давал мне настоящей работы. Между тем заказов становилось всё больше, и порой казалось, будто мастер уже жалеет время, потраченное на меня, ведь он мог вместо этого рисовать на несколько страниц в день больше».

Чальчиукоскатль внимательно слушал обитателя подземелья. Он не совсем понимал, как данная история связана с библиотекой богов, но то ли рассказ показался ему интересным, то ли мерный голос собеседника зачаровал усталого путника, а потому жрецу хотелось всё слушать и слушать таинственного господина. Йэи-Точтли изредка поглядывал на гостя, но большую часть времени его взор казался обращенным куда-то вдаль. Хранитель кодексов мысленно перенёсся во времена далёкого детства, он предавался воспоминаниям, и рассказчику не было дела до того, интересовало ли повествование слушателя или нет. Он продолжал: «Но всё же через некоторое время Матлактлиомей-Коатль таки допустил меня к работе. Он поручал мне рисовать знаки года и прочие простые символы прямо в его кодексах. Мне казалось, что учитель рисковал, давая мне свои работы. Он следил за каждым движением моей кисти, вглядывался в готовые пиктограммы, давал советы на будущее. Я никак не облегчал его труда. Наоборот, мастер гораздо быстрее нарисовал бы всё сам. Но, чем дальше, тем больше мне позволялось. Вскоре он уже давал копировать его кодексы. Именно тогда, как мне казалось, от моей работы появился прок. Несколько лет прошло, прежде, чем мне разрешили начать составление первой собственной книги, такой, какую учитель ещё не писал, которой и на свете-то ещё не было. С тех пор мы работали вместе. Столько всего пришлось сделать, ведь мы волею богов оказались первыми. Ещё толком никто не знал, как следовало составлять кодексы, порой приходилось рисовать то, что до этого никто и не пытался изобразить. Приходилось разрабатывать приёмы композиции, стараться выразить новые идеи на бумаге и порой делались настоящие открытия. Книги становились всё лучше и лучше, картинки – красивее, а цвета – ярче. А ведь тогда ещё не было иероглифов, да-да, только первые пиктограммы, не далеко ушедшие от рисунков. Забавно, те народы, которые так и не дошли до настоящего письма, пользуются нашими символами до сих пор. Они - самая стойкая и понятная система записи. Матлактлиомей-Коатль больше ни с кем не делился знаниями. Хотя уже тогда появились и другие люди, пытавшиеся рисовать кодексы. Они просто копировали наши творения, срисовывали, порой бездумно. Но у них никогда не получалось так, как у нас. Мы путешествовали по разным городам, везде оставляя прекрасные работы в храмах у жрецов и во дворцах у владык. Теперь уж они сгинули в небытие. Столько лет прошло. Сырость и плесень сделали своё тлетворное дело.

Вскоре я начал замечать изменения, происходящие в учителе. Он стал всё больше отдаляться от жизни, перестал веселиться, прекратил общаться с семьёй, меньше ел и спал. Нелюдимый ранее, теперь мастер подолгу просиживал на террасе и глядел куда-то вдаль, наверное, в это время он беседовал с собственным сердцем. Порой Матлактлиомей-Коатль брал палочку и начинал что-то рисовать на песке – новые образы для будущих книг. Я знал, он не хотел, чтобы я подглядывал. Учитель больше не допускал ошибок ни в чём – ни в творчестве, ни в жизни. Его суждения неизменно выходили правильными, в своих поступках он всегда следовал истине. Теперь Матлактлиомей-Коатль стал настоящим хозяином своего лица и сердца. Кодексы, созданные им в то время, сделались исключительно сложными. Множество деталей, символов, обманчивых образов, сбивающих с толку, неоднозначных изображений появлялось на страницах. Простые вещи обрели иную форму, идеи – новое воплощение. Эти книги оказались трудны для понимания, не каждый жрец или философ мог трактовать их изображения. Мне же казалось, будто Матлактлиомей-Коатль стал человеком с обожествлённым сердцем. У мастера стало меньше заказов, а у меня – больше. Неспособные расшифровать смысл его рисунков служители и учителя хотели иметь копии старых работ или вовсе шли к новоявленным тлакуило, коих разводилось всё больше и больше. А у меня в сердце поселилась тревога. Что-то должно во-вот случится.

Однажды к нам пришли два господина. Хотя по большей части они не отличались от обычных людей, почему-то сразу стало понятно, что они гораздо более важные особы, чем кажутся на первый взгляд. Явно нездешние, хотя и говорили на нашем языке. Тело каждого из них было чёрным и носили они разноцветные плащи. Звали их Се-Акатль и Оме-Акатль. Они сказали, будто у них имеется большой заказ на целую серию кодексов для их отца. Все материалы, бумагу, доски, чернила и краски они выдадут. Но есть одно условие. Нужно работать только у них. Говорили, будто живут братья на далёком острове, куда они готовы увезти нас в самое ближайшее время. О чём именно будут книги, почтенные господа не сообщили. Но Матлактлиомей-Коатль, лишь увидев данных людей и услышав о новом заказе, сразу повеселел и оживился. Он будто бы ждал их или знал о чём-то, что осталось невысказанным, но стало понятным ему одному. Помню, тогда он позвал меня и долго беседовал, говоря о новых книгах, и бесценных идеях. Выглядел учитель возбуждённым. Ещё никогда я его таким не видывал. Мы отменили все заказы и в назначенный день отбыли с Се-Акатлем и Оме-Акатлем. Наш путь занял много дней. Мы шли по долинам, непроходимым лесам, поднимались в горы, переплывали реки. Странное дело, ни разу за время странствий я не почувствовал боли, голода или слабости и всегда имел достаточно сил. А таинственные господа так и не говорили ни о содержании будущих книг, ни о земле, куда мы направляемся, ни об их отце, даже имени которого нам не сообщили.  Вскоре мы вышли к морю, сели на каноэ и приплыли на этот самый остров. Я тогда даже и представить не мог, что останусь жить тут. Вот нас провели по лесной тропе и по проходу в пещере, мы пришли сюда, в зал, где сейчас ты сидишь. Тут-то нам всё и открыли. Се-Акатль и Оме-Акатль оказались богами, теми самыми, что сотворили землю. Их отец Тонакатекутли, Даритель Жизни, желает создать библиотеку, где бы имелись кодексы по всей истории мира. Для этого он послал за двумя лучшими художниками на земле».

Йэи-Точтли остановился и внимательно поглядел на гостя. Чальчиукоскатль теперь понял, чем должна закончится его история. Жрец взглянул на рассказчика с благоговейным трепетом. Невероятно, стоявший перед ним человек нарисовал книги богов пять раз по четыреста лет назад и дожил до сего дня на сокрытом острове. «Могущественный и почтеннейший господин Йэи-Точцин, Ваша история удивительна! - воскликнул жертвователь, - Но я бы ещё хотел узнать, что случилось с Матлактлиомей-Коацином, ведь я не вижу его здесь. Где он?» «Тогда тебе стоит дослушать историю до конца, Чальчиукоскатль, - ответил Йэи-Точтли и продолжил рассказ, - В тот день время на острове остановилось. Нам дали помощников – тех самых художников, которых ты видел на рельефе у подземного озера. Да-да и кролика тоже, - добавил он, прочитав мысли гостя, и улыбнулся, - Они раскрашивали нарисованные чернилами изображения. Сам боги сообщали нам, как и что рисовать, а Даритель Жизни незримо следил за ходом работы. Матлактлиомей-Коатль и здесь надзирал за мной, тщательно проверял каждый лист. Не было ни дня, ни ночи, ни сна, ни усталости, ни еды, ни питья. Вне времени трудились мы, не покладая рук, а помощники раскрашивали картинки, соединяли листы, приделывали обложки и располагали книги в порядке задуманном Дарителем Жизни.  Сам боги направляли наши кисти, от чего рисунки становились даже лучше, чем там, в мире людей. Сколько же их было, этих листов? Несколько раз по восемь тысяч – бессчётное множество. Всё смешалось в моей голове – правители, народы, города. Я не мог ничего запомнить. Но Се-Акатль говорил мне, что у меня будет достаточно времени на изучение книг. Ни о чём другом я и мечтать не мог – только внимательно и вдумчиво постигнуть содержание божественных кодексов. Однако после создания некоторых из них мою память стирали. Такие секретные книги сокрыты. Кто их видит, мне неизвестно.

Несмотря на колоссальный объём, наша работа всё же подошла к концу. Се-Акатль и Оме-Акатль пришли сюда, в главный зал библиотеки. Я хорошо помню тот день. Да, тогда время снова вернулось на остров, а, значит, можно говорить слово «день». Они объявили, их отец доволен работой. За создание великих книг он дарит мне вечную жизнь и вечную молодость здесь на острове, а также почётную должность смотрителя божественной библиотеки. Отныне я стану получать самые изысканные одежды и никогда не буду испытывать ни в чём нужды. Большинство кодексов, кроме скрытых, будут доступны мне, и я смогу посвятить их изучению столько времени, сколько пожелаю. А для мастера припасена другая награда. Даритель Жизни введёт его в сонм богов, сделает покровителем книг, рисунков и письма. И, объявив волю Тонакатекутли, Се-Акатль и Оме-Акатль взяли Матлактлиомей-Коатля за руки и унесли его на восьмое небо в Тетеокан. С тех пор я и живу здесь, на острове. Иногда библиотеку посещают боги, и даже Матлактлиомей-Коатль порой спускается сюда в своём небесном облике. У меня в достатке еды, питья и прочих наслаждений. Но нет ничего интересней изучения кодексов. Я листаю их постоянно. Мне доступна история мира от создания до конца времён. События чередой проходят передо мной. А я до сих пор не изучил и половины книг.

Остров тогда ещё не был сокрыт. На Земле начался золотой век – эпоха мудрости и знания, господства мысли и разума. Тогда боги спускались с небес и говорили с людьми. Они жили в земных городах, общаясь с жрецами и правителями. Иногда великие брали и меня с собой, и я собственными глазами видел храмы и пирамиды просвещённых царств. Я обучал их художников, передавал им знания. Тогда люди изобрели иероглифы, и смогли записывать слова и мысли, а не только рисовать картинки. Остров мог видеть каждый, любой художник, учёный или философ мог совершить паломничество туда. Людей, конечно, в библиотеку не допускали, но их жрецы и главные талкуило проводили церемонии в честь Матлактлиомей-Коатля, превознося и благодаря за дарованное искусство. Именно они поставили колонны и высекли рельефы на дороге и в пещере. А потом золотой век закончился. Люди перестали слышать богов, утратили сыновью почтительность, они стали поклоняться враждебным силам смерти и разрушения, порой не подозревая о роковых ошибках. Одно за другим пали просвещённые государства, и ужас стал царить на земле. Великие покинули землю и перестали спускаться к неразумным детям. Многое оказалось забыто и безвозвратно утрачено. Тогда боги скрыли остров от людских глаз, и очень немногим с тех пор дозволялось видеть его».

«Вот уж действительно поразительная история, - вновь удивился Чальчиукоскатль, - Человек стал богом. Хотя здесь можно поверить во что угодно. Никто из нашего народа и не догадывается о существовании библиотеки. А оказывается тысячи лет назад все о ней знали и даже ходили сюда. Теперь же и старший жрец не может её увидеть. Скажите, почтенный Йэи-Точцин, могу ли я рассказать о библиотеке нашим людям?» - спросил он. «На этот счёт боги не оставили никаких указаний, - покачал головой смотритель книгохранилища, - Если бы они желали запретить, то непременно сообщили бы мне. Но, - добавил он, наградив гостя многозначительным взглядом, -  думаю, тебе стоит рассказать о нашей встрече только самым доверенным и важным людям. Обсудите всё, сообща, а там решайте». «Понятно, - кивнув, произнёс жрец, - Ну а теперь, когда я знаю, откуда взялась библиотека, может быть расскажете мне, зачем Вы пригласили меня сюда?» «Да, уже пора, - согласился Йэи-Точтли, - Это не займёт много времени. Видишь ли, изучая историю, я иногда возвращаюсь к прочитанным книгам. Ведь всё происходящее связано. Потому приходится просматривать изученное вновь и вновь, дабы лучше понять новые кодексы. В последнее время я начал замечать, что события в рукописях меняются. Да, картинки становятся совсем другими. Ошибки быть не может. На месте одного имени или происшествия возникает другое». «Как такое возможно?» - не выдержал Чальчиукоскатль. «Сам не знаю, - отвечал Йэи-Точтли, - Библиотека – творение весьма загадочное. Кодексы живут своей жизнью. Ведь в сущности рукописи созданы не нами, их сделали боги нашими руками. Мы сделали не картинки, а записали сам ход истории. Потому-то, если меняется ход событий, меняется и сама книга. Причём кодекс, где однажды уже замечено отклонение, более вероятно обновит содержание ещё раз. Поначалу мне казались такие вещи закономерным следствием хода времени. Подумаешь, боги не могли предусмотреть всего, и по мере того, как развиваются события, уточняются и их последствия. Но однажды я показал это одному из великих – тот пришёл в недоумение. «Такого не может быть», - сказал он мне. Каким-то образом люди начинают выходить из-под контроля богов, они перекраивают историю на свой лад. Как происходят подобные изменения я не знаю, даже не догадываюсь. Возможно, Даритель жизни понимает, однако он молчит, ничего не делает, как всегда», - Йэи-Точтли картинно развёл руками. «Простите, господин, а что именно изменилось. Можете привести хоть пару примеров?» - спросил взволнованный Чальчиукоскатль. «Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, - отрезал хранитель библиотеки, - Великие запретили мне открывать смертным завесу грядущего. Да ты бы всё равно ничего не понял. Боги точно сказали мне, что я могу сообщать, а что – нет. Кстати, они после того разговора замолчали, ничего не говорили. Лишь однажды явился Матлактлиомей-Коатль. Он выглядел исключительно озабоченным. Вот что сказал мне учитель: «Следи за ходом времени. Это – главное в мире, основа всего существования. Если сдвинется время – мир впадёт в хаос». И я слежу. Каждый день имеет направление, цвет, судьбу и стихию. Всё равно, как ты их назовёшь. Главное – не названия, а суть. Они должны идти один за другим в раз и навсегда установленной последовательности. На Вашем языке за днём «крокодил» должен идти «ветер», затем - «дом», после него - «ящерица» и далее по порядку. Пока ещё ход времени не нарушался ни разу ни в настоящем, ни в прошлом. Но сердце моё всё не могло успокоиться. Я снова начал взывать к богам, просил, чтобы великие позволили мне сообщить людям о тревожащем открытии. Они дали согласие, но пригласить разрешили только одного человека, и того, кого изберут они сами. Выбор пал на тебя, Чальчиукоскатль, уж не знаю, чем ты так им запомнился». «Хорошо, что я должен делать?» - спросил жрец. «Они этого тоже не сказали, - ответил Йэи-Точтли и отворотил взгляд, - Ты же знаешь, боги играют нами, как шариками на ладони, смеются над тем, как люди выкарабкиваются из созданных ими положений. Тебе следует действовать так, как сочтёшь нужным, так как подскажет твоё сердце». «Я понял, мне нужно подумать…» - нерешительно произнёс Чальчиукоскатль. «Не торопись, взвесь всё хорошенько», - сказал Йэи-Точтли ободряюще.

И они говорили ещё долго, то сидя напротив друг друга, то прохаживаясь по залам библиотеки. Но ничего нового в той беседе не содержалось. Каждый высказывал свои соображения о вещах, о которых в сущности не имел совсем никакого представления. Слова, домыслы, догадки – только и всего. Когда же Чальчиукоскатль уже собрался уходить, попрощался с хранителем и направился к выходу из библиотеки, Йэи-Точтли окликнул его: «Знаешь, что самое важное? – он словил недоумённый взгляд жреца, - Изменяется не только будущее, недавно начало изменяться и прошлое. Не знаю, можно ли его вернуть. Но всё существующее теперь под угрозой».

Автор - Дмитрий Иванов, Екатеринбург.

Автору важно знать мнение читателей о произведении, поэтому он приглашает выразить его лично ему на странице соцсети Вконтакте - http://vk.com/stygminum