О первопоселенцах Юкатана, что имел верховный владыка, и о том, как разделилась власть, как они правили и вели дела
Глава III. О первопоселенцах Юкатана, что имел верховный владыка, и о том, как разделилась власть, как они правили и вели дела
Ни о народах, которые заселили это королевство Юкатан, ни об их древней истории я не смог найти больше сведений, чем то, что здесь расскажу. В /178/ некоторых записях, оставленных теми, кто первыми научился писать, и они были на их языке (и в остальном так делается между индейцами), говорится, что одни народы пришли с западной стороны, а другие с восточной. С теми, кто был с запада пришел один, бывший за их жреца, называемый Цамна [Zamna], о котором говорят, что он был тем, кто дал названия, которыми они сейчас обозначают все морские порты, мысы, ручьи, побережья и все селения, города, леса и местности всей этой страны, что воистину является вещью удивительной, если было такое подразделение, которое он сделал относительно всего для того, чтобы оно было известно под своим именем, так как едва ли есть пядь земли, которая не имела бы названия на их языке. То, что поселенцы пришли в эту землю с запада (хоть уже неизвестно ни кто, ни как пришел), согласуется с тем, что говорит отец Торкемада в своей "Индейской Монархии". Ибо после того, как теочичимеки [Teochichimecas] имели некую весьма устрашающую битву с уэшоцинками [Huexotzincas], и их владыки оставили область Тлашкалан [Tlaxcalan], другие народы заключили мир с теочичимеками из-за славы той победы, и они получили место для основания своих поселений, и распределили их земли, и таким образом усилились и заняли страну, так что чуть более чем через три столетия расселились на большей части Новой Испании от северного побережья до южного, охватив все промежуточные земли, находящиеся к востоку, в которые включается Юкатан, вплоть до Ибуэрас [Hibueras] или Гондураса; таким образом, с этой стороны народ Юкатана, кажется, происходит от семей чичимеков [Chichimecas] и акулуа [Aculhuas], которые, придя с запада путями, описанными отцом Торкемадой в первых книгах, заселили Новую Испанию.
Если с востока пришли другие народы, которые заселили эту землю, о них уже нет ни преданий, ни достоверных записей о том, из какой страны они пришли и что за народ были, хотя говорят, что с острова Куба. Вызывает трудности то, почему, придя из столь разных стран, одни и другие говорят на одном языке, столь древнем, что нет сведений, чтобы был другой в этой земле? Но могло случиться так потому, что одних было больше, чем других, или вследствие войны, или договора, или общения, когда они вступали в браки друг с другом, и стали преобладать язык, нравы и обычаи тех, кого было больше, и их перенесли на себя те, кого было меньше. Из-за столь великого различия, существующего между языками юкатеков и мексиканцев, кажется, что более многочисленными поселенцами этой страны были те, кто пришел с восточной стороны, и значительно более древними, потому что индеец Цамна, пришедший вместе с ними, был тем, кто дал названия местностям и землям, как сказано, потому что, если бы это были другие, они бы их дали. Противоположное говорит отец Лисана, так как, объясняя, почему эти индейцы называют восток Сениаль [Cenial], а запад Нохниаль [Nohnial], и первое значит "малый спуск", а второе – "большой", говорит: "А причина, почему они так говорят, в том, что со стороны востока в эту страну спустилось мало народа, а с западной стороны – много, и по этому слогу они понимали, мало и ли много на востоке и на западе, и мало народа с одной стороны, и много с другой". Читатель рассудит, что кажется ему лучшим.
Эта страна Юкатан, которую уроженцы ее называли Майя [Maya], долгое время управлялось одним верховным владыкой, и его последним потомком был Тутуль Шиу [Tutul Xiu], тот, который был господином Мани и его окрестностей, когда добровольно подчинился, став другом испанцев, в день святого Ильдефонса в год /179/ тысяча пятьсот сорок первый, как уже сказано. Как кажется, они имели монархическое правление, которое по общепризнанному убеждению писателей является наилучшим для сохранения государств. Этот царь имел в качестве столицы своей монархии многолюдный город, называвшийся Майяпан (откуда, должно быть, происходит название этой страны Майя), и так как из-за войн и раздоров между ним и его вассалами, для которых единственной справедливостью была наибольшая власть каждого из них (несчастливые времена, в которые верховный владыка не имел равных силы и права) закончилось это правление, объявились многие господа и правители, господствовавшие каждый в той части, какую сумел удержать, и всегда находившиеся между собой в непрерывных войнах, какими их нашли испанцы (с разделенными государствами, как герцогов и графов, хоть и не признававших главного), когда открыли эти королевства. Юкатан остался вовсе без верховного владыки, когда тщеславие отдельных соединило их силы и связало их союзом для достижения своего намерения, и они составили его для разрушения города Майяпана, столицы царства, и разрушили его около года Господа тысяча четыреста двадцатого (согласно счету лет индейцами) на двести шестидесятом году от основания. Из-за этого мятежа случилось, что осталась у того, кто был царем и верховным владыкой всего Юкатана власть над одним только Мани и его окрестностями, куда он удалился из разрушенного города Майяпана, от которого до сегодняшнего дня видны развалины строений, находящиеся возле селения Тельчакильо [Telchaquillo]. Они покинули его вместе с ним, исходя из верности вассалов, которые не пренебрегли должным подчинением, и с позволения мятежников, которые почувствовали, что у них уже нет сил, чтобы подчинить своей власти кого-либо из них или договориться всем о сохранении либо приумножении приобретенного, так что в дальнейшем одни и другие начали войны, чтобы отнять его.
Когда господствовали владыки города Майяпана, вся страна платила им дань. Данью были маленькие плащи из хлопка, куры этой страны, некоторое количество какао, там, где его собирали, и некая смола, служившая воскурением в храмах, и все говорят, что в очень малом количестве. И все горожане и обитатели, которые жили внутри стен города Майяпана, были свободны от дани, а в нем имела дома вся знать этой страны, и в году тысяча пятьсот восемьдесят втором (когда написано сообщение, откуда я это взял) говорили, что узнавали там свои усадьбы все, кого считали господами и знатью на Юкатане. Теперь же, со сменой правления и малым уважением, которое им оказывают и, кажется, и не заботятся о нем, больше им почти не служат, так как нет обязанности платить дань, и поэтому многие должны охранять свою знатность для потомства своих наследников; ведь сегодня Тутуль Шиу, которые были царями и природными владыками по праву, если бы собственными руками не занимались физическим трудом, не имели бы, что поесть, что не кажется недостойным уважения.
Знать Майяпана служила в храмах идолов на церемониях и праздниках, которые по их приказу справлялись, помогая на них днями и ночами, и они, хотя многие имели вассалов, признавали верховного владыку и служили ему во время войн.
Те, кто жили вне города и его стен, и в остальных областях, были вассалами и данниками, и среди них не было тех, кто имел там жилища как владельцы усадеб, но пользовались большим покровительством своих господ, потому что те сами служили им защитниками, следя за ними с большим усердием, когда к ним обращались с какой-нибудь просьбой.
/180/ Они не были обязаны жить в указанных местах, потому что для того, чтобы жить и вступать в брак с кем хотят, они имели позволение, которое давали с целью их приумножения, говоря, что если бы их ограничивали, нельзя было бы предотвратить их сокращение. Земли были общими, и так между селениями они не имели границ или межевых знаков, за исключением некоторых плантаций для высадки фруктовых деревьев и земель, купленных из-за какого-либо улучшения. Общими были также соляные копи, расположенные на морском побережье, и ближайшие к ним жители имели обычай платить свою дань владыкам Майяпана некоторым количеством соли, которую они собирали.
Индейцы (говорит это сообщение) были очень щедры друг к другу, настолько, что любой путешественник находил не только кров там, где останавливался, но также еду и питье без какого-либо требования платы, хотя бы это были купцы; обычай, который многие касики соблюдали по отношению к путешествующим бедным испанцам. Очень мало такого встречается сейчас, ни между индейцами, ни по отношению к испанцам.
Они ели только один раз в день, во время за час, чуть больше или чуть меньше, до захода солнца, и это служило им и обедом, и ужином. Только на пирах и празднествах они ели мясо, и "Сообщение" говорит, что никогда – человеческого, и это же утверждает дополнение к описанию Птолемея, хотя говорит, что они с жестокостью приносили в жертву тех, кого захватывали на войне, а из-за нехватки таких или преступников покупали у соседей маленьких мальчиков и девочек для жертвоприношений, а из "Всеобщей истории" кажется, что они его ели. Посмотрите то, что сказал Херонимо де Агиляр, который был (как известно из нее) в течение восьми лет во власти этих индейцев как пленный перед тем, как испанцы открыли Юкатан. Оно говорит также, что они не предавались гнусному греху, но противоположное можно вывести из фигур идолов, про которых Берналь Диас в начале своей "Истории" сообщает, что он их видел.
Владыки были абсолютны в своей власти, и с твердостью заставляли исполнять то, что приказывали. Для этого они имели в селениях касиков, или главных лиц, чтобы выслушивать жалобы и общественные просьбы. Они принимали спорщиков или тяжущихся [negoçiantes] и, выслушав причину их прихода, если дело было серьезным, обсуждали его с владыкой. Для того, чтобы решить его, назначались другие служители, которые были как правоведы и присяжные [Abogados y Alguaziles], и они всегда помогали в присутствии судей. Те и владыки могли брать от обеих сторон подарки, которые давали и при подаче прошения, и при получении решения (не кажется, что справедливость была очень обеспечена там, где был обязателен такой обычай), соблюдая это настолько, что в любом деле, какое случалось, появляясь перед владыкой, должны были принести ему какой-нибудь подарок, и сегодня имеют такой обычай (хотя это обычно плод или что-то похожее), когда идут говорить с тем, в ком признают какое-нибудь верховенство, и если его не принимают, очень огорчаются и считают себя оскорбленными. Они не имели обычая записывать жалобы, хотя имели письмена [caracteres], которыми владели (и многие из которых видны в развалинах сооружений), решая на словах при посредстве названных служителей, и то, что там определяли, становилось законным [rato] и неизменным, и стороны не отваживались выступать против него. Но если дело, которое они должны были обсуждать, касалось многих, они все вместе устраивали пир и затем высказывали намерение, которому следовали при определении решения по делу.
При продажах и в договорах они не имели купчих, ни долговых /181/ расписок, которые удовлетворялись бы, но договор вступал в силу, если публично пили в присутствии свидетелей. Это особенно было при продаже рабов, плантаций какао, и еще сейчас (говорят) это используют некоторые между собой в сделках по поводу лошадей и скота. Никогда должник не отрицал долга, хотя бы и не мог заплатить его так быстро, но оставлял заверения для заимодавцев, признавая его, потому что жена, сыновья и родственники должника платили после его смерти. Сегодня некоторые испанцы, говорят, насилием взыскивают их с родственников умершего или беглого индейца, хотя бы он не оставил и початка своей кукурузы, и даже если пожелает Господь иной раз, чтобы его не взыскивали с соседей, и потому только, что они у него есть, так это под воздействием того, кто имеет обязанность отправлять над ними правосудие. Исповедники взывают к их совести, и на Суде Божием они узнают серьезность этого дела. Если должник был беден или подвергался штрафу, назначенному за какой-нибудь проступок, все из его рода объединялись и платили за него, особенно если проступок был совершен без злого умысла; и также господин, чьим вассалом он был, обычно платил этот штраф.
На войнах, которые они из тщеславия вели друг против друга, они захватывали пленных, обращая тех побежденных, которых захватывали, в рабов. В этом они были очень жестоки, и обращались с ними с суровостью, используя их на всякой физической работе.
По поводу продовольствия у них не бывало торга [posturas], потому что оно всегда стоило одну цену, только кукуруза обычно дорожала, когда был плохой урожай, и никогда не превышала ноша (которая равна половине кастильской фанеги[vi]) стоимости чуть меньше сегодняшнего реала.
Деньги, которые они употребляли, были колокольчиками и бубенцами из меди, имевшими ценность в зависимости от размера, и цветные раковины, привозившиеся извне этой страны, из которых делали связки вроде четок. И также служили деньгами зерна какао, и их они больше использовали в своей торговле, и некоторые драгоценные камни, и медные топорики, привозимые из Новой Испании, которые меняли на другие вещи, как повсюду происходит.
[vi] 1 фанега (fanega) = 55,5 литра