Тауантинсуйо

Конкистадоры, и особенно Писарро, препятствовали тому, чтобы кто-либо написал правдиво и обстоятельно о том, что произошло в Кахамарке. Они не хотели, чтобы в других колониях, в самой Испании узнали об их преступлении.

Монсеньор Федерико Гонсалес Суарес, архиепископ Куско

Территория, находившаяся под властью инков, включала нынешний Эквадор, Перу, Боливию, частично Чили и Аргентину. Она простиралась от 2° северной до 35° южной широты.

Старый Уайна Капак разделил перед смертью эту обширную территорию между двумя сыновьями. Атауальпа получил во владение царство Киту, Уаскар — Куско. На долю Атауальпы выпала печальная участь столкнуться с авантюристами, наводнившими ого владения. Уаскар же был убит по приказанию своего брата, хотя это утверждение не подтверждено ни современниками, ни последующими исследовате­лями.

Судьба свела троих авантюристов: неграмотного свинопаса, внебрачного дворянского сына, темного по­донка, алчного до славы, и монаха, «весьма прибли­женного к губернатору Педрариасу». Как только они разграбили несколько индейских селений и в их руках оказалось несколько тысяч золотых монет, похищенных из кладовых несметных сокровищ, его величество «импе­ратор, наш всемогущий господин», щедро одарил их славой и титулами. Бывший свинопас Франсиско Пи­сарро стал губернатором и капитан-генералом, а не­сколько позже, когда королевские сокровищницы по­полнились за счет грабежей в Перу, получил титул маркиза и поместье в Сантьяго. Другой авантюрист, Альмагро, менее удачливый, также стал губернатором и капитан-генералом, уступив Писарро лишь в маркизском титуле. Третий, «священник, прозванный учите­лем доном Фернандо де Луке, к которому был благосклонен губернатор Педрариас Давила... был назначен епископом провинции»²⁰⁰. Он стал партнером Педрариаса, который должен был дать разрешение и корабли для грабежа берегов Южного моря.

В 1524 году началась авантюра, которую они три­жды возобновляли. Первые контакты с обитателями побережья носили, как всегда, мирный характер. Инка Гарсиласо оставил нам описание прибытия некоего Франсиско де Кандия в долину Тумпис, ко­торый предстал перед туземцами «в кольчуге до ко­лен, надетой поверх одежды, в железном шлеме с многочисленными украшениями, со стальным щитом и шпагой на поясе. В правой руке он держал деревян­ный крест, в силу которого он верил больше, чем в свое оружие, поскольку этот крест был знаменем на­шей веры... Индейцев, взволнованных новостью, свя­занной с прибытием корабля, поразил вид огромного человека, с ног до головы закованного в железо. Ничего подобного они до этого не только не видели, но и не могли вообразить».

Удивление испанцев было иного рода. «В деревне Коаке были найдены изумруды очень высокого ка­чества... Но многие из них были раздроблены, по­скольку испанцы не умели обращаться с такого ро­да камнями. Они не знали, что изумруды нельзя про­верять на прочность молотком, как поступают с ал­мазами. Подозревая, что индейцы их обманули, подсу­нув фальшивые камни, они подвергли их этому испы­танию, разрушив тем самым колоссальную ценность найденных изумрудов»²⁰¹.

Подозрительность по отношению к индейцам сопро­вождала испанцев повсюду. Везде им мерещились за­сады, покушения, они не понимали смысла пышных и торжественных приемов. Все им казалось обманом, предательством.

На острове Пуна в устье реки Гуаяас, жители которого на плотах с квадратными парусами дости­гали берегов Панамы и продавали соль, выпаренную из морской воды, испанцы с обнаженными шпагами по сводили глаз с индейцев, подозревая их в намерении обрезать канаты, связывающие бревна в плоты, с целью задушить ими пришельцев и их лошадей. Для индейцев, которые никогда не видели обнаженного лезвия, это было в диковинку. «Прибывших на остров индейцы встретили мирно и приняли очень хорошо»²⁰². Не­смотря на это, подогреваемые своими подозрениями, что их хотят убить, испанцы немедленно напали и захватили в плен касика, оказавшего им гостеприим­ство. «На другой день лагерь проснулся окруженный воинами»²⁰³. Такой характер всегда носили «контакты» с аборигенами.

Индейцы покинули острова и переселились на кон­тинент, испанцы вернулись восвояси. Они обосновались в Тумбесе, откуда напали на «большой лагерь индей­цев, которых он [Писарро] обратил в бегство, убив многих... Преследование продолжалось весь день. Лишь к ночи христиане собрались в лагере. На другой день с утра он направил свои отряды на поиск врагов и вновь нанес им урон. Сочтя, что содеянного доста­точно для наказания за непослушание, он приказал позвать касика, обещая ему мир и безопасность»²⁰⁴. Касик Чилимаса ответил, что пойдет на мир, если испанцы сохранят ему жизнь. Это было обещано, и касика выпустили на свободу с требованием повлиять на своих подданных, которые продолжали сопротивле­ние. Несколько позже два других касика — Лачира и Амотапе — пытались помешать дальнейшему про­движению испанцев. Но их судьба быстро решилась: Амотапе был сожжен, а Лачире сохранили жизнь для успокоения народа. Таким образом, «впредь все слу жили лучше, были более старательны и жили в боль­шом страхе»²⁰⁵.

Теперь испанцы могли продолжить поиски Атау­альпы, который находился вблизи Кахамарки. Терза­емый тяжелыми предчувствиями, отказавшись от пи­ши и погрузившись в глубокие раздумья, он пытался заклинать свою судьбу. В это время к нему прибыл посланец Писарро.

«Атауальпа не отверг пришельцев. Он пригласил их в Кахамарку. Они вышли из Каксаса и подня­лись в горы трудными дорогами, которые даже горстка людей могла в любой момент разрушить, потому что они были настолько круты, что кое-где приходи­лось подниматься по ним, как по лестнице; других дорог не было»²⁰⁶. Но никто не помешал этому по­ходу. Испанцы не оценили предложенное гостеприим­ство. Даже историк Овьедо, кажется, не понял этого: его удивляли действия Атауальпы, который не прояв­лял малейшей подозрительности, считая это ниже своего достоинства. Овьедо считал, что «Атауальпа лишился рассудка».

Прибыв в Кахамарку, конкистадоры тотчас же по­слали на поиск Атауальпы Эрнандо, наиболее жесто­кого из братьев Писарро, с требованием явиться на неотложную встречу. «Атауальпа встретил посланцев на пороге своих апартаментов, расположившись на низком сиденье в окружении своих приближенных. На голову был надет широкий шерстяной убор, ко­торый крепился на голове с помощью шнурков и был сдвинут на лоб до уровня глаз. Глаза были устрем­лены в землю»²⁰⁷. Прием прошел согласно приня­той традиции. Гостям предложили кукурузное вино в высоких массивных стаканах из чистого золота. За­тем была достигнута договоренность о встрече на следующий день. Атауальпа был намерен явиться на встречу в окружении безоружных людей.

«Губернатор приказал испанцам без лишнего шума вооружиться, оседлать коней и разбиться на три отря­да. Никто не должен был выходить из своих укры­тий на площадь. Командиру артиллерии было прика­зано по сигналу открыть огонь по лагерю Атауальпы. Губернатор отобрал 20 человек для захвата Атауаль­пы. Всем остальным было приказано не выходить на улицу. Однако их предупредили, что, услышав артил­лерийские выстрелы и пароль «Сантьяго», им надле­жит покинуть свои убежища и сесть на коней»²⁰⁸. Огромная площадь опустела...

Пышный кортеж Атауальпы тем временем прибли­жался. Инка следовал в золотом паланкине, который издалека сверкал «как сияющий золотой замок» и ко­торый затем вмиг превратился в слиток весом в один «квинтал золота». Дорога, по которой следовала про­цессия, была заранее тщательно подметена. Атауальпу сопровождал весь его двор, разместившийся в палан­кинах и на носилках; все его воины были без оружия. Шествие заполнило всю площадь.

Притаившийся бывший свинопас выжидал момент для решающего удара. Раздался клич: «На них, на них, Сантьяго!» — и началось самое большое и кровавое побоище за всю историю конкисты.

Испанцы открыли жестокую стрельбу из пушек и арбалетов. Лошади топтали безоружную толпу, в то время как на обнаженные тела индейцев обрушива­лись удары шпаг. Писарро выскочил из своего тай­ника, бросился к паланкину вождя и одним ударом поверг его на землю. Солдаты стали срывать с него богатые одежды. Солдат Мигель Астете сбросил с головы Атауальпы головной убор, символ высшей вла­сти. «В это время христиане с таким ожесточением набросились с ножами на золотой паланкин, что даже ранили губернатора в руку»²⁰⁹. Тысячи индейцев были убиты в этот день. В ходе охоты на оставшихся в жи­вых на другой день было захвачено «много пленных, мужчин и женщин, числом более трех тысяч»²¹⁰.

Высший курака, властелин, был заточен в одно из самых больших помещений Кахамарки. Он понимал, как понимал в свое время и Монтесума, что испанцы потребуют золота, и дал им его. За свое освобожде­ние он обещал тюремщикам наполнить изделиями и слитками из благородных металлов все помещение, где он содержался, до уровня своего роста с вытя­нутой вверх рукой.

Со всех концов в Кахамарку потянулись караваны индейцев, нагруженные поклажей с золотом и ритуаль­ными предметами. Даже листы золота и серебра, по­крывавшие храмы, были сорваны и отправлены, чтобы как можно скорее выполнить обещание властелина. Испанцев раздражала задержка. Драгоценности продолжали нагромождаться в предназначенном для них помещении. «Бывали дни, когда поступало золота на двадцать, тридцать, сорок и даже шестьдесят тысяч золотых песо в больших глиняных сосудах и горшках весом в 2—3 арробы каждая»²¹¹.

Каждый солдат хотел бы уже держать в руках свою часть, которая увеличила бы их добычу, захва­ченную в день пленения Атауальпы.

Атауальпа объяснял причины задержки, которая так раздражала испанцев. Он говорил о том, что путь от Куско до Кахамарки занимает десять дневных пере­ходов, а нагруженные люди и ламы идут медленно. Испанцам надоело ждать. Переплавка золотых из­делий началась раньше, чем наполнилась до условлен­ного уровня предназначенная для них комната. Девять кузниц работали непрерывно, превращая произведе­ния искусства в золотые слитки. Золота было так много, что предметы из него стали продаваться по «неза­конным ценам». Согласно свидетельству историка, зо­лото и серебро обесценились настолько, что должник отдавал своему кредитору вместо денег долг золотом без взвешивания, на глаз. И хотя стоимость золота могла .вдвое превышать сумму долга, это не имело никакого значения²¹².

Несмотря ни на что, Атауальпа должен был со­хранить свое «царское величие». Его смерть была пред­решена заранее. Его обвинили в объединении воинов с целью убийства всех испанцев. «Губернатор прика­зал принести цепь и заковать в нее пленника»²¹³. И хотя он объяснял испанцам, что «во всех его вла­дениях нет ни одного человека, который предпринял бы какой-либо шаг без его ведома, и что воины собра­лись по приказу самого губернатора, а он пленник, находящийся «в полном распоряжении губернатора», его обвинили в заговоре.

«Когда ему объявили смертный приговор, то предложили креститься. В противном случае он будет сожжен заживо... Костер уже пылал, когда ему зачитывали приговор. После того как он перекрестился,» его задушили на площади под выкрики глашатая»²¹⁴

«Тело Атауальпы находилось на месте казни до утра следующего дня, когда его похоронили в церкви со всеми почестями и торжественностью, как подо­бает царской особе, в присутствии губернатора, ис­панцев и всех верующих»²¹⁵.

«Узнав о смерти Атауальпы и отъезде губернатора из Кахамарки в Куско, тысячи индейцев пришли в поселок и стерли его с лица земли, не оставив кам­ня на камне. Они выкопали тело Атауальпы и забрали его с собой. Никто не знает, где место его последнего успокоения...»²¹⁶