Разложение индейских общин северо-востока Бразилии в первой половине XX в.

Те, кого в настоящее время в Бразилии называют «кабокло» (сме­шанное португало-индейское население), образуют одну из самобыт­нейших, хотя и относительно небольшую, групп жителей страны. На северо-востоке (один из основных центров их расселения) они составляют 1—2% населения района. Но, несмотря на это, изучение кабокло и сейчас вызывает большой интерес у исследователей, так как именно эта группа сыграла важнейшую роль в формировании бразильского этноса. Недаром в современной бразильской литера­туре, изобразительном искусстве образ кабокло стал как бы олице­творением коренного бразильца.

Сравнительно быстрое растворение кабокло среди иноэтничного населения во многом объясняется как особенностями их обществен­ной структуры, так и своеобразием исторического развития.

Как упоминалось ранее, наиболее значительный массив кабокло возник на побережье северо-востока Бразилии. Именно здесь сме­шение португальского и индейского населения происходило в широ­ких масштабах и диктовалось прежде всего отсутствием до середи­ны XVII в. достаточного количества европейских женщин. Порту­гальцы вступали в многочисленные браки с индеанками. Расовые предрассудки, мешавшие фактическим бракам с индеанками, не были распространены среди португальских колонизаторов. Отчасти это объяснялось тем, что сами португальцы еще до покорения Бра­зилии подверглись арабскому завоеванию. Под влиянием социально-экономического и культурного превосходства арабов, среди которых смешанные браки были распространены, у португальцев сложилось терпимое отношение к таким союзам, которое они перенесли и в Бра­зилию.

В то же время было бы неправильным преуменьшать действие социальных барьеров между португальцами и индейцами. Прежде всего определенной преградой в их взаимоотношениях были разли­чия в социально-экономическом и культурном уровнях развития. Су­щественные барьеры воздвигала и колониальная политика метропо­лии, направленная на утверждение господства незначительной по численности группы португальцев и препятствовавшая их растворе­нию среди преобладающего местного населения.

Судьба первых поколений индоевропейских метисов складыва­лась далеко не одинаково на северо-востоке и на юге Бразилии. На наш взгляд, это определялось в первую очередь характером системы родства, принятым в группе их матери. Если система родства была матрилинейная, то метисы становились полноправными членами рода, имели право наследования и т. д. Выделить их из индейских групп можно было лишь условно: они продолжали жить вместе с индейцами, придерживаясь их обычаев.

Иначе обстояло дело в племенах, где родство передавалось по линии отца. В них только дети мужчины данного рода могли быть полноправными членами рода. Это приводило к тому, что в таких племенах метисы оказывались бесправными чужаками. Они не толь­ко не являлись наследниками имущества рода, но и не посвящались в особо важные обряды и ритуалы племени. Им не разрешалось посещение мужских домов, где хранились священные предметы и где в устной форме передавались традиции рода. Такой порядок приво­дил к довольно быстрому обособлению метисов из индейских групп. Нередко случалось, что метисы, вышедшие из племени, продолжали жить недалеко от него и поддерживали отношения с индейцами рода своей матери. Со временем таких португало-индейских метисов, утративших связь с индейскими родовыми общинами, стали назы­вать «кабокло», на юге — «мамелуко».

Важно отметить, что уже в середине XVII в. среди кабокло по­является тенденция селиться компактными группами. Приблизи­тельно в это же время у кабокло возникли ритуальные пещеры, куда вход был закрыт и для индейцев, и для португальцев. Видимо, у таких метисов стали складываться эзотерические культы, сведения о которых в настоящее время еще недостаточны.

О постепенном размежевании метисов и индейцев говорит и из­менение содержания самого термина «кабокло», который сначала обозначал просто принадлежность к индейской группе, а впослед­ствии стал применяться только по отношению к смешанному пор­тугало-индейскому населению северо-востока страны. Уже в конце XVIII в. «кабокло» называли метисов, которые занимались сельским хозяйством и вели оседлый образ жизни. Их отличали от воинст­венных метисов - мамелуко юга Бразилии, участвовавших в воен­ных экспедициях португальцев.

В целом метисы Бразилии отличались друг от друга не только преобладанием чисто внешних признаков (большей или меньшей степенью европейской или индейской крови), но и теми культурны­ми традициями, которые они унаследовали от своих матерей-индеанок входивших в разные индейские группы. Объединяющим нача­лом в этой разнородной группе стало постепенное приобщение ме­тисов к португальской культуре, овладение ими португальским языком, принятие христианства и т. п.

Формирование кабокло происходило на протяжении всего колониального (1500-1822 гг.) и имперского (1822-1889 гг.) периодов. Но наиболее существенные изменения в их развитии произошли, пожалуй, в первой половине XX в.

В изучаемый период кабокло северо-востока Бразилии можно условно разделить на три группы. Первая из них включала в своп состав кабокло, живших в районах, где процент индейского населе­ния был сравнительно высоким¹: восточная часть штата Мараньян, восточная часть штата Сеара, центральная часть штата Параиоа, юг штата Пернамбуку, север штата Алагоас, северо-запад штата Байя, север штата Рио-де-Жанейро, северо-восток штата Минас-Жерайс. Индейские группы в указанных районах обычно расселя­лись дисперсно, их деревни соседствовали с поселениями других сельских жителей Бразилии. Постоянные и разнообразные свиязи, существовавшие между ними, способствовали включению ипдеицев северо-востока в процесс национальной консолидации.

Характерная особенность индейских деревень северо-востока заключалась в том, что значительное количество их жителей состав­ляли детрибализованные индейцы и метисы. Последние нередко оста­вались членами индейских общин. При этом многие не считали себя индейцами и назывались «кабокло». Интересно отметить, что раз богатевшие индейцы, стараясь подчеркнуть свое отличие от «про­стых», также нередко называли себя «сивилизадо» («цивилизован­ный») или «кабокло». Таким образом, самоопределение индиви­дуума могло не совпадать с его действительной групповой принад­лежностью: некоторые неимущие кабокло ипогда причисляли себя к индейцам, а разбогатевшие индейцы выдавали себя за кабокло. Следовательно, самосознание индивидуума, продолжая оставаться одним из важнейших показателей его принадлежности к той или иной группе, в рассматриваемый период особенно стало зависеть от социального положения данного лица (если богатый индеец при числял себя к кабокло, то богатый кабокло к белым).

Индейские соседские общины на северо-востоке Бразилии в это время отличались от кровнородственных общин колониального пе­риода. В них теперь сосуществовало уже несколько различных форм владения землей, например коллективные и частнособственнические. Общинные земли начали сдавать в аренду на сторону и зажиточным членам общины, как правило, богатым кабокло и индейцам «сивилизадо», составлявшим слой «общинной аристократии», обладавшей нередко солидными денежными средствами. Аренда земли была обусловлена наличием значительного числа разорившихся индейцев общинников, не имевших земли и вынужденных на кабальных условиях наниматься в качестве батраков к богатым общинникам или к крупным земельным, собственникам — «бранко» (порт, «белый»), жившим вне общины. Посредниками между бранко и неимущими индейцами выступали обычно кабокло и индейцы «сивилизадо». Они снабжали фермеров дешевой рабочей силой, организовывали для них расчистку новых земель и т. д.

Пользуясь покровительством зажиточных белых, такие предпри­имчивые индейцы и кабокло арендовали у них землю, которую по­том на кабальных условиях сдавали в субаренду разорившимся об­щинникам.

Подобные разбогатевшие индейцы и кабокло иногда становились мелкими торговцами или скупщиками ремесленных изделий индей­цев общинников. Приобретая у общинников их традиционные изде­лия, пользовавшиеся спросом, богатые кабокло и индейцы продавали их потом туристам в других районах страны. В результате некоторые общинники, попадая в полную зависимость от своих предприимчи­вых соплеменников, переставали заниматься земледелием и целиком посвящали себя ремеслам, работая исключительно на туристский рынок.

В целом богатые индейцы и кабокло, которые в республикан­ский период (1889 — наши дни; период развития капиталистических отношений в стране) вливались в состав формирующейся сельской буржуазии, становились основными непосредственными угнетателя­ми рядовых общинников. Поэтому отношение к ним массы простых индейцев было неприязненным. Об этом косвенно свидетельствовали следующие стереотипы по отношению к кабокло и к богатым ин­дейцам, которых тоже нередко называли кабокло: «кабокло лжи­вы и вероломны»; «кабокло ленивы и ни на что не способны»². Чтобы упрочить свое положение среди враждебно настроенных к ним рядовых общинников, богатые индейцы и кабокло стремились зару­читься помощью и покровительством белых. Одним из таких спосо­бов было установление особых форм отношений — «компадразго» (букв, перевод «кумовство») между кабокло и белыми. Эти отноше­ния закреплялись совместным участием в обрядах крещения, первой стрижки волос ребенка и т. д., в результате которых ребенок стано­вился названным сыном белого. Богатые индейцы и кабокло нередко отдавали своих детей в качестве бесплатных слуг в семьи белых крестных родителей при условии, что последние будут обучать их грамоте и «приличному поведению», а в дальнейшем оказывать им покровительство. В целом такие отношения были выгодны обеим сторонам. Белые, кроме получения на время даровой рабочей силы, приобретали в лице зажиточных кабокло и индейцев надежных со­юзников, поддерживавших их в конфликтах с другими индейцами. В свою очередь покровительство белых обеспечивало богатым ин­дейцам более устойчивое социально-экономическое положение внутри общины и повышало их престиж. Общинные власти, как правило, выбирались из них. Богатея, такие индейцы и кабокло начинали претендовать на то, чтобы считаться белыми. Браки с белыми в их среде были почетными. Незажиточные белые в свою очередь тоже нередко стремились к заключению браков с индеанками, ибо жен­щины во многих индейских общинах обладали правом на надел, и бранко, женившийся на индеанке, получал возможность пользо­ваться земельным участком.

Во второй четверти XX в. проникновение таких предприимчивых бранко в индейскую общину стало распространенным явлением. Это способствовало разложению традиционных индейских институтов, в частности таких, как семья. В республиканский период так назы­ваемая расширенная индейская семья, состоявшая из нескольких поколений кровных родственников, стала исчезать, заменяясь нуклеарной, в которую входили мать, отец и их неженатые дети. Подобная семейная структура наблюдалась и у кабокло. Обычно такие семьи возглавляли мужчины, хотя женщины продолжали еще пользоваться в них значительным влиянием и авторитетом, принимали активное участие в важнейших делах общины, а в некоторых индейских общинах даже имели отдельные земельные наделы и неприкосновен­ную личную собственность. Мужчины, расхищавшие собственность своих жен, подвергались строгому наказанию: их заставляли в те­чение определенного времени выполнять «женскую работу» — сти­рать, готовить и т. п.³ Женщины в индейской семье и в середине XX в. продолжали выполнять важные экономические функции. Они ухаживали за посевами, изготовляли одежду и утварь, воспитывали детей и т. п. Сравнительно слабая экономическая зависимость индеанок от мужчин в ряде индейских племен обеспечивала им право самостоятельно выбирать себе мужей, по сооственному желанию вступать в брак и расторгать его. Правда, свобода выбора мужа для индеанок таких племен существовала лишь среди членов их племен­ной группы: браки с индейцами других групп считались позором⁴ (естественно, этот закон существовал далеко не у всех индейских групп) . В то же время связи индеанок с бранко не только не осуждались, но, наоборот, поднимали престиж женщины среди простых общинников.

Ребенок, рождавшийся от подобных союзов, только в силу своего происхождения имел больше, чем индеец, шансов для повышения своего социального статуса, так как происхождение и в середине на­шего века продолжало в определенной степени влиять на социальное положение человека. Поэтому именно кабокло в республиканский период занимали во многих индейских общинах высокие должности и составляли своеобразную общинную элиту. Разбогатевшие индей­цы прежде всего стремились войти в расово-социальную категорию кабокло. Для них эта категория являлась как бы обязательным этапом для перехода в группу белых.

Богатые индейцы и кабокло, хотя и продолжали жить в общи­нах, которые и в республиканский период давали своим членам «ло­кальную сплоченность и средство сопротивления» ⁵, однако держали себя крайне обособленно. Они отказывались подчиняться общинным властям, не верили в индейских богов, не принимали участия в тра­диционных индейских праздниках. Многие из богатых кабокло и индейцев не желали участвовать и в коллективном труде общинни­ков, являвшемся важнейшей социально-экономической функцией общины. Коллективные работы предназначались для оказания по­мощи малоимущим крестьянам, вдовам, сиротам и больным. На сред­ства, полученные от коллективного труда, обеспечивались также починка дорог, содержание сельской администрации и т. п. Но в республиканский период само понятие «коллективный труд» пре­терпело значительные изменения: богатые общинники за денежное вознаграждение часто нанимали бедняков, чтобы те выполняли за них их «долю» коллективного труда. Таким образом, индивидуализм, частное предпринимательство, проникавшие в общину, способство­вали ее разрушению. Универсальный характер этого явления был проанализирован Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге»: «...товарная фор­ма и деньги проникают во внутрихозяйственную жизнь общин, связанных непосредственно общественным производством; они рвут общинные связи одну за другой и разлагают общину на множество частных производителей. Сначала деньги... ставят на место совмест­ной обработки земли индивидуальное возделывание ее; затем они, путем окончательного раздела пахотной земли, уничтожают общую собственность на поля...»⁶. Естественно, что указанный процесс про­текал быстрее в общинах, более развитых в социально-экономиче­ском отношении. Такие общины, поставлявшие свою продукцию на внутренние рынки страны, были в значительной степени втянуты в общенациональную жизнь Бразилии. Их члены представляли собой мелких самостоятельных производителей, мало зависевших от об­щинных порядков. Со временем эти люди выходили из общин.

Во второй четверти XX в. количество случаев выхода разбогатев­ших индейцев и кабокло из общин резко увеличилось. Они превра­щались в крестьян. Превращение бывших общинников в крестьян стало одним из ведущих процессов, протекавших в сельской мест­ности северо-востока Бразилии в республиканский период⁷. Бывшие общинники, став крестьянами, постепенно теряли свою этническую специфику, смешиваясь с беднейшими слоями населения страны: бранко, мулатами, неграми.

Особенно быстро описанный процесс протекал среди кабокло, живших в экономически развитых сельских районах побережья се­веро-востока. Их можно выделить во вторую группу метисов порту­гало-индейского происхождения. Большинство этих метисов проис­ходило от индейцев тупинамба, которые в течение длительного вре­мени подвергались интенсивной ассимиляции белыми. Именно они составили так называемую зону кабокло. Многие из них своим бы­том и внешним обликом так напоминали белых, что сельские жи­тели нередко продолжали относить кабокло к метисам чисто тради­ционно, учитывая, что среди их предков были индейцы⁸. Такие ка­бокло постепенно составили особую социальную категорию сельских жителей северо-востока Бразилии. В своей культуре, однако, они продолжали сохранять традиции индейской группы тупинамба.

О быстрой интеграции кабокло в бразильскую нацию косвенно свидетельствует и само изменение смысла термина «кабокло». Он теперь перестает обозначать лишь метиса португало-индейского происхождения и начинает применяться ко всему сельскому земле­дельческому населению северо-востока Бразилии⁹. Правда, сельские жители прибрежных областей северо-востока все еще отличали ка­бокло, живших вместе с ними (вторая группа кабокло), от метисов отдаленных зон этого же региона (первая группа кабокло), назы­вая последних иногда «индейцами» ¹⁰. Этим они подчеркивали бли­зость подобных кабокло к индейцам.

К третьей группе кабокло следует отнести метисов, живших в го­родах. Там они быстро утрачивали этнокультурную специфику своей группы, становясь представителями городской бразильской культу­ры. Как правило, они причисляли себя к белой группе. При этом надо учитывать, что во второй четверти XX в. основная масса кабок­ло была еще занята в сельском хозяйстве.

Таким образом, в развитии кабокло северо-востока Бразилии в республиканский период произошли существенные изменения. Ка­бокло, на наш взгляд, в это время образовывали три группы метисов португало-индейского происхождения. В частности, для кабокло пер­вой группы расовые и культурные признаки наряду с имуществен­ными оставались основными определителями их групповой принад­лежности.

Для кабокло, составлявших вторую группу метисов, расовые при­знаки вследствие их длительной ассимиляции белыми утратили пре­валирующее значение. Превратившись в социальную категорию сельских жителей, эти кабокло тем не менее продолжали сохранять свою традиционную культуру.

И, наконец, кабокло, жившие в городах, быстро утрачивали куль­турную специфику, превращаясь в бразильцев, представителей бра­зильского этноса.

В целом эволюция каждой из этих групп кабокло служит при­мером различных путей и стадий интеграции метисов в бразильскую нацию.

1.      Ramos R. El indio у los otros: La vision multietnica — America Indigena, Me­xico, 1977, XXXVII—I, p. 94.

2.      Ibidem.

3.      Carvalho M. Los Kariri de Mirandola: un subsegmento rural indigena.— Ameri­ca Indigena, Mexico, 1977, XXXVII-I, p. 119.

4.      Price D. Comercio у aculturacion entre los nambicuara.— America Indigena.. Mexico, 1977, XXXVII-I, p. 133.

5.      Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 155.

6.      Там же, т. 20, с. 323.

7.      Zarur J. Velocidade de cambio socio-economico em uma sociedade tribal.— America Indigena, Mexico, 1977, XXXVII-I, p. 137.

8.      Hutchinson H. W. Village and Plantation Life in Northeastern Brazil. Seattle, 1957, 121.

9.      Smith T. L. Brazil. People and Institutions. Louisiana, 1972, p. 35.

10.  Land N. Variantes del papel desempenado por la mujer en las comunidades indigenas brasilenas.— America Indigena, Mexico, 1978, XXXIX-3, p. 449.