Огнеземельцы

В популярной этнографической литературе обитате­лей южной оконечности американского материка приво­дят в пример, чтобы показать, как люди жили в дале­ком прошлом. Отсталость этих индейцев объясняется суровой природой их родины: земледелие здесь невоз­можно, рыбы немного. Охота и сбор съедобных моллю­сков время от времени в изобилии обеспечивали людей мясом, но это был ненадежный источник пищи, а сохра­нять мясо впрок во влажном климате и при отсутствии соли было нельзя. Сыграла свою роль и тысячелетняя изоляция индейцев крайнего юга континента от других племен.

Хотя Огненная Земля была открыта еще Магелла­ном, на протяжении трех столетий европейцы мало по­сещали ее берега. В XIX веке жители острова еще сохра­няли традиционный образ жизни. Индейцы она охоти­лись на гуанако так же, как первые люди, пересекшие 10 тысяч лет назад Магелланов пролив или, скорее, прошедшие по соединявшему его берега перешейку. Вдоль южного и западного побережья Огненной Земли и далее к северу, вдоль островков Чилийского архипе­лага, яганы и алакалуф охотились на морского зверя, собирали съедобные водоросли, раковины, грибы. По типу хозяйства и языку она были близки патагонцам, или теуэльче, обитавшим в степях и полупустынях се­вернее Магелланова пролива. Яганы и алакалуф гово­рили на языках, которые не родственны ни друг другу, ни каким-либо другим.

Огнеземельцы не имели никакой общеплеменной ор­ганизации, общего самосознания. Самой крупной социально-хозяйственной единицей была группа родственных семей численностью около ста (от 40 до 120) человек. Такая группа владела определенной территорией, в пре­делах которой ее члены охотились или искали съе­добных моллюсков. Большую часть года отдель­ные семьи бродили в поисках пищи, но время от вре­мени группа собиралась вместе для совершения риту­алов.

Как и у всех других племен, ритуалы имели для ог­неземельцев огромное значение. Именно тогда группа осознавала себя как целое, молодежь знакомилась с традициями племени, люди, много месяцев не видевшие друг друга, обменивались новостями, опытом, знаниями. Повсюду в Южной Америке общинные праздники при­урочивали к периоду года, когда изобилует дичь, рыба, поспевают плоды. Иначе было бы невозможно прокор­мить в течение нескольких дней, а то и недель собрав­шуюся в одном месте массу народа. Однако в сознании людей такая зависимость нередко искажалась: счита­лось, что не ритуалы совершаются в момент созревания плодов, а наоборот, плоды поспевают благодаря ритуа­лам. Индейцы она устраивали обряды зимой, переселя­ясь из внутренних областей главного острова к его во­сточному и северному побережью, где в этот период го­да можно было добыть достаточно пищи. У яганов и алакалуф таких сезонных передвижений не было. Если какой-нибудь группе удавалось наткнуться на выбро­шенную морем тушу кита или обнаружить особенно бо­гатое лежбище тюленей, эту весть передавали соседям, подавая сигнал дымом костра, и вскоре сюда начинали приплывать лодки.

Таким образом, праздник оказывался возможным, ес­ли хватало пищи. В то же время организация обрядов в этом случае становилась необходимостью. Среди со­бравшихся легко могли возникнуть ссоры и недоразуме­ния, их поведение следовало ввести в какие-то рамки, подчинить строгим, общепризнанным нормам. Даже че­ловек, склонный начать ссору, не решался это сделать во время праздника, так как верил, что духи не простят неуважения к ним.

Несмотря на разное происхождение всех трех огнеземельских племен и существенные различия в хозяйст­ве и образе жизни между она, с одной стороны, яганами и алакалуф, с другой, описанные у них обряды очень похожи. Это свидетельствует о том, что праздник вопло­щения духов отражал наиболее общие представления первобытного человека о мире, распространенные у на­родов, живших в разных условиях. Поэтому формы об­рядов легко заимствовались одними племенами у дру­гих.

Наши сведения о ритуалах индейцев, живших на южной оконечности американского материка, были бы крайне отрывочны, если бы не работы нескольких энтузиастов-этнографов, изучавших огнеземельцев в 20-х го­дах нашего века. В середине XIX века усилились контак­ты аборигенов с европейцами — моряками, миссионерами, колонистами. В результате распространились болезни, против которых у индейцев не было иммунитета. Чис­ленность она и яганов, полтора века назад достигшая соответственно четырех и трех тысяч человек, к 1918 го­ду сократилась до 300 и 70 человек. В этот критиче­ский момент немецкий католический священник и врач М. Гузинде впервые посетил Огненную Землю и решил, что его долг — пока не поздно спасти культуру обита­телей острова от забвения. В 1918—1924 годах он орга­низовал четыре экспедиции к яганам и селькнам. О тра­диционной культуре алакалуф ему удалось собрать меньше сведений, так как она пришла в упадок уже к началу нашего века. Почти одновременно с Гузинде ра­ботали его коллега М. Копперс и американский этно­граф С. К. Лотроп.

Впрочем, в эти годы огнеземельцы свои древние об­ряды больше не справляли. Но люди старшего поколе­ния хорошо помнили, как в юности участвовали в тор­жественных церемониях, и по просьбе Гузинде и Копперса исполнили их в последний раз. Конечно, нельзя ручаться, что все было сделано с должной полнотой. Например, по наблюдениям начала XX века у она был какой-то музыкальный инструмент, издававший непри­ятный и резкий звук. Очень возможно, что он звучал на празднике и должен был передавать голос какого-ни­будь духа. Гузинде такой инструмент, однако, уже не застал. Отчасти изменилось и само отношение к ритуа­лам. Традиционная религия перестала играть в жизни огнеземельцев прежнюю роль. Индейцы увидели, что их мир, вместе со всеми его реальными и мифическими оби­тателями, исчезает на глазах, а на смену ему приходит другой, в котором им нет места. Соответственно церемо­нии, которые увидели Гузинде и Копперс, отчасти ли­шились подобающей серьезности. Сомнительно, чтобы в прошлом индейцы вообще разрешили наблюдать их чу­жакам.

Обряды воплощения духов назывались на языке она клоктен. Вначале мужчины возводили большую кониче­скую постройку из жердей, напоминавшую сибирский чум, с выходом на восток, желательно к лесу. Если не­погода не уничтожила прошлогодней постройки, стара­лись воспользоваться ею: ведь при помощи каменных орудий вырубить заново многометровые жерди было не так просто. Постоянных священных мест не существова­ло. С западной стороны за чумом начиналась большая поляна, отделявшая его от жилых хижин, которые бы­ли очень примитивны — конические шалаши, а то и про­сто заслоны от ветра из веток, покрытых шкурами.

Ритуальная хижина называлась xáин. Жерди ее кар­каса имели свои названия и символику, ставились в оп­ределенном порядке. Считалось, что в начале времен семеро могучих мужчин, сойдясь близ юго-восточной оконечности Огненной Земли, построили первую хаин из гигантских камней и впервые исполнили клоктен. Все, что проделали в тот раз мифические персонажи, стали вслед за ними ежегодно повторять люди. Сложен­ная из камней хижина превратилась в гору, и каждый, кому приходилось заснуть близ нее, видел во сне пер­вый клоктен.

После того как ритуальная хижина была поставле­на, мужчины тайно от подростков и женщин готовили маски из кожи и коры, раскрашивали свои тела полоса­ми и пятнами. Когда все было готово, мужчины неза­метно пробирались в хижину. Именно поэтому вход в нее и был обращен к лесу, иначе женщины могли бы догадаться, что духи проникают в хаин не таинствен­ным путем из-под земли, а гораздо более естественным образом. Тем не менее не только зрители, но и сами участники клоктена верили, что настоящие духи и в са­мом деле выходят на свет из очага в центре хаин, все­ляясь в мужчин, надевших маски. Таким образом, ри­туальная хижина мыслилась связующим звеном, времен­но соединявшим два мира — реальный, в котором жили индейцы, и воображаемый мир первопредков, населяв­ших землю в эпоху творения.

У яганов и алакалуф подготовка к празднику велась примерно так же, как у она. Лишь ритуальная построй­ка могла быть иной — не конический чум, а длинная хижина, каркас которой напоминал огромную перевер­нутую корзину. Этот каркас обкладывали дерном, тра­вой, ветками. По мнению этнографов, многие особенно­сти обрядов яганы и алакалуф заимствовали от она. В частности, само название праздника на языке яганов, кина, восходит к слову «хаин», которым она обознача­ли ритуальную хижину.

Раскрасившись и надев маски, мужчины, изобра­жавшие духов, выходили из укрытия на поляну и ста­рались произвести устрашающее впечатление на жен­щин. Те с криком прятались в своих хижинах, а затем снова выходили смотреть на происходящее. Алакалуф ставили особую женскую хижину, в которой непосвя­щенные могли бы спрятаться от грозивших им опасных существ. Время от времени кто-нибудь из мужчин, сняв маску, отправлялся к женщинам и говорил, что духи го­лодны. Получив пищу, мужчины, естественно, съедали ее сами.

Приходится поражаться, сколь сложным и до мело­чей разработанным было «представление», продолжав­шееся много дней и включавшее выход все новых и но­вых духов. Каждый отличался чем-нибудь внешне, имел свой голос, разыгрывал какую-нибудь пантомиму. У она во время клоктена мальчики впервые узнавали, что все эти ужасные демоны хотя и существуют якобы на са­мом деле, однако на празднике присутствуют лишь сим­волически — их изображают мужчины. У яганов и ала­калуф обряды инициации справлялись отдельно и были менее зрелищными: подросткам показывали одного- единственного духа.

Кого же конкретно изображали огнеземельцы? Она наделяли верховной властью женское существо по име­ни Xáльпeн. В отличие от остальных духов Хальпен не имела человекоподобного воплощения. Из шкур и тра­вы мужчины делали змеевидное чучело длиной 6 метров и толщиной примерно 80 сантиметров, раскрашивали его и изредка высовывали из церемониальной хижины наружу. Это зрелище должно было вызывать ужас у непосвященных. Хотя женщины и догадывались, кто и как изготовлял чучело, но никто из них никогда не при­сутствовал при этом. Так что полной уверенности в том, что Хальпен и в самом деле не выползает из-под зем­ли, не было.

О том, что происходит в хаин, непосвященные могли составить представление по доносившимся звукам. Вот раздались приветственные крики — это значит, что Хальпен наконец появилась. Но голоса один за другим смолкали, и женщинам следовало думать, что их мужья и сыновья проглочены чудовищем. С этого момента хи­жину наполняли одни только духи.

Мистерия, которую разыгрывали мужчины перед не­посвященными, имела определенный сюжет. Централь­ным ее эпизодом было рождение у Хальпен ребенка от ее связи с оказавшимися в хаин духами. Новорожденно­го демона звали Кетёрнен, и он мог быть как мальчи­ком, так и девочкой. В последнем случае мужчины про­являли немало изобретательности: ведь по прошествии некоторого времени Кетернен требовалось представить зрителям, а набедренных повязок огнеземельцы не но­сили. На эту роль выбирали человека низкого роста, ко­торому делали специальную перевязку, тело обклеива­ли белым пухом, а на голову надевали маску.

Многие из огнеземельских «демонов» имели свои цвета. Например, Хальпен мыслилась существом белого цвета, а ее сестра, двойник Тану, — красного. Белую, красную, черную и желтую краски огнеземельцы упот­ребляли для нанесения узоров на тело и на различные предметы. Например, в ритуальной хижине яганов на уровне глаз стоящего человека по стенам проводились три параллельные полосы: красная символизировала камни на берегу, покрытые бурыми водорослями, бе­лая — морскую пену, черная — раковины моллюсков на отмели. Все вместе указывало на связь духов с морем, где они обитают.

Выбор красок огнеземельцами не случаен. Языкове­ды давно заметили, что у многих народов для обозна­чения красного цвета слов больше, чем для синего и зе­леного. По мнению большинства исследователей, перво­бытные люди выделяли в природе лишь три цвета: бе­лый, черный и красный (желтый приравнивался к бе­лому или к красному). Разумеется, это не значит, что наши предки были дальтониками и не видели других цветов. Однако сине-зеленая часть спектра не имела значения, не выделялась. На нее, как это заметил аме­риканский археолог Т. Гридер, обратили внимание лишь в эпоху ранних цивилизаций, когда как раз стали ценить синие и зеленые камни типа бирюзы и лазури­та. Возможно, что именно распространенность синего и зеленого цветов в природе (небо, листья) мешала перво­бытному человеку заострить на них внимание. В то же время все легкодоступные красители (мел, охра, уголь) дают бело-красно-черную гамму. Могла быть и еще од­на причина. Не имея других мер для сравнения, перво­бытный человек уподоблял видимое вокруг тем процес­сам, которые наблюдал в собственном теле. В частно­сти, любые красные предметы во всем мире так или иначе ассоциировались с кровью.

Наряду с Хальпен и соответствующими ей женскими персонажами яганов и алакалуф, огнеземельцы во вре­мя обрядов изображали мужских демонов. У она глав­ным из них считался Шоорте. Иногда он появлялся в одиночку, но чаще — в виде целой толпы демонов, лишь слегка отличавшихся друг от друга внешним видом. Семь Шоорте считались главными, но было еще по меньшей мере восемь второстепенных. Все они являлись мужьями Хальпен. Убить Шоорте было невозможно: по­лагали, что если разбить ему голову, из нее выйдет це­лый сонм подобных существ. Духи типа Хальпен и Шоорте воспринимались как хозяева стихий, воплощение таинственных и грозных сил природы. Кроме них участ­ники обрядов изображали множество персонажей более низкого ранга — тотемов, связанных чаще всего с раз­личными видами животных, особенно морских. Среди них — дельфин, коршун, синий кит, сокол, морской еж, медуза, осьминог, кальмар. Преобладание в этом списке морских существ отчасти вызвано тем, что водная фау­на на Огненной Земле гораздо богаче наземной. Кроме того, это объясняется представлениями о подводном ми­ре как об ином, «потустороннем».

Отношение индейцев к персонажам клоктена было сложным. Демонов не на шутку боялись, но от них же ждали поддержки и ниспослания удачи. Это естествен­но, поскольку в образах мифологических существ отра­зились представления об окружающей природе — полной опасностей и вместе с тем дававшей все, в чем человек нуждался. Огнеземельцы в какой-то мере отдавали себе отчет в противоречивости своих воззрений и старались как-то разрешить эти противоречия. Их верования нель­зя назвать примитивными, в некоторых нюансах они оказываются не менее сложными и продуманными, чем доктрины средневековых теологов. Например, у яганов выходивший из подземных глубин злой дух Етайта (за­нимавший то же место, что Шоорте у она) одновременно отождествлялся со светлым верховным божеством по имени Ватаунейва. Сходные представления разделяли алакалуф. Не посвященным в таинства женщинам и де­тям такого рода мифологические тонкости оставались неведомы, но старики, шаманы в своих размышлениях и беседах порой достигали уровня настоящей религиоз­ной философии.

Создание фантастических, но по-своему логичных ре­лигиозно-мифологических концепций, свободное опери­рование в этих случаях отвлеченными понятиями ха­рактерно для многих первобытных народов Южной Аме­рики. До недавних пор такого рода интеллектуальная деятельность людей, живших в условиях доклассового общества, была скрыта от ученых. О духовной жизни «дикаря» европейцы судили по его примитивной мате­риальной культуре. И главным здесь было не столько незнание местных языков, сколько психологическая не­подготовленность этнографов. Точно так же в первые годы после открытия пещерной живописи научная об­щественность Европы не хотела верить, что подобные шедевры созданы рукой художника древнекаменного века.

Однако, как и в любом обществе, в первобытном племени были люди лучше и хуже знакомые с достиже­ниями своей культуры. Эти различия вызваны не толь­ко неодинаковыми способностями и интересами членов коллектива. Важнее другое. Любая интеллектуальная деятельность требует полной отдачи сил и времени. По­этому представления о духовной сущности человека или о мироздании у подростка, только что прошедшего обряды инициации, и у старика-шамана сильно отлича­ются. В частности, для рядовых членов племени мифы — более или менее буквальные отчеты о совершившихся событиях, тогда как для некоторых людей старшего по­коления — скорее иносказания. Об этом не следует за­бывать, сталкиваясь со странными, на наш взгляд, эпи­зодами индейских преданий.

Духовный и интеллектуальный уровень любого об­щества во многом зависит от тех высших достижений, которых добились хотя бы немногие из его членов. Пре­следуя языческих жрецов и шаманов после завоевания Америки, католическая церковь духовно обезглавила местных жителей, лишила их собственных культурных ценностей. Это было важным условием последующей ас­симиляции многих индейских народов.