Никарагуа

Но герои рождаются в час смерти, и зеленые травы встают на земле обожженной...

Что за свет вдалеке? То звезда в небесах!

Нет, то лагерь Сандино в высоких и черных горах⁷³.

Эрнесто Карденаль

Два касика помогали иноземцам, подчинялись им, дарили золото, серебро, красивые ткани, снабжали продовольствием. Одного из них звали Никарагуа⁷² он обратил на себя внимание монахов тем, что имел представление о всемирном потопе, другого — Никоя. Но был еще и Никарогуан, касик высокогорного юж­ного района, который с возмущением наблюдал за духовным и материальным порабощением своей родины. Он послал гонцов к обоим касикам, выражая свое удивление по поводу того, что они «относятся к ис­панцам, как к братьям, и следуют их безобразным и ужасным обрядам», а на словах говорят о своей решимости бороться как с самими захватчиками, так и с их союзниками. Ннкарогуан посоветовал касикам уйти вместе с испанцами, покинуть свои владения и оставить их ему, Предводитель конкистадоров Гонсалес Давила отправил лицемерный ответ Никарогуану, в котором признал правоту касика и добавил, что он, Давила, намеревается покинуть страну, что его целью было лишь знакомство с краем и что он находится здесь вре­менно: «Я тотчас же отбуду, потому что не хочу далее быть причиной вашего справедливого гнева». А сам между тем приказал Никое и Никарагуа собрать сильное войско.

Никарогуан поверил конкистадору. Он приостановил сбор войска и направился во владения Никарагуа. Добирался он туда десять дней, что было на руку противнику, успевшему хорошо подготовиться к встрече. Дорогу отряду Никарогуана преградили двадцать пять испанских всадников. Индейцы были ошеломлены, но тем не менее отважно бросились в бой: «Не только тучи дротиков обрушились на испанских солдат, но также камни и деревья, сброшенные на них со склонов гор. Отряд в двести индейцев, который возглавлял сам Никарогуан, напал на группу из десятерых испанских всадников... Индейцы вспрыгивали на спины, на шеи лошадей и сбрасывали всадников наземь». Лишь трем солдатам удалось спастись, «потому что они сразу же умчались во весь опор». В этом бою противники по достоинству оценили друг друга. Превосходство конкистадоров в вооружении, помноженное на много­численные подкрепления, предоставленные Никоем и Никарагуа, было сведено на нет мужеством Никарогуа­на, но когда в дело вступила артиллерия, чаша весов склонилась в пользу испанцев.

Никарогуан отступил в горы, яростно проклиная предателей. Противоборствующие стороны готовились к новым битвам. Давила послал своего эмиссара к касику, упрекая его в том, что он восстал против бога, и предложил перемирие на таких условиях: «Если он исправит свою ошибку и вновь возлюбит его святое имя, объединившись со всеми ради общего христианско­го дела, испанцы сложат оружие и преподнесут ему щедрые дары». Ответ Никарогуана, по словам франци­сканского священника, подробно изложившего его исто­рию, был следующим: «Скажите этим подлым преступ­никам и предателям, что я ненавижу и истреблю их всех; что я тоже мог бы прибегнуть к обману, преда­тельству и лжи, как они и их союзники Никарагуа и Никоя, притворившись, что якобы раскаиваюсь и подчиняюсь их власти, чтобы затем исподтишка напасть на них и уничтожить. Но моя гордость не позволяет мне прибегнуть к столь презренным методам, я уповаю лишь на отвагу и силу. Передайте им также, что я ненавижу их еще сильнее и остаток моей жизни употреб­лю на то, чтобы покончить с ними».

Отряды европейцев, поддержанные войсками двух индейских вождей, начали наступление на владения Никарогуана. При их приближении местные жители покидали селения, уничтожали посевы, сжигали дома. Сражение было крайне ожесточенным и кровопролит­ным. В ходе битвы погиб предатель Никоя, были убиты и многие его воины. И все же неукротимый Никарогуан потерпел жестокое поражение, что повергло его и величайшее уныние: покидая поле битвы, он плакал, как ребенок.

Два с половиной года о Никарогуане, ушедшем в юры, не было никаких вестей, и испанцы уже думали, что он больше никогда не будет беспокоить их, как вдруг касик объявился вновь. Оказалось, что он не только не сломлен, но, напротив, исполнен еще боль­шей решимости. Он разорил два процветающих ис­панских поместья и обратил в бегство большое число солдат, вооруженных аркебузами, снова посеяв панику среди конкистадоров. С тех пор он появлялся через каждые четыре, шесть или восемь месяцев, чтобы совершить очередной набег. Девять лет держал он в страхе завоевателей, пока испанская корона не решила положить этому конец. В 1678 году корабли эскадры, на борту которых находились 1200 солдат, отплыли из Ла-Коруньи в Кастилья-дель-Оро. Огромная армия, которой командовали Гарсиа де Паредес и Никуэса Альварес, атаковала Никарогуана и нанесла ему со­крушительное поражение.

«Когда воинственный вождь понял, что побежден и окружен врагами, которые готовились уже пленить его, он взбежал на вершину, находившегося побли­зости утеса и, встав на ней, как на пьедестале, крикнул: «Вы не сумели победить меня, негодяи! И вам не достанется даже труп человека, перед которым вы столько раз трепетали, несмотря на ваше дьяволь­ское оружие!»

...Произнеся эти пламенные слова, он бросился в пропасть, в глубокое ущелье, поросшее густым лесом. Словно неодушевленный предмет, сброшенный с верши­ны высокой башни, промелькнуло в воздухе его тело и тут же исчезло на дне пропасти».