Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Архитектура и изобразительное искусство. Часть 3.

Кинжалов Ростислав Васильевич ::: Культура древних майя

3

Скульптура майя несомненно занимает одно из первенствующих мест в художественном наследии наро­дов Нового Света. Однако данный раздел изобразительного искусства (как и многое другое в области древней истории и культуры майя) остается еще недостаточно изученным. Пока еще нельзя более или менее полно представить развитие майя­ской скульптуры, выделить основные этапы этого процесса. Такое положение обусловлено в первую очередь недостатком четко оформленных материалов. Поступление новых данных затруднено сложными условиями местностей, где проводятся археологиче­ские работы. Исследователям нередко приходится обращаться к несовершенным зарисовкам или просто кратким упоминаниям. Тем не менее ежегодно раскопки обнаруживают новые произве­дения майяской пластики, некоторые из которых требуют зна­чительного пересмотра уже сложившихся представлений. Можно считать, что на сегодняшний день в изучении скульптуры майя сделаны лишь первые шаги[113] и создание ее истории является де­лом будущего. В то же время исследование такого вида искусства особенно важно, поскольку именно на скульптурных памятниках более отчетливо прослеживается зарождение и развитие собст­венно майяского стиля. Это объясняется как широтой самих па­мятников, так и совершенно уникальным в мировой истории искус­ства обстоятельством — наличием точной даты на самих скульп­турных произведениях.

Памятники майяской скульптуры чрезвычайно разнообразны; они представлены и монументальными произведениями, и мелкой пластикой.

Монументальная скульптура майя неотделима от архитектуры: различные ее формы являлись составной частью сооружений (притолоки, настенные рельефы внутри помещений, рельефы и круглые скульптуры на фасаде и т. д.) или были неотъемлемой принадлежностью архитектурных комплексов (стелы, алтари).

Мелкая пластика включает терракотовые статуэтки, изделия из поделочных и полудрагоценных камней, кости, дерева, рако­вин и т. д. Локальные стилевые различия, индивидуальность творчества мастеров обусловили исключительное многообразие этих произведений.

Не имея возможности в полной мере представить развитие Майяской скульптуры, попытаемся дать общую характеристику основных видов памятников пластики майя. Обратимся в первую очередь к монументальной скульптуре.

На исторической территории майя самые ранние памятники монументальной скульптуры были обнаружены в горной ее части (в городищах К'аминальхуйу и Чокола), а также на тихоокеан­ском склоне Гватемалы (Исапа и др.). Такое заключение позво­ляют сделать открытия последних лет; до этого наиболее древ­ними находками считались памятники из петенских городов.

В настоящее время вопрос о майяской или иной этнической принадлежности создателей древней скульптуры остается откры­тым. Высказывались, в частности, предположения о принадлежности обитателей К'аминальхуйу к языковым семьям шинка-ленка или михе-соке (Vogt, 1964c, pp. 395—396). Что же касается самих памятников, то многие из них несут в себе общие черты месоамериканского искусства, лишь в некоторых мотивах можно усмотреть те зерна, из которых выросла позднейшая монумен­тальная скульптура майя. Однако несомненно одно: в сложении собственно майяского стиля пластики ольмекские традиции играли не меньшую роль, чем в искусстве других народов Месоамерики.

Здание A-7. Раннеклассический период. К'аминальхуйу. Реконструкция.
Здание A-7. Раннеклассический период. К'аминальхуйу. Реконструкция.

О монументальной скульптуре,- непосредственно связанной с архитектурой, так или иначе уже говорилось в предшествующем разделе. Обратимся теперь к другой, наиболее многочисленной группе скульптурных произведений майя — стелам и алтарям. Именно эти памятники являют собой непреходящей ценности материал для изучения истории майяского народа и его куль­туры, поскольку кроме характерных изображений почти на всех них были высечены иероглифические надписи. Они в значитель­ной степени остаются еще не разгаданными, но уже давно было замечено, что некоторые из них представляют собой конкретные даты. Этот факт, а также явно мемориальный характер памятни­ков позволяет связывать их происхождение с какими-то конкрет­ными историческими событиями. Поскольку на стелах и алтарях почти всегда обнаруживается человеческое изображение с пре­увеличенно подчеркнутыми признаками его высокого положения, можно предположить, что первоначально воздвижение стел было связано с зарождавшимся культом правителей городов-госу­дарств и отражало важнейшие события их жизни. Встречаются и стелы с фигурами бесспорно божеств или их имперсонаторов.

Известно значительное количество стел из разных городов, поверхность которых как будто оставалась чистой (свободной от изображений). Большинство исследователей, однако, считает, что стелы эти некогда имели штуковое покрытие с лепными фигу­рами и изображениями. Рельефы на подобных стелах могла также заменять роспись, не сохранившаяся на ранних памятни­ках, но хорошо известная в классический период. Изображения обычно были расположены на передней стороне стел, а иероглифы и орнаментика — сзади и по бокам. На алтарях рельефы зани­мали верхнюю и боковые плоскости круглой плиты или все сто­роны прямоугольного блока. Подставки для алтарей могли быть покрыты рельефом или изображать фигуры. Так, например, один из алтарей в Сейбале имеет подставки в виде скорченных муж­ских персонажей, как бы поддерживающих плиту.

Древнейшая монументальная скульптура в исторической об­ласти майя пока лучше всего засвидетельствована памятниками из горной Гватемалы; остатки ее в низменности (Тик'аль и др.) слишком незначительны и сильно фрагментированы. Помимо круглой скульптуры, связанной с ольмекским влиянием (памят­ники Монте-Альто, монумент 2, Пацуна и др.), а также пьеде-стальной скульптуры (Кинжалов, 1968, стр. 30—34) здесь найден ряд стел. Для них характерно натуралистическое изобра­жение человеческого тела и тщательное воспроизведение гротеск­ных форм деталей одежды персонажей и обстановки. На стеле 11 из К'аминальхуйу мы видим одиночную фигуру мужчины в жест­ком плаще из шкуры животного. На голове его — сложный убор из двух масок дракона; третья, такая же, прикреплена у него под подбородком, а четвертая — к тяжелому поясу. Он стоит на плат­форме и держит в левой руке церемониальный нож, напоминаю­щий фигурный кремень (см. стр. 221), найденный в могиле 1 этапа Мирафлорес в кургане E-III-3 К'аминальхуйу. Над голо­вой персонажа витает небесный дракон. У ног помещены две ку­рильницы, из которых поднимаются клубы дыма.

Стела 10. Каминальхуйу.
Стела 10. Каминальхуйу.

Другой интересный памятник — величественная стела 10 из черного базальта, найденная в том же городище, была еще в древности разбита, а рельеф на ней частично соскоблен. Затем ее захоронили в земле со стелой 11. В правой ее части изобра­жен гигантский антропоморфный бородатый ягуар' в пышном шлеме. На голове его — маска с. большими зубами и клыками. Рядом с ним, левее, расположена фигура другого божества, имеющего веки в виде трезубцев и бороду; в левой, высоко поднятой руке его жезл. Ниже божеств помещена мужская фигура в тя­желом поясе и с гротескной маской за спиной; руки ее воздеты вверх как бы в умоляющем жесте. Рядом с ней — большая иеро­глифическая надпись, имеющая явно майяский характер, но пока не поддающаяся расшифровке. Возможно, что перед нами пись­менность — предшественник майяской иероглифики классического периода. Обе стелы относятся к периоду Мирафлорес (V в. до н. э.).

Однотипен по стилю названным выше стелам небольшой рельеф из Чоколы (Kidder and Chinchilla, 1959, pi. 91), где высе­чен человек в маске с двумя отрезанными человеческими голо­вами (одну он держит в правой руке, другую придерживает на сгибе локтя той же руки).

Очень интересен недавно обнаруженный фрагмент ранней майяской стелы из Эль-Трапиче (Чальчуапа, Сальвадор). На этом, к сожалению, сильно поврежденном памятнике изобра­жен сидящий жрец или правитель в необычайно пышном голов­ном уборе из перьев. Правая рука его упирается в землю, а в вы­тянутой вперед левой он держит большую голову ягуара, укра­шенную свисающими перьями.[114] В верхней части стелы располо­жена обширная (по крайней мере 10 столбцов) иероглифическая надпись. Следует упомянуть, что в этом же кургане была най­дена большая голова ягуара, изваянная из камня (Sharer, 1969). Оба памятника относятся к фазе Кайнак (200 г, до н. э.— 200 г. н.э.).

Для стел классического периода характерно канонизиро­ванное изображение мужских фигур — правителей городов-госу­дарств. В большинстве случаев они одиночны; многофигурные композиции чаще встречаются на притолоках или настенных рельефах, на стелах они редки и появляются поздно. Достаточно редки на стелах и женские персонажи. Майяские скульптурные изображения можно сразу узнать по традиционному положению фигуры; удлиненные головы повернуты в профиль, реже в три четверти, торс же передается в фас. Однотипна и портрет­ная характеристика: прямые волосы, косо поставленные узкого разреза глаза, массивный и длинный нос, линия которого плавно переходит в широкий, резко скошенный лоб, небольшой рот с полными губами, углы которых обычно слегка опущены вниз; нечеткой линии подборо­док при крупных и тяже­лых чертах выглядит не­пропорционально малень­ким, слегка скошенным. По-видимому, этот стиль изображения человеческих фигур имеет многовековые традиционные корни. Во всяком случае можно ду­мать, что древние скульп­торы отразили характер­ные для той эпохи пред­ставления о красоте (выше уже говорилось, что майя производили искусствен­ную деформацию черепа у новорожденных, чтобы сделать голову удлинен­ной).

Для наиболее ранних из выявленных ныне па­мятников скульптуры клас­сического периода присуща определенная упрощенность и тяжеловесность пропорций. Таковы, например, недавно обнару­женная стела 29 из Тик'аля, стелы 5,9 и 10 из Вашактуна, стела 1 из Волантуна. Все они дати­руются концом III—нача­лом IV в. Фигуры на этих скульптурах выполнены в традиционной позиции: голова в профиль, туло­вище в фас, ступни ног по­ставлены одна за другой, как бы при ходьбе. Подоб­ное положение фигур из­вестно по ранним скульп­турным памятникам древ­него Египта. Для майяских скульптурных изображе­ний раннего классического периода обязательны сложные украшения, закрепленные сзади на поясе, и специфические массивные подвески, напоминающие об ольмекском влиянии.

Здание K5-1. Пьедрас-Неграс. Реконструкция Т. Проскуряковой.
Здание K5-1. Пьедрас-Неграс. Реконструкция Т. Проскуряковой.

Новым этапом в развитии монументальной скульптуры сле­дует считать появление рельефов с фигурами, расположенными в фас. Они известны в Тик'але и Вашактуне с середины IV в. Дальнейшим развитием рельефов на стелах с положением фи­гуры в фас явился их постепенный переход к почти круглой скульптуре. Достигалось это разными путями. С одной стороны, шел процесс выдвижения фигуры из плоскости. В юго-восточных областях (Копан, частично Киригуа) и в Тонине обнаружены стелы, где фигура выдается не менее чем на три четверти. С другой стороны, объемное выделение фигуры происходило за счет ниши, которая вырубалась вокруг нее. Такой прием харак­терен для некоторых городов, расположенных по р. Усумасинте, в частности для Пьедрас-Неграса. Можно думать, что ниши в этих памятниках передавали трон с балдахином — один из от­личительных знаков власти у древних майя. Стелы с фигурой в нише в более поздний период обнаруживаются и в Киригуа (например, стела 1, оборотная сторона). Пока еще недостаточно материала, чтобы решить вопрос, случайное ли это явление или перед нами свидетельство влияния художественной мысли Пьед­рас-Неграса на ваятелей долины Мотагуа. Последней, самой со­вершенной ступенью на пути развития горельефа к круглой скульптуре явились стенная панель из сооружения О-13 в Пьедрас-Неграсе и великолепный фрагмент рельефа, найденный в том же городе. До полного своего развития, т. е. до настоящей круглой скульптуры, упомянутые выше типы памятников тем не менее не дошли.

Дальнейшее развитие монументальной скульптуры было прер­вано какими-то значительными событиями в истории майя. О со­держании их пока можно только гадать. Была ли это борьба го­родов-государств между собой или различных общественных групп против культа правителей? Наконец, может быть, здесь нашло отдаленный отклик падение Теотихуакана? Во всяком слу­чае в течение более чем полувека почти во всех городах памят­ники монументальной пластики больше не воздвигаются. Наобо­рот, археологи установили, что в этот период некоторые стелы и алтари были повержены на землю или вовсе разбиты (напри­мер, в Тик'але). Датированные стелы в непрерывно растущем количестве начинают вновь воздвигаться с конца VI в.

Большой путь развития проходит монументальная скульптура майя в течение следующего периода — 9.8.0.0.0.—9.16.0.0.0., т. е. в 593—751 гг. В этот отрезок времени наблюдается появ­ление значительных стилевых различий в памятниках пластики отдельных городов, что постепенно привело к оформлению мест­ных художественных течений, или «школ». После 613 г. (9.9.0.0.0.) каждый местный центр монументального искусства уже имеет свой собственный четко выраженный стиль. Рельефы с тради­ционным положением фигур в этот период сохраняются, но в ис­полнении их замечаются новые черты. Появляются профильные изображения тел, но такие рельефы сосуществуют с теми, где положение персонажа остается прежним. Ступни ног теперь обычно повернуты носками в разные стороны, голова дается в профиль. Позднеклассические черты появляются в конце пре­дыдущей четверти цикла в Тик'але в группе памятников, пол­ностью отличающихся от предыдущих. Это стелы 10, 12, 14, 23 и 25, в которых фигуры даны в высоком рельефе; в первый раз также мы видим здесь изображения женщин.

Более правильными становятся пропорции фигур, их позы — более естественными. Делаются первые попытки передать дви­жение, хотя статические положения преобладают. Более сложной становится композиция. Впервые наряду с центральной фигу­рой появляются второстепенные персонажи. Большое внимание уделяется тщательно прорабатываемым декоративным деталям. Примером новых течений в монументальной пластике может слу­жить рельеф на притолоке 24 из здания 23 в Йашчилане. Цент­ральной фигурой является божество,[115] которому жрица или правительница приносит жертву. Заслуживает внимания компози­ционное мастерство скульптора. Параллельность фигур он пы­тался преодолеть линией длинного жезла в руках божества, диа­гонально пересекающей изображение. Одновременно верхняя часть жезла, украшенная пышным пучком перьев, заполняет пустоту над головой женской фигуры и уравновешивает помещен­ную слева иероглифическую надпись (Maudslay, 1889—1902, v. II, Р1. 86).

Прием у правителя. Роспись на сосуде из Небаха.
Прием у правителя. Роспись на сосуде из Небаха.

Новые черты приобретает и второй вид рельефов, тяготею­щий к круглой скульптуре. Постепенно исчезает обычная скован­ность фигуры, обусловленная прежде всего самой четырехгран­ной формой стелы. Правители обычно изображаются в тор­жественной и величавой позе. Символом власти является церемониальный жезл (так называемая змеиная полоса), кото­рый расположен горизонтально и как бы прижат к груди пра­вителя. Типичным образцом такого вида рельефа может служить стела Р из Копана, датированная 623 г. (9.9.10.0.0.).

Вершиной развития майяской монументальной скульптуры стал сравнительно краткий третий период — с 9.16.0.0.0. до 9.17.0.0.0. (вторая половина VIII в.). В это время в майяском обществе, очевидно, происходят какие-то многозначительные из­менения. На некоторые из них намекают и сами памятники. На лице персонажа стелы D в Копане изображена маска, явно похожая на мексиканского Шипе-Тотека (Maudslay, 1889—1902, v. I, p. 43; Proskouriakoff, 1950, p. 57, fig. 19, q). Сле­довательно, влияние религи­озных представлений Мекси­канского плоскогорья в юж­ной области майя все увели­чивается (дата стелы — 9.15.5.0.0., 736 г.). Вместо прежней «змеиной полосы» в руках правителя появляется изогнутый жезл с маленькой человеческой фигуркой на верхнем конце — так назы­ваемый скипетр с карликом — черта, свидетельствующая о каких-то новшествах религиозно-политического порядка. Примечательно, что персонаж на этих жезлах имеет одну          ногу в виде змеи — явная    перекличка с хромоногим Тескатлипокой у нахуа.

Рельеф на многих памят­никах сочетается с горельефом, что позволяет усложнить сюжет, в частности обратиться к многофигурным композициям. Широко передается движение, образы получают яркую индивидуальную характеристику и даже драматичность.            Получают окончательное развитие ме­стные скульптурные школы в Паленке, Пьедрас-Неграсе, Йашчилане, Тонине, Копане, Киригуа и др. Между ними происходит оживленный об­мен художественными идея­ми, приводящий иногда в не­ малое затруднение некоторых исследователей, строящих на стилистической близости стел тех или иных городов выводы об их политическом единстве.
Скульптурные памятники в недавно открытых поселениях Дос-Пилас и Агуатека показали такую стилистическую близость к пластике Пьедрас-Неграса и Йашчилана, что было высказано даже предположение о существовании в классический период групп скульпторов, странствовавших из одного города майя в другой (Grieder, 1960).

Возвеличивание победителя. Фрагмент росписи. Паленке.
Возвеличивание победителя. Фрагмент росписи. Паленке.

Паленкская скульптурная школа в рассматриваемый период была зачинателем многих художественных новшеств. Можно про­следить, как изменения и нововведения, отмеченные в творчестве паленкских мастеров, через некоторое время неожиданно появ­ляются на памятниках, расположенных иногда довольно далеко от этого города. Характерным примером может служить замена «змеиной полосы» на скипетр с карликом; ранние формы его за­свидетельствованы именно в Паленке. Это влияние чувствуется не только в ваянии городов нижней Усумасинты — Шупы, Эль-Ретиро, Тортугеро и др., но и в Комалькалько, Балам-Кане, Эль-Чикосапоте, Бонампак'е, Лаканхе и даже в Нокучиче (юг Юкатана) и Чич'ен-Ице (притолоки в Акацибе).

В Паленке известна только одна стела (Maudslay, 1889—1902, v. IV, pi. 67). Основными памятниками пластики в нем являются рельефы из штука, в изобилии украшавшие внешние и внутрен­ние стены зданий; кровельные гребни часто имели замечательную круглую скульптуру.

План Паленке (по Р. Рива).
План Паленке (по Р. Рива).
1 - мост; 2 - группа северных храмов; 3 - Отулум; 4 - Храм графа; 5 - голова крокодила; 6 - круглый камень; 7 - дворец; 8 - Храм надписей; 9 - Храм креста; 10 - Храм лиственного креста; 11 - акведук; 12 - Храм солнца; 13 - Дом ягуара; 14 - Храм XIV.

Естественность, простота, благородство и чистота линий, урав­новешенность и гармоничность композиций — вот характерные черты творчества скульпторов Паленке. Персонажи на рельефах следуют майяскому идеалу красоты: у них узкие, с выдающимися скулами лица, крупный, загнутый книзу нос, вытянутый назад и уплощенный лоб, акцентированный черепной деформацией, удли­ненные глаза, маленький рот, отступающий закругленный подбо­родок. Мускулатура не показывается; по фигуре невозможно су­дить, кто изображен: мужчина или женщина. Большое внимание уделяется деталям, в частности костюмов: сандалии, щитки на ногах, пышные головные уборы из перьев, украшенные драгоцен­ными камнями и раковинами одежды, ожерелья; ручные и нож­ные браслеты изображаются ваятелем с величайшей тщательностью, доходящей порой до педантизма. Обычно композицию окру­жает рамка или из иероглифов, или из искусно сгруппированных символических элементов. Последние составляют отдельный ан­самбль и поэтому не мешают восприятию реалистически переда­ваемых центральных фигур рельефа.

Здание 1. Шпухиль. Реконструкция Т. Проскуряковой.
Здание 1. Шпухиль. Реконструкция Т. Проскуряковой.

Очень интересны скульптурные памятники, обнаруженные при исследовании склепа в пирамидальной базе Храма надписей. Крупнейший мексиканский археолог Альберто Рус, открывший эту гробницу, ярко описывает свои впечатления, когда он после четырехлетнего упорного труда смог заглянуть в узкое отвер­стие, прорубленное в стене склепа. Для освещения был включен сильный прожектор.

«Из густого мрака неожиданно возникла сказочная картина фантастического, неземного мира. Казалось, что это большой вол­шебный грот, высеченный во льду. Стены его сверкали и перели­вались словно снежные кристаллы в лучах солнца. Как бахрома огромного занавеса, висели изящные фестоны сталактитов. А ста­лагмиты на полу выглядели словно капли воска на гигантской оплывшей свече. Гробница напоминала заброшенный храм. По ее стенам шествовали скульптурные фигуры из алебастра. Потом мой взор упал на пол. Его почти полностью закрывала огром­ная, прекрасно сохранившаяся каменная плита с рельефными изображениями. Глядя на все это с благоговейным изумлением, я пытался описать красоту волшебного зрелища моим коллегам, Но они не верили до тех пор, пока, оттолкнув меня в сторону, не увидели эту великолепную картину своими собственными гла­зами. Мы были первыми, кто увидел гробницу тысячу лет спустя!» (Галленкамп, 1966, стр. 108).

Рельеф на крышке саркофага. Паленке.
Рельеф на крышке саркофага. Паленке.

Семь рельефов, украшающих стены склепа, по-видимому изо­бражают богов подземного мира; все фигуры больше натуральной величины. Величественные, в пышных одеждах, они торжественно шествуют по своим владениям, держа в руках жезлы. Центр гробницы занят монолитным саркофагом, в котором покоились останки погребенного. Крышкой его служит большая плита (3.8 X 2.2 м); по сторонам ее вырезаны 54 иероглифа, 13 из ко­торых являются датами, относящимися к VII в., возможно к 633 г., а на лицевой стороне помещен великолепный рельеф. На нем мы видим человека в драгоценных украшениях, в полуси­дячей, полулежачей позе на большой маске божества земли и смерти. Он откинулся назад и смотрит на сильно стилизованное изображение древа жизни в виде креста; на вершине его сидит мифологическая птица кецаль с маской бога дождя, а на ветвях расположилась двухголовая змея, изо ртов которой выглядывают мифологические существа. Оконечности креста завершаются сти­лизованными головами змей. Все свободные участки поверхности вокруг центральной композиции заполнены символическими зна­ками благополучия, смерти, времени и др. На полосе, которая обрамляет плиту, в восточной и западной сторонах высечены де­вять иероглифов небесных светил, среди которых фигурируют Солнце, Луна, Венера и, вероятно, Сатурн, Юпитер и Меркурий, а в северной и южной — три человеческие головы, чередующиеся с шестью знаками также астрономического характера (Солнце, По­лярная звезда и др.).[116]

Под саркофагом были найдены помещенные туда как прино­шения две головы из штука, — очевидно, части какого-то прежнего скульптурного фриза (Rivet, 1954, fig. 179, 180). Одна из них — идеализированная голова молодого воина — является великолепным образцом круг­лой скульптуры паленкской школы ваяния.

Битва тольтеков с майя. Рельеф на косяке здания 2С-6. (Коц'Пооп). К'абах.
Битва тольтеков с майя. Рельеф на косяке здания 2С-6. (Коц'Пооп). К'абах.

Творчество мастеров Пьед-рас-Неграса было во многом близко работам паленкских скульпторов. Отличительными чертами этой школы являются мягкость очертаний, умелое комбинирование низкого и вы­сокого рельефа, гармоничность и уравновешенность композиций, монументальность замыслов и их выполнения. Движения изо­браженных персонажей мягки и пластичны; лица их (в особен­ности штуковые головы от ре­льефов на кровельных гребнях) отличаются жизненностью, пра­вильностью черт. Из всех скульптурных школ майя ваяте­ли Пьедрас-Неграса несомненно сделали наибольший шаг к реа­листическому искусству, типо­логически близкому к антично­му. Шедеврами пластики этого города являются большой ба­рельеф 3 из здания 0-13, стелы 12, 40 и др. Но в Пьедрас-Неграсе (так же как и в других го­родах классического периода) встречаются памятники и иного стиля, одновременные указан­ным выше, что свидетельствует о наличии различных художе­ственных направлений. До 687 г. (9.12.15.0.0.) красный цвет был единственным способом окраски скульптурных памятников, хотя иногда в них встречаются углубления для вставок из других материалов; вероятно, это делалось именно с целью получения цве­товых контрастов. С 687 г. в Пьедрас-Неграсе начинается полихромная окраска стел.

Скульптурная школа Йашчилана существовала сравнительно недолго, во всяком случае так можно заключить из сохранив­шихся памятников. Стиль ее энергичен, но слегка грубоват; фи­гуры персонажей обычно массивны и приземисты, с непропорцио­нально большими головами. В центре внимания скульпторов в пору расцвета города находились вопросы композиции; мастеров Йашчилана прежде всего привлекала задача противопоставления центральных фигур, часто при сложном композиционном построе­нии. Таковы, например, рельефы 24—26 на притолоках из зда­ния 23, стела 11 и др. Интересно попутно отметить, что количе­ство изображений военных сцен в Пьедрас-Неграсе уменьшается по мере того, как возрастает в Йашчилане. В конце существования города (он, вероятно, погиб около 810 г.) в пластике происходят значительные изменения: число орнаментальных деталей заметно увеличивается, сила и жизненность, присущие раньше изображе­ниям, теряются и гаснут.

Совершенно иные черты наблюдаются в памятниках монумен­тальной пластики двух крупнейших городов юго-востока — Ко­пана и Киригуа. Выше уже говорилось, что мастера этих школ стремились главным образом к созданию круглой скульптуры, но наиболее близко к решению такой нелегкой задачи подошли лишь самые талантливые ваятели Копана. Первые стелы этого города сохраняют плоскостность рельефа и отличаются скорее графическими, нежели скульптурными качествами (например, ука­занная выше стела Р). С воздвижением в 672 г. (9.12.0.0.0.) стелы 6 в копанской скульптуре появляются новые стилевые эле­менты (в частности, в одежде), ведущие свое происхождение из района Усумасинты. Рельеф постепенно превращается в горельеф, рисунок сложных форм уже свободно размещается в пространстве, повышается значительно чисто художественный уровень произ­ведений. Новая техника, получившая здесь развитие, постепенно распространяется в северном направлении, в центральный район.

Общий вид Копана. Реконструкция Т. Проскуряковой.
Общий вид Копана. Реконструкция Т. Проскуряковой.

Для копанских памятников в рассматриваемое время типичны сравнительно невысокие грузные стелы, на передней стороне ко­торых высечены в технике высокого рельефа фигуры правителей. Характерным примером может служить стела Н, изображающая женщину. На этом памятнике нет своей «начальной серии», но повторяется дата стелы А — 9.15.0.0.0. (731 г.), которая служит ей парой. Групповые композиции на стелах Копана никогда не встречаются; очевидно, отсюда и пошел обычай воздвижения пар­ных стел вместо изображения мужской и женской фигуры на од­ной стеле. Подобная практика имела место и в некоторых городах Петена: в Наранхо встречаются парные стелы 22 и 24, 29 и 30, 28 и 31, а в Калак'муле —28 и 29. После 761 г. (9.16.10.0.0.) стелы в Копане больше не воздвигаются[117].

Интересным памятником копанской скульптуры является ал­тарь Q. По мнению некоторых исследователей (Teeple, 1931; Моrlеу, 1947, р, 323; J. E. S. Thompson, 1955, pp. 70, 79—80; Кноро­зов, 1963 стр. 14), на нем запечатлен совет жрецов-астрономов, собравшихся сюда, чтобы определить единую для городов майя продолжительность тропического года. Этот алтарь представляет собой каменный параллелепипед. На верхней плоскости его высечен обширный иероглифический текст, а на боках — 16 мужских фигур, сидящих на крупных иероглифах. Возможно, в этих зна­ках указаны названия местностей или городов, откуда участники «научного конгресса» прибыли в Копан. Лица астрономов трак­тованы довольно разнообразно, различны- и положения рук, но одежда и невысокие тюрбаны почти одинаковы. Очень часто повторяются у действующих лиц и одинаковые нагрудные укра­шения. Дата на этом памятнике — 9.17.5.0.0. (775 г.). Двадцать лет спустя другой алтарь был посвящен годовщине этого события; на нем высечено 20 персонажей, глядящих на знаменательную дату. Более половины из них носит на лицах маски.

В Киригуа хронологическая последовательность стел появ­ляется приблизительно через 15 лет после того, как их кончили воздвигать в Копане. Основываясь на сходстве ранних памятни­ков Киригуа со стелами Копана (например, стела Н, воздвигнутая в 751 г. — 9.16.0.0.0.), некоторые исследователи считают, что пер­вый был основан выходцами из последнего. Стелы Киригуа более высокие и стройные, чем в любом другом городе майя, рельеф на них отличается большей плоскостностью по сравнению со сте­лами Копана и Тонины.

На скульптурных памятниках Киригуа затем появляются тан­цующие фигуры — мотив, ставший общим и для пластики Петена (см., например, стелу 1 из Ла-Амелиа). Несомненно, этот сюжет отражает какие-то серьезные изменения в идеологии; по нашему мнению, он свидетельствует о внедрении в культ правителя (или во всяком случае в ритуал празднования годовщин) экстатических элементов типа шаманской пляски. Откуда появились подобные черты, можно пока только гадать.[118]

Разрез Храма солнца. Паленке.
Разрез Храма солнца. Паленке.

Очень своеобразны встречающиеся только в монументальной пластике Копана и Киригуа причудливые скульптуры, обычно называемые в археологической литературе «чудовищами» или «зооморфами». В сущности это огромные валуны, которым придана форма какого-то мифологического существа, что-то среднее между черепахой, жабой или аллигатором. Традиция создания по­добных скульптурных произведений восходит к ольмекским ре­лигиозным представлениям, так как первые из них появляются уже в VIII—IV вв. до н. э. Верх и боковые поверхности этих монолитов покрыты рельефами и надписями, иногда в раскрытой пасти видно лицо или целая фигура человека. Назначение таких необычных памятников не может считаться еще полностью выяс­ненным. Однако допустимо с известной уверенностью предпола­гать, что они служили какой-то особой разновидностью стел (не случайно и перед ними часто находят алтари), воздвигавшихся или использовавшихся в строго определенных случаях. В Киригуа, например, зооморфы воздвигались в период с 9.17.10.0.0. до 9.18.5.0.0., т. е. в 780—795 гг.; стелы в это время отсутствуют. Таким образом, зооморфы сооружались в определенные годы (780, 785, 790, 795 гг.) по культовым или политическим сообра­жениям вместо стел. Одним из наиболее интересных по замыслу и выполнению является чудовище Р: в его раскрытой пасти сидит человеческая фигура в богатой одежде и головном уборе прави­теля; в правой руке находится скипетр с карликом, в левой — церемониальный щиток (Maudslay, 1889—1902, v. IГ, pi. 54—57).

Голова молодого воина. Склеп Храма надписей. Паленке.
Голова молодого воина. Склеп Храма надписей. Паленке.

Наскальные рельефы, широко представленные в искусстве на­родов Древнего Востока, у майя не получили большого распро­странения. Вероятно, их функции в качестве монументальных мемориальных памятников в майяском обществе целиком взяли на себя стелы. Тем не менее они все же встречаются в некоторых городищах. Упомянем раннеклассический рельеф в пещере Лоль-туна (Е. Н. Thompson, 1897a), изображающий правителя, огром­ный рельеф с победной сценой в Тик'але (Кинжалов, 1968, стр. 107) и наскальный рельеф в Калак'муле (Morley, 1947, р. 337). Все они сопровождаются иероглифическими текстами.

Рельеф на притолоке 2 из здания 5D-3 (Храм жреца-ягуара). Тик'аль.
Рельеф на притолоке 2 из здания 5D-3 (Храм жреца-ягуара). Тик'аль.

Скульпторы классического периода успешно работали и в дру­гих материалах кроме камня. Сохранилось очень небольшое ко­личество произведений деревянной скульптуры, но она не усту­пает по своему мастерству памятникам каменной пластики. За­мечательны по сложности композиции, тонкости и тщательности исполнения рельефы на притолоках из сапоте в больших храмах Тик'аля. Большинство этих великолепных работ сильно постра­дало, когда охотники за древностями выламывали их, чтобы про­дать затем коллекционерам. Но все же отдельные экземпляры сохранились и украшают теперь музеи Лондона и Базеля. Те­матика изображений на тикальских притолоках и стелах в сущ­ности почти одинакова. Подобные рельефы дают яркий пример деревянной майяской скульптуры, предшествовавший каменной. Наиболее интересна по содержанию среди этих памятников при­толока 2 из Храма жреца-ягуара (здание 5D-3).

Стела 1. Сейбаль.
Стела 1. Сейбаль.

На позднем этапе классического периода наблюдается резкий упадок скульптурного мастерства. Вновь появляются изображения с тяжелыми, непропорциональными формами. Деградирует и сама техника исполнения: линии рельефа становятся грубыми и кур­сивными. Примером таких поздних памятников могут служить стела 10 в Шультуне (Proskouriakoff, 1950, fig. 76, с), стелы 32 и 35 в Наранхо (Maler, 1908а, pi. 44; Morley, 1937—1938, v. V, pi. 92). В некоторых из аналогичных монументов Петена яв­ственно чувствуются влияния культуры народов Мексиканского нагорья: стелы 1 и 3 в Сейбале (Proskouriakoff, 1950, fig. 78, а, b), стела 4 в Уканале (там же, рис. 76, а) и др. Эти чуждые майяскому искусству черты несомненно объясняются большими этническими перемещениями, наблюдающимися в конце классического периода. Как известно, именно они обусловили в сочетании с внутренними, социальными факторами угасание майяских городов в центральной и южной областях.

Неблагоприятные изменения в скульптурном искусстве обна­руживают и памятники времени Пуук. Стелы еще воздвигаются, но уже не так часто, как прежде; художественный уровень их неизмеримо падает; даты «начальных серий» на них исчезают (стелы 3 и 5 в Сайиле, 7 в Эц'не, 2 и 4 в Ушмале и др.; Proskouriakoff, 1950, fig. 89, a, b; 91, а, b). Налицо явное угаса­ние культа стел, вызванное, видимо, теми большими социально-политическими изменениями, о которых уже говорилось. Рисунок фигур небрежен, а техника рельефа скорее напоминает вычер­чивание по камню, чем истинную скульптуру. Реалистические тенденции, характерные для классического периода, в скульптуре Пуук исчезают совсем или сводятся к маленьким деталям, за­ключенным в большие поля геометрического орнамента на фа­садах строений. В конце времени Пуук становится заметным влияние тольтекского искусства. Таковы, например, стелы 11 и 14 в Ушмале и др. (там же, рис. 92, а, в). Одновременно наблю­дается постепенное проникновение в скульптуру мотивов какого-то неизвестного нам искусства. Возможно, его принесли этнические группы, появившиеся вместе с тольтеками. Есть основания свя­зывать это направление с некоторыми обычаями племени ица (Tozzer, 1957, v. I, p. 111; DCM, pp. 209, 211). Для этого искус­ства характерны фаллические мотивы. Появляются полностью объемные или почти объемные мужские фигуры с гипертрофиро­ванно подчеркнутыми признаками пола. Таковы, в частности, стела 9 из Сайиля (Proskouriakoff, 1950, fig. 90, а), круглая скульп­тура божества из Эц'ны (Кинжалов, 1963а, стр. 113), памятники Телантунича и Пустунича. Аналогичные мотивы наблюдаются и в декорировке некоторых зданий в Ушмале, Сайиле и Кумпиче. Среди памятников этого стиля особенно выделяется стела 1 из К'евика, на которой высечен скелет человека с поднятыми руками, раздвинутыми ногами и огромным фаллом. На месте головы сде­лано углубление, куда по предположению Т. Проскуряковой вкладывали настоящий череп (Proskouriakoff, 1950, р. 163, fig. 90, с).

В декоративной скульптуре сохраняются более высокие худо­жественные традиции. Очень выразительны штуковые детали из Ушмаля, изображающие человеческие головы. В их исполнении еще чувствуется пластическое мастерство, присущее классической скульптуре из Пьедрас-Неграса, Паленке. Значительно ниже ху­дожественный уровень детали притолоки ушмальского Дома вол­шебника, изображающей человеческую голову, выглядывающую из змеиной пасти (Кинжалов, 1968, стр. 173). В литературе часто ее называют «царицей Ушмаля», хотя, вероятнее всего, здесь дано изображение божества утренней звезды — планеты Венера. Во всяком случае именно так оно выглядит на памятниках скульптуры Центральной Мексики.

Сражение. Деталь росписи комнаты 3. Бонампак'.
Сражение. Деталь росписи комнаты 3. Бонампак'.

Довольно часто в скульптуре этого времени фигурируют ба­тальные сцены. В К'абахе на рельефах дверных косяков дворца Коц'Пооп изображены воины, то избивающие побежденного, то сражающиеся друг с другом, то приносящие в жертву пленника.

Период X—XII вв. в истории майя обычно характеризуется как время широкого распространения тольтекской культуры, ее ассимиляции покоренными майя и конечного синтеза из толь-текских и местных элементов. Это не совсем верно. Прежде всего тольтекское влияние охватило далеко не все области майя; оно сосредоточивалось главным образом в центральной части полу­острова и в области искусства нашло наиболее яркое отражение только в памятниках двух городов: Чич'ен-Ицы и Майяпана. Кроме того, и сам этот процесс влияния нельзя представлять слишком упрощенно. Нельзя рассматривать тольтекские военные отряды, вторгшиеся на территорию других народностей, в качестве каких-то «носителей культуры», как это нередко делается от­дельными исследователями. Немногочисленные пришельцы дол­жны были довольно быстро раствориться в среде местного на­селения и, вероятно, не смогли бы оказать сильного воздействия на изменение культуры и искусства. Причины таких изменений следует искать более глубоко.

Горельеф на Лестнице ягуаров. Копан.
Горельеф на Лестнице ягуаров. Копан.

Социальная борьба, крупные передвижения племен, распад старых государственных образований под ударами завоевателей, появление новых религий — все эти факторы разрушили прежние идеологические устои. Тольтекская религия была основана на представлении о верховном божестве — солнце, которое должно питаться человеческой кровью для поддержания жизни, поэтому воин, добывающий на поле боя пленников для жертвоприношений, значил в тольтекском обществе больше, чем жрец, только пере­дававший божеству добытое чужими руками. В результате этого в Месоамерике происходит перегруппировка общественных сил: военные вожди и связанные с ними объединения прославленнных воинов в виде союзов «воинов-ягуаров» и «воинов-орлов» (Кинжалов, 1960) захватывают всю полноту власти; старое жречество, наоборот, теряет свое прежнее бесконтрольное могущество; в ряде случаев военачальники даже узурпируют должность верховного жреца. В этой борьбе против старого жречества тольтеки в пер­вый период завоевания опирались и на рядовых общинников, ко­торым новые пришельцы, уничтожившие ненавистные старые по­рядки, должны были казаться союзниками. Таким образом, к старому возврата быть уже не могло.

Иероглифическая лестница. Копан. Реконструкция Т. Проскуряковой.
Иероглифическая лестница. Копан. Реконструкция Т. Проскуряковой.

В этих условиях находившиеся дотоле под спудом новые ху­дожественные веяния получили возможность показать себя, креп­нуть и развиваться. Отдельные элементы тольтекской культуры сыграли в данном случае лишь роль проявителя, с помощью которого рождалось и оформлялось новое. Это новое характери­зуется в изобразительном искусстве прежде всего иной темати­кой: резко увеличивается количество изображенных на памятниках военных сцен; все чаще вместо прежней религиозно-календарной символики или прославления древности и знатности рода правителя появляется сим­волика войны или военных орденов. Приобре­тает большое значение народное собрание (где решающие голоса, конечно, принадле­жали прославленным воинам). Поэтому вме­сто крохотных храмов, где помещались лишь сугубо избранные, начинают строиться от­крытые галереи, куда могло собраться больше участников. Ведется решительная борьба про­тив старого канона и в скульптуре: изощрен­ность образа, изнеженный тип аристократа или жреца, занятого далекими от жизни от­влеченными вычислениями, уступает место суровому образу воина, лаконичности линий и тяжести, массивности деталей, с помощью которых скульптор старается передать идеи мощи, суровости, величия и силы. Но эта борьба против старого канона привела в конце концов к установлению нового, пра­вила которого соблюдались не менее строго, чем прежнего.

Чаша в виде головы ягуара. Копан.
Чаша в виде головы ягуара. Копан.

Период тольтекского владычества на Юка­тане отмечен известным оживлением искус­ства пластики, но тематика рельефов теперь почти исключительно связана с прославле­нием воинской доблести. На скульптурных памятниках Чич'ен-Ицы непременны воины в полном снаряжении, с копьями и дроти­ками в руках (они стоят в величественных позах на рельефах пилястров Храма воинов или идут торжественным строем к статуе божества на барельефе в Храме ягуа­ров).

Тольтекский воин. Рельеф па пилястре К-4 в здании 2D-1 (Верхний храм ягу­аров). Чич'ен-Ица.
Тольтекский воин. Рельеф па пилястре К-4 в здании 2D-1 (Верхний храм ягу­аров). Чич'ен-Ица.

В более поздних памятниках Майяпана статичность поз и грубость выполнения для произведений монументальной скульптуры уже становятся нормой. Ланда (1955, стр. 104—105) описывает статуи богинь, най­денные Ф. Эрнандес де Кордовой на о. Жен­щин, и идолов из Кампече, но они были впоследствии уничтожены' испанцами, и ничего определенного поэтому сказать о них невоз­можно.


[113] Первые наблюдения в этой области были сделаны Г. Д. Спинденом (Spindcn, 1913, 1917), но они ограничивались лишь копанскими материалами классического периода. Немало ценных сведений о скульптуре майя (стили­стический анализ памятников, система их датировки по деталям изображений и т. д.) содержит исследование Т. Проскуряковой (Proskouriakoff, 1950). В последние годы ею же проведена работа по интерпретации стел, раскрывающая большие возможности для изучения общественной роли монумен­тальной скульптуры (см. главу I).

[114] Сюжет довольно близок к известной притолоке 26 из Йашчилана (Кин­жалов, 1963а, стр. 118). Интересно отметить, что исследователи по-разному толкуют предмет в руках женщины: одни видят в нем шлем, другие — голову принесенного в жертву ягуара. Головы (и фигуры) ягуара в руках персона­жей на стелах встречаются неоднократно и в более поздних, чем Эль-Трапиче, памятниках (стела 31 в Тик'але, стела 4 в Вашактуне, стела 88 в Калак'муле, стела 10 в Шультуне, стела 6 в Мачакиле, притолока 6 в Йашчилане, алтарь 1 в Цимин-К'аше и др.; ср. также рельеф на стеле 1 из Ла-Амелиа).

[115] Проскурякова (Proskouriakoff, 1963, 1964а) видит в этой фигуре изо­бражение правителя, опираясь на толкование сопутствующих иероглифов.

[116] Существует несколько толкований этого изображения. А. Рус полагает, что перед нами символическое изображение победы жизни над смертью, неиз­бежной гибели человека и его последующего возрождения (Ruz Lhuillier, 1968, pp. 185—187). Близко к Русу толкует рельеф и С. А. Саэнс (Saenz, 1959, pp. 810—815) — человек между жизнью и смертью. С нашей точки зрения, сюжет изображения — отдых покойного в загробном мире (Кинжалов, 1968, стр. 90). Анализ надписей на саркофаге см.: Berlin, 1959.

[117] Восстанавливаемая дата на стеле С — 9.17.12.0.0. (783 г.)—по ряду причин вызывает сильные сомнения. Т. Проскурякова (Proskouriakoff, 1950, pp. 129, 130) по стилистическим данным датирует эту стелу 751 г.

[118] Следует отметить, что в Тик'але недавно была найдена в вотивном тай­нике северного акрополя великолепная фигурка танцора из нефрита, относя­щаяся к раннеклассическому периоду (W. R. Сое, 1965b, p. 31).