Введение
«В эпоху древности, — писал в одной из своих недавних работ И.М.Дьяконов, — будь то на Западе или на Востоке, именно город занимает ведущее положение как центр экономической, социальной и политической жизни. Можно сказать, что древность кончается вместе со смертью древнего города»[1].
То, что города с момента своего появления были основными центрами цивилизации, известно давно. И поэтому город неизменно являлся постоянным объектом археологических исследований: особенно это касается античных городов Греции и Рима, западноевропейских городов эпохи развитого феодализма, древнерусских городов и т.д. В гораздо меньшей степени повезло в этом отношении городам раннеклассовых обществ Древнего Востока, Африки и доколумбовой Америки. Отдельные памятники изучались не без успеха и там, но теоретическое осмысление роли города во всей социально-экономической структуре общества, его функции, его планировка и внутренняя организация, наконец, его происхождение и определяющие черты — все эти вопросы стали ставиться на повестку дня лишь сравнительно недавно — в последние два-три десятилетия. Между тем материалы и факты, освещающие раннеклассовые общества в их городском варианте, имеют самое прямое отношение к разработке наиболее крупных теоретических проблем современной исторической науки. Речь идет прежде всего о проблеме происхождения и развития классового общества и государства. «Для изучения закономерной тенденции образования классового общества и становления государства, — пишет Б.Б.Пиотровский, — первостепенное значение имеет изучение тех ранних классовых обществ и государств, которые возникли на земле первыми и самостоятельно»[2].
Согласно общепринятому мнению, города впервые появились на Ближнем Востоке (Месопотамия: Шумер) в конце IV тысячелетия до н.э.[3] Несколько позднее признаки городской жизни отмечены в долине Нила, а спустя еще несколько столетий — в Индии. При этом среди специалистов ведутся ожесточенные споры относительно того — родились ли все перечисленные выше древнейшие городские цивилизации независимо друг от друга или же более поздние очаги городской культуры в Египте и Индии возникли под прямым влиянием месопотамских традиций.
Что же касается Нового Света в доколумбову эпоху, то лучше всего изучены там города Мезоамерики. И лишь наиболее пылкое воображение может объявить их продуктом диффузии из Старого Света. Во всяком случае, наука пока не располагает никакими серьезными основаниями, чтобы говорить о прямых контактах между древними цивилизациями Старого и Нового Света[4].
Таким образом, Месопотамия (Шумер) и Мезоамерика — те два региона, где зарождение и развитие города протекало совершенно самостоятельно[5]. А это в свою очередь открывает самые широкие перспективы для сравнительного анализа двух независимых моделей древнейших городских культур.
Каждая из названных моделей имеет свои преимущества и свои недостатки. В Месопотамии города появляются очень рано, по-видимому, в конце IV тысячелетия до н.э., и их развитие прослеживается на основе археологических находок и клинописных текстов вплоть до конца I тысячелетия до н.э., т.е. на протяжении свыше 3 тыс. лет. Однако первые, наиболее интересные страницы в жизни месопотамского города известны нам меньше всего. Да и последующие этапы освещены источниками далеко не равномерно.
Мезоамерикапский вариант города отражен в документах, письмах и хрониках испанских и индейских авторов достаточно широко, но лишь на сравнительно коротком отрезке его существования: X–XVI вв. н.э.
«Города-государства Центральной и Южной Америки, — отмечает В.Н.Никифоров, — несравненно полней, чем скудные сведения о древнеегипетской или шумерийской цивилизациях, позволяют представить жизнь первых островков классового общества среди моря первобытнообщинного варварства, то и дело захлестывавшего эти островки»[6].
И в самом деле, ни в одном другом районе земного шара внутренняя структура первоначальных раннеклассовых государственных образований и городов не документирована так хорошо, как в Мексике и Перу. Если древнейшие цивилизации Ближнего Востока, Египта, Индии и другие удалены от нас во времени на целые тысячелетия и представлены разрозненными и немногочисленными историческими текстами и обильным, но не слишком «информативным» археологическим материалом, то в Новом Свете индейские культуры ацтеков, майя, инков сохранили почти до наших дней те самые архаические институты и порядки, над исследованием которых в Старом Свете бьются сейчас ученые многих стран. В XVI в. н.э. конкистадоры безжалостно уничтожили чуждый им мир индейских цивилизаций. Но прежде чем это случилось, многие европейцы — очевидцы драматических событий конкисты или их современники — солдаты, монахи, путешественники, королевские чиновники, официальные летописцы и т.д. — успели оставить для потомков немало ценных документов, достаточно полно раскрывающих общий характер раннеклассовых государств доколумбовой Америки.
За последние годы работами советских (Ю.В.Кнорозов, Р.В.Кинжалов, В.Н.Никифоров, М.А.Коростовцев, В.М.Массон, И.К.Самаркина и др.) и зарубежных (Р.Мак-Адамс и др.) ученых была убедительно показана принципиальная, формационная близость древних цивилизаций Америки и раннеклассовых государств Месопотамии, Египта и ряда других областей Старого Света. Из этого вытекают два важных обстоятельства: во-первых, мы получаем возможность широко использовать сравнительный метод исследований для анализа социально-экономических институтов в обоих регионах; а во-вторых, и это особенно ценно, теоретические положения классиков марксизма-ленинизма о природе древневосточного общества и государства вполне могут быть использованы и для доколумбовой Америки.
Для сравнений и выводов в данной работе берутся только первичные очаги раннеклассовых государственных образований, первичные очаги городской цивилизации: в Старом Свете — это Месопотамия, в Новом — Мезоамерика. В названных областях процесс возникновения и развития городов протекал в «чистом» виде, без каких-либо влияний извне, со стороны более высоких культур. Вместе с тем это и наиболее ранние и архаичные формы городской организации. Учитывая степень изученности и опубликованности соответствующих археологических материалов, автор выбрал из всех городских цивилизаций Мезоамерики только культуру майя. Дело в том, что если для большинства других классических (I тысячелетие н.э.) мезоамериканских государств мы обычно располагаем надежными сведениями по одному-двум городским центрам, то для территории майя это количество возрастет минимум до двух десятков — т.е. налицо материал для сопоставлений. Первые города возникли на территории майя в самом конце I тысячелетия до н.э. Их самостоятельное развитие было насильственно прервано испанским завоеванием в XVI в. Таким образом, история майяской цивилизации насчитывает свыше 1,5 тыс. лет. В пределах этого продолжительного отрезка времени исследователи выделяют обычно два хронологических периода: классический (I тысячелетие н.э.) и постклассический (X–XVI вв. н.э.). Письменными источниками (испанские и индейские хроники) освещен более или менее лишь последний из них. Классический период, отражающий начальные и наиболее интересные этапы существования раннеклассовых городов-государств майя, известен пока исключительно по археологическим данным.
Города-столицы Центральной области майя в I тысячелетии н.э.
1 — границы Центральной области культуры майя,
2 — города-столицы, 3 — прочие памятники
Однако одного археологического материала при всем его обилии и значимости явно недостаточно (учитывая его специфику и ограниченность) для того, чтобы сколько-нибудь полно судить о характере социально-политических институтов майя в городах I тысячелетия н.э. Поэтому в работе использован ретроспективный метод исследований, чтобы, идя от более известных, изученных явлений к менее понятным, спроецировать свет исторической традиции кануна конкисты на темные века «бесписьменной» майяской истории.
Правда, многие зарубежные исследователи не признают правомерности применения сведений письменных источников постклассического (X–XVI вв.) и колониального (после конкисты) периодов к эпохе I тысячелетия н.э. на том основании, что это позднее общество майя отстоит по времени от классических городов, погибших в IX–X вв. н.э., на целых шесть веков и поэтому претерпело значительные изменения во всех сферах жизни.
Кроме того, в X в. н.э. государства майя на полуострове Юкатан были завоеваны отрядами тольтеков-нахуа, пришедших, по-видимому, из Центральной Мексики и с побережья Мексиканского залива и принесших с собой чуждые местным индейцам традиции культуры.
Положение усугубляется еще и тем, что в I тысячелетии н.э. ведущую роль в развитии цивилизации майя играли города южной части низменных лесных областей, погибшие в IX–X вв. н.э. (они и дают основную часть археологического материала I тысячелетия н.э.), а письменные источники и этнографические данные освещают в основном жизнь тех групп майя, которые обосновались на полуострове Юкатан и в Горной Гватемале, т. е. областей, подвергшихся в X в. н.э. опустошительному нашествию со стороны воинственных индейцев нахуа и испытавших на себе известное воздействие иноземной культуры. Бесспорно, в практической работе приходится учитывать и хронологическую удаленность сопоставляемых обществ, и разрушительное воздействие на некоторые институты майя центральномексиканского влияния. Но вместе с тем необходимо напомнить, что к моменту испанского завоевания все высокоразвитые государства доколумбовой Мезоамерики находились примерно на одинаковом уровне развития, который в общем и целом не очень отличался от уровня предшествующего классического периода[7]. Завоевание же Юкатана тольтеками могло в лучшем случае изменить лишь фасад старого общества майя, но не его сущность. Однако и эти несомненные изменения на практике носили довольно ограниченный характер, коснувшись только некоторых проявлений культа и замены части местной знати пришлой. Уже через 2–3 столетия завоеватели бесследно растворились в майяской среде, утратив свой язык и культуру. И только воспоминания о тольтекском происхождении бережно хранились ими как обоснование их знатности и притязаний на высокое общественное положение. На мой взгляд, сколько-нибудь успешная реконструкция социально-политических институтов майя в I тысячелетии и. э. возможна только на основе комплексного подхода, ретроспективного применения данных хроник и этнографических отчетов к археологическим находкам классического периода[8].
К моменту появления европейских завоевателей (XVI в.) майя занимали обширную территорию, включавшую в себя Южную Мексику (штаты Табаско, Чиапас, Кампече, Юкатан, территория Кинтана-Роо), Гватемалу, Белиз, западные районы Сальвадора и Гондураса. В этих пределах ученые-американисты выделяют три большие культурно-географические области: Северную (полуостров Юкатан), Центральную (Северная Гватемала, Табаско, Кампече, Белиз, Западный Гондурас) и Южную (горные районы и Тихоокеанское побережье Южной Мексики и Гватемалы)[9].
Северная область включает в себя весь полуостров Юкатан — плоскую известняковую равнину с кустарниковой растительностью, пересеченную кое-где цепями невысоких каменистых холмов. Бедные и тонкие почвы полуострова, особенно вдоль побережья, не слишком благоприятны для маисового земледелия. К тому же здесь нет рек, озер и ручьев; единственным источником воды (если не считать дождей) служат естественные карстовые колодцы-сеноты. Юкатан лишен многих минеральных ресурсов, столь необходимых для жизни и хозяйственной деятельности индейцев доколумбовой эпохи: обсидиана, базальта, диорита и т.д., а также металлов, древесины, какао, каучука и др. Зато прибрежные районы полуострова, омываемые водами Мексиканского залива и Карибского моря, славились своими богатыми соляными разработками, обилием рыбы и других морских продуктов. В ряде мест здесь имелись значительные залежи кремня. На Юкатане издавна выращивали крупные урожаи хлопка, шедшего на изготовление хлопчатобумажных тканей, одежд и плащей, которые пользовались известностью и спросом по всей Мезоамерике[10].
К Южной области относятся горные районы и Тихоокеанское побережье Гватемалы, мексиканский штат Чиапас (горная его часть), отдельные районы Сальвадора. Эта территория отличается необычайной пестротой этнического состава, разнообразием природно-климатических условий и значительной культурной спецификой, заметно выделяющей ее на фоне других областей майя[11].
Основу Центральной области составляет обширная территория департамента Петен (Северная Гватемала) и прилегающих к нему с запада и востока районов (низменная часть мексиканского штата Чиапас, штаты Табаско и Кампече в бассейне р. Усумасинты; Белиз (Британский Гондурас) с реками Белиз, Асуль, Сарстун, Ондо и другими, текущими на восток, к Карибскому морю; и, наконец, западный район Гондураса с реками Мотагуа и Чамелекон. По своим природным условиям — это известняковая низменность, лежащая на высоте 90–200 м над уровнем моря[12].
Однако она не производит впечатления монотонной равнины. В ряде мест ее пересекают цепи каменистых холмов. Большая часть территории области покрыта влажными тропическими лесами, которые чередуются временами с травянистыми саваннами, болотистыми низинами («бахос»), естественными водоемами («агуадас»), и озерами. Плодородные почвы встречаются здесь чаще, чем на Юкатане, и имеют бóльшую толщину. Климат теплый, тропический, со среднегодовой температурой 25° выше нуля, по Цельсию. Год делится на два сезона: сухой (он длится с конца января до конца мая) и дождливый (с конца мая до конца января). Всего здесь выпадает от 100 до
Но в некоторых местах, таких, как предгорные районы Гватемалы, район Паленке у подножья горных хребтов Центрального Чиапаса, в районе «Гор Майя» в Белизе, дождей выпадает значительно больше средней нормы, что позволяет собирать там за год по два-три полновесных урожая[14].
Естественная растительность на бóльшей части территории Центральной области — влажный тропический лес, с богатым выбором съедобных плодов и растений, ценными породами древесины и обильной фауной. Лесные ресурсы области издавна широко использовались местными индейцами, хорошо знавшими все секреты сельвы. Кроме того, здесь были широко представлены такие виды сырья, как известняк (для строительства) и кремень (для выделки орудий труда и оружия)[15].
Учитывая состояние имеющихся археологических источников, автор выбрал в качестве главного объекта исследования только памятники Центральной области, как наиболее представительной и хорошо изученной части территории культуры майя I тысячелетия н.э. На протяжении классического периода (I–IX вв. н.э.) там, по самым скромным подсчетам, имелось до 100 так называемых ритуальных центров (поселений с каменной архитектурой и иероглифическими календарными надписями по эре майя) разной величины. Наличие столь значительного материала для сравнений и выводов, а также тот факт, что именно в Центральной области находилось большинство наиболее крупных центров классической цивилизации майя, и заставили автора обратиться именно к этой части майяской территории. Из 100 известных здесь на сегодняшний день памятников классического периода самые общие сведения имеются лишь о половине. Систематические исследования и раскопки велись примерно на 15 городищах. Остальные обследованы довольно поверхностно. Обычно наносились на план и описывались только центральные комплексы каменных построек (храмы и дворцы), а также сопутствующие им эпиграфика и скульптура. Жилые постройки основной массы населения городов почти не исследовались.
Все вышесказанное заставило автора уделить основное внимание характеристике политико-административного и культового аспектов майяского города (и соответственно характеристике верхушки майяского общества). По той же причине при классификации городищ майя I тысячелетия н.э. им были выделены только города-столицы, вероятные центры небольших, «номовых» государств.
При выделении этих центров из общего числа других синхронных памятников Центральной области майя автор исходил из того общепринятого тезиса, что столица древнего государства одновременно была и местопребыванием правителя и его двора, а также важным культовым центром. В чисто археологическом плане это выражается в поисках таких критериев, как наличие в данном населенном пункте: а) резиденции правителя (дворца); б) царских погребений; в) мотивов искусства, связанных с прославлением личности правителя и его власти. В результате удалось в предварительном плане выделить для Центральной области майя в I тысячелетии н.э. 18 вероятных столиц городов-государств.
Наиболее полно и четко раскрыл природу города-государства в раннеклассовых обществах И.М.Дьяконов. «В Передней Азии периода ранней древности, — отмечает он, — пределом общиино-государственной интеграции являлось то, что я, по египетскому образцу, в
Материалы письменных источников из Центральной Мексики и полуострова Юкатан X–XVI вв. н.э. демонстрируют полное соответствие изложенной выше характеристики древневосточного «нома» с типичным городом-государством Мезоамерики кануна испанского завоевания. Город-государство (город с прилегающей округой) — наименьшая стабильная территориально-политическая единица мезоамериканской классической древности. В исторических документах майя позднего периода отмечено появление и более крупных государственных образований (большие «провинции» и майя-тольтекские царства Юкатана), которые и по своей территории, и по числу жителей значительно превосходили размеры среднего города-государства.
Однако как только мы обращаемся к эпохе «археологических» городов-государств I тысячелетия н.э., какая-либо определенность в отношении территориально-политических структур того времени исчезает. И в самом деле, исходная единица всех этих построений — город-государство — в ряде случаев, хотя и с большими трудностями, выделяется археологами (У.Буллард, У.Сандерс, У.Хевиленд, Р.Рэндс и др.). Но без письменных источников, только на основе распространения региональных стилей архитектуры, скульптуры и керамики, нельзя судить о политико-административных границах государственных образований того времени. Вполне возможно, что такой гигантский город, как Тикаль, помимо своей земельной территории, контролировал и владения нескольких соседних городов-государств, уступавших ему по силе и могуществу[17].
Но для подобных предположений мы не располагаем пока сколько-нибудь падежными фактами. Совершенно очевидно, что без прочтения некалендарных иероглифических текстов I тысячелетия н.э. судить о взаимоотношениях городов-государств того периода явно преждевременно[18]. Поэтому основное содержание данной работы — выделение из общей массы классических «центров» майя вероятных столиц городов-государств и общая их характеристика.
Однако «древние города, — пишет В.М.Массон, — это не просто выполнители определенных функций, а сложные социальные организмы, образующие составную часть всей социально-экономической системы, конкретное воплощение ее характерных особенностей, причем, как правило, в наиболее ярких и репрезентативных формах»[19].
Вот почему рассмотрение социально-экономической структуры майяского общества, особенно его господствующих классов (что диктуется общим характером имеющихся источников), составляет другую важную задачу этой работы.
Наибольший эффект при всякого рода социально-экономических реконструкциях древних обществ дает обычно комплексный метод исследования — сочетание данных разных наук: археологии (материальные находки), этнографии (описание культуры и быта ныне существующих племен и народов) и истории (письменные источники).
Именно такой комплексный подход и возможен как раз при анализе общества древних майя: мы располагаем довольно значительным по объему археологическим материалом I тысячелетия н.э.; поздний этап развития местной культуры был зафиксирован в документах и хрониках европейских и индейских авторов XVI–XVII вв.; и, наконец, прямые потомки строителей древних городов майя — на полуострове Юкатан, в джунглях Чиапаса и горах Гватемалы — подробно описаны в XIX–XX вв. различными этнографическими экспедициями.
Но несмотря на такое обилие разнообразных источников, пожалуй, ни одна другая проблема не вызывает столько разногласий и споров, как характер общества майя классического периода. Древнейшие города Старого Света появились в строго определенных экологических зонах — в аллювиальных долинах крупных рек (Нила, Тигра, Евфрата, Инда и др.), где земледелие основывалось преимущественно на ирригации. Отсюда часто делается вывод о том, что без аналогичного природного фона и без ирригации для эпохи древности невозможны ни городская жизнь, ни цивилизация[20].
Но в доколумбовой Мезоамерике ирригация отнюдь не была преобладающей системой земледелия, а у майя низменных лесных областей она вообще применялась в крайне редких случаях. Можно добавить, что в классический период цивилизованные народы доиспанской Мезоамерики (и в их числе майя) не знали также таких выдающихся изобретений древности, как плуг, колесо, вьючные и тягловые животные, обработка металлов и т.д.
Все это создает вокруг майя ореол какой-то уникальности и таинственности, чему в немалой степени способствовали и труды ряда известных зарубежных майянистов — С.Морли, Г.Спиндена, Э.Томпсона и др. Эти авторы всячески подчеркивали исключительный, неповторимый характер культуры, созданной индейцами майя и не имеющей ничего похожего в древних культурах Старого и Нового Света[21]. Однако вряд ли с этим можно согласиться. Совершенно прав Р. В.Кинжалов, который считает, что древних майя необходимо рассматривать и изучать только в тесном единстве и сравнении с другими индейскими обществами доколумбовой Мезоамерики[22]. Больше того, полезны и более широкие сопоставления.
Именно поэтому одна из важнейших задач данной работы состоит в том, чтобы, объективно оценив общий уровень развития раннеклассового общества майя, сопоставить его с очагами древнейших городских цивилизаций Старого Света (Месопотамия), что, в свою очередь, позволит вписать весьма своеобразные по облику индейские культуры доколумбовой эпохи (в том числе и майя) в рамки единого общеисторического процесса развития человечества. При анализе основных проблем древнемайяского города особое, можно сказать, решающее значение имеет определение самого понятия «город».
По этой причине автор счел необходимым вынести обсуждение данного вопроса в начало работы.
[1] Дьяконов И.М., 1973, с. 30
[2] Пиотровский Б.Б., 1970, с. 17.
[3] Sjoberg G., 1965а, р. 26.
[4] Гуляев В.И., 1968.
[5] Childe V.G., 1950, р. 9, 15.
[6] Никифоров В.Н., 1975, с. 249.
[7] Кинжалов Р.В., 1971, с. 6–7.
[8] Гуляев В.И., 1969, с. 86–88.
[9] Thompson J.E., 1954, р. 20.
[10] Сое М.D., 1966, р. 26, 27.
[11] Ibidem.
[12] Culbert Т.Р., 1974, р. 3, 4.
[13] Ibid., р. 6.
[14] Culbert Т.Р. (ed.), 1973, р. 11.
[15] Culbert Т.Р., 1974, р. 10.
[16] Дьяконов И.М., 1973, с. 31, 32.
[17] Culbert Т.Р., 1974, р. 74.
[18] Marcus J., 1976; Berlin H., 1961, p. 14–20.
[19] Массон В.М., 1976, с. 2.
[20] Wittfogel К., 1972, р. 59–80.
[21] Кинжалов Р.В., 1971, с. 4.
[22] Там же, с. 6, 7.