Куба

Кайманы.

Табак.

Тростниковые струны.

О Куба!

О радуга вздохов и праха!³¹

Федерико Гарсиа Лорка

«Исконными жителями Кубы были... люди просто­сердечные, миролюбивые, кроткие, не знавшие одежды, помышлявшие не о том, чтобы делать кому-то зло, а, напротив, чтобы делать друг другу добро»³².

Ни один карибский остров не получал стольких названий: Фернандина, Альфа, Хуана... Когда Колумб приплыл сюда, «была эта земля богатой и процветаю­щей и сплошь заселенной индейцами, которые вскоре почти все повесились... Повесились они таким образом и с такой поспешностью... что в пятидесяти домах подряд не осталось никого, потому что индейцы кончали с собой вместе с женами и детьми, и не осталось в том селении почти никого в живых... И го­рестно было смотреть на них, висевших на деревьях, словно дрозды, угодившие в петлю силка»³³.

Люди, избравшие такую смерть, принадлежали в основном к племени таино, которые в этническом, языковом и культурном отношении были родственника­ми араваков. Появившись на острове, первоначально заселенном гуанахатабеями и сибонеями, таино поко­рили эти племена, стоявшие на более низкой ступени; развития, и постепенно вытеснили их в горные районы.

Сопротивление произволу конкистадоров носило на Кубе постоянный характер, хотя от тех времен до нас дошли лишь два имени: Гуама и Атуэй. И это не случайно, ведь об этих событиях нам известно из испанских источников, в которых подробнейшим образом перечислены имена конкистадоров и в то же время весьма скупо рассказывается о тех, кто с поистине сверхчеловеческой решимостью пытался преградить им путь. На одного Эрсилью, который был до такой степени поражен неукротимым мужеством врага, что сочинил в его честь эпическую поэму³⁴, приходятся десятки авторов, бессовестно искажающих факты. «Конкистадорам необходимо было оправдать перед са­мими собой, перед своим королем, перед миром и богом хищнический режим рабства, репартимьенто и энкомьенды³⁵, который они навязали индейцам»³⁶.

Действовавший в районе Баракоа Гуама «стал, можно сказать, зачинателем партизанской войны на Кубе. Именно он ввел единственно возможную в горах тактику борьбы против испанцев, имевших превосходст­во в вооружении: неожиданные атаки небольшими партизанскими группами»³⁷.

Возглавив отряд повстанцев, он при каждом удоб­ном случае атаковал захватчиков: индейцы захватили и разрушили Пуэрто-Принсипе (Камагуэй), сожгли Ба­ракоа, первый на Кубе город, основанный Диего Веласкесом, вынудив жителей покинуть его и ждать подкреплений с Эспаньолы на берегу. Против армии Гуама сражался не армией, а маленькими парти­занскими группами. В 1533 году конкистадорам удалось навязать ему бой. В ходе ожесточенной схватки кубинский герой погиб, сраженный выстрелом предво­дителя испанцев.

Атуэй, который так же, как прекрасная Анакаона и все герои Антильских островов, принадлежал к племени таино, жил на Гаити и был касиком области Гуахаба. Когда в результате сокрушительного наступле­ния конкистадоров жизнь коренных жителей острова стала невыносимой, он вместе с несколькими касиками переправился на Кубу, высадившись в районе мыса Майси. За ним укрепилась слава человека мужественного и рассудительного. Опасаясь прибытия могу­щественных врагов, обладавших огнестрельным оружием, лошадьми и собаками, он не терял бдительности и вел постоянное наблюдение за морем. Получив известие о том, что его опасения подтверждаются, Атуэй созвал своих соплеменников и, напомнив им, каким притеснениям они подвергались со стороны чужеземцев, призвал к решительной борьбе. Беженцы с Эспаньолы устроили арейто, чтобы воскресить в памя­ти свое прошлое и вдохновиться подвигами предков, а потом Атуэй разъяснил, что все их беды происходят по вине божества, которому поклоняются испанцы, показал соплеменникам наполненную золотом корзинку и сказал: «Взгляните, вот божество, которому они служат... Они терзают нас, чтобы получить его, из-за него нас преследуют, из-за него погубили наших отцов и братьев». Индейцы предложили устроить празднест­во, чтобы умилостивить это божество, но Атуэй, не доверяя идолу христиан, решил, что лучше отделаться от него, утопив в реке, ибо в противном случае, «где бы мы его ни спрятали, хотя бы в собственной утробе, они его у нас отнимут». И бросил золото в реку. На остров прибыли войска конкистадоров. Огонь ломбард³⁸ приводил индейцев в ужас, они думали, что это пламя изрыгается из глоток испанцев. Тем не менее в течение трех месяцев индейцы оказывали упорное сопротивление, после чего отступили в леса, преследуемые испанцами. Конкистадоры прибегли к испытанному средству: захватили пленников и подвергли их пыткам, чтобы выведать местонахождение вождя. Многие индейцы героически переносили мучения, но находились среди них и слабые духом, которые не выдержали пыток. Так испанцам удалось схватить Атуэя, и, хотя вся его вина состояла в том, что не хотел стать рабом, он был приговорен к сожжению на костре.

Когда костер уже приготовили и оставалось только зажечь его, священник стал уговаривать касика принять крещение и умереть христианином. Атуэй спросил, за­чем ему становиться христианином и уподобляться испанцам, если они дурные люди. Священник разъяс­нил, что крещеные попадают на небо. «Тут касик спросил, попадают ли на небо христиане; святой отец отвечал, что да, Добрые христиане попадают». Тогда касик решительно отказался от крещения, чтобы не встретиться с испанцами на небесах. «Это случилось в тот час, когда его собирались сжечь, и тут разожгли костер, и касик был сожжен»³⁹.

Вспышка необъяснимой жестокости произошла в се­чении Каонабо (провинция Камагуэй): отряд конки­стадоров во главе с Панфило де Нарваэсом, которого сопровождал Лас Касас, вступил в южные районы острова. Появление испанцев вызвало всеобщее изум­ление: эти люди ехали верхом на диковинных живот­ных, украшенных красивой сбруей с бубенчиками; они носили одежду и были бородаты, а некоторые из них — рыжеволосы, они показались туземцам пришельцами из другого мира.

Переправляясь через ручей, всадники приметили камни, пригодные для точки мечей, и остановились, чтобы наточить оружие, хотя местное население, встре­чавшееся им на пути, не проявляло ни малейших призаков враждебности. Напротив, аборигены предлага­ли им воду и еду. Не менее гостеприимно встретили испанцев и в Каонабо: на площади селения собралось множество индейцев, которые, присев на корточки, с изумлением разглядывали невиданных животных. Го­стям поднесли угощение. Предводитель испанцев Панфило де Нарваэс еще не успел спешиться, как вдруг один из солдат неожиданно обнажил меч и бросился на индейца, с любопытством разглядывавшего лошадей. Мгновенно, словно по сигналу тревоги, сто ме­чей было извлечено из ножен и обрушено на этих мирных людей. За все то время, что происходило по­боище, Нарваэс «не сказал ни слова, пальцем не ше­вельнул, стоял точно мраморная статуя, а между тем, пожелай он, ему ничего не стоило бы, находясь на коне и с копьем в руках, помешать солдатам убить десяток индейцев». После этого он цинично спросил Лас Касаса, потрясенного жестоким зрелищем: «Как вам нра­вятся наши испанцы? Смотрите, что они наделали», Возмущенный клирик ответил: «Вы судите себя сами, а им судья — дьявол». Как объяснить то, что не под­дается объяснению? Лас Касас рассуждает о случив­шемся в соответствии со своей верой: «...Дьявол, по­путавший испанцев, надоумил их тем утром наточить мечи о камни в русле ручья...»⁴⁰

Индейцы защищались как могли, совершая зача­стую удивительные подвиги, о которых нельзя не упо­мянуть. Вот, например, что произошло на борту одного, из кораблей близ зелено-голубых кубинских берегов.

«В то время, в 1516 году, испанцы, как и прежде, считали своим долгом без устали истреблять добро­душных и кротких индейцев Кубы и по мере своих сил опустошать близкие и далекие земли, а тамошних обитателей привозить на этот остров, ибо испанцы так торопились добыть как можно больше золота, что несчастные индейцы начали умирать. И вот испанцы острова Куба последовали примеру своих соотечествен­ников, живших на острове Эспаньола, которые, увидев, как мало туземцев осталось в живых, стали сна­ряжать армады и отправляться на охоту за индей­цами юкайо... И как-то раз они снарядили армаду, с которой приключилось вот что: один корабль и один бриг с 70 или 80 испанцами вышли из порта Сантьяго-де-Куба... На пути им повстречались неболь­шие островки Гуанахес...

Итак, подошли они к одному островку, выскочили на берег, а поскольку индейцы не подозревали об опас­ности, испанцы застали их врасплох, и многих они без труда убили... а других, кого смогли, взяли в плен; потом они пристали ко второму островку, совершили те же «подвиги», а затем погрузили на ко­рабль людей... и отправились в обратный путь... Корабль прибыл на остров Куба в порт Каренас, именуемый ныне Гавана. Испанцы сошли на берег про­гуляться, оставив на борту лишь восемь или девять человек, которым поручили охранять корабль. Пленные же находились в трюме, в полной темноте, ибо люк был наглухо задраен. Поскольку они все время прислушивались к движению на палубе, то сразу заметили, что наверху стало тихо и не слышно топота ног. Сообразив, что испанцы покинули корабль, а на борту их осталось немного, индейцы навалились на люк, и то ли порвали тонкую цепь, которой он закрепляет­ся, то ли попросту ее сбили, причем матросы, оста­вавшиеся сторожить корабль, ничего не услышали.

            И вот все индейцы, находившиеся в трюме, подни­маются на палубу и убивают матросов, а далее происходит нечто удивительное и доселе невиданное: эти голые, безоружные люди, которых испанцы презира­ли и почитали за тупых животных, преспокойно, как будто всю жизнь занимались мореплаванием, поднима­ют якорь, проворнее заправских матросов взбираются но вантам, ставят паруса и держат путь прямо к своим островам, до которых было не менее 250 лиг⁴¹. Когда испанцы, прогуливавшиеся по берегу, увидели, как поднялся якорь и ветер надул паруса и как корабль затем развернулся, причем все это было про­делано с таким мастерством и смелостью, будто это делали они сами, то, охваченные ужасом, принялись размахивать чем попало, звать своих товарищей и кричать, что они сошли с ума. Увидев, что по палубе снует множество индейцев, которые ловко орудуют канатами и снастями, они поняли, что виной всему небрежность их товарищей и что индейцы их убили и теперь держат путь к себе домой. И так стояли испанцы на берегу и смотрели вслед, пока корабли не скрылся из виду. Сколько времени он потом плавал, неизвестно. Достоверно лишь одно, что он пристал к островам, как будто его вела, пользуясь компасом и морской картой, рука опытного моряка»⁴².

Не менее достоверно и то, что, приплыв на родные острова, индейцы увидели на берегу двадцать пять испанцев, которые ожидали возвращения корабля, чтобы вновь нагрузить его рабами. Неожиданная атака индейцев обратила конкистадоров в бегство. Они по­спешно поднялись на борт стоявшего поблизости брига и отплыли, успев вырезать на коре дерева надпись: «Идем в Дарьен».

Узнав о случившемся, Диего Веласкес приказал снарядить два корабля и наказать бунтовщиков, «Испанцы назвали этот остров Санта-Каталина и пристали к нему, чтобы отслужить молебен святой, именем которой его окрестили, затем вступили в бой с индейцами и одних убили, а кого смогли, увели в плен». Но индейцы сумели повторить подвиг: они открыли люк трюма на одном из кораблей и выбрались на палубу, где вступили в схватку с испанцами, перебили их и завладели кораблем. Второе судно атаковало мятежников и взяло их на абордаж. Бой продолжался два часа, «но, поскольку испанцы были сильнее, индейцы поняли, что им не устоять, и многие уже пали, то мужчины и немало женщин бросились в море. Всех женщин, каких удалось, испанцы подобрали в лодки... и, отвоевав таким образом второй корабль и имея на борту 400 индейцев, которых они захватили и выловили из воды, и свыше 20 тысяч песо золота низкого сорта, они двинулись в обратный путь и прибы­ли в Гавану»⁴³.