Духовная жизнь

Глава 9

Вполне логично, когда духовенство оказывает боль­шое влияние на людей с религиозным менталитетом. По всей видимости, именно это имело место в Перу до ди­настии Инков. В процессе эволюции, фазы которой еще четко не определены и которая могла иметь несколь­ко явно революционных периодов, гражданская власть смогла отделиться и забрать себе бразды правления. Во второй половине XV века эта социальная трансформа­ция закончилась. Духовенство в значительной степени осталось независимым от гражданской власти, однако обе эти сферы подчинялись Верховному Инке.

 

ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ

 

Верховный жрец, как правило брат или дядя Верховно­го Инки, выбирался на собрании высшей знати. Об этом объявлялось под звуки труб. Он получал свое священное облачение, ему делались жертвоприношения и оказыва­лись почести со стороны императорской семьи, орехонов и курака. Жрец давал торжественную клятву вести цело­мудренную жизнь. И в действительности он вел аскети­ческую жизнь, питаясь травами и корнями, пил воду и ча­сто постился, хотя никогда его пост не продолжался более восьми дней кряду, так как даже в этой сфере все избы­точное считалось грехом.

Жрец жил на природе, но недалеко от города, чтобы иметь возможность выполнять свои общественные функции. Вместе с тем ночью он мог созерцать звезды и медитировать под ними.

Обычно Верховный жрец одевался довольно просто: на нем была шерстяная ряса до колен, а поверх нее доволь­но широкая накидка серого, коричневого или черного цве­та. Свои великолепные одежды он надевал только по празд­никам, облачаясь в стихарь из белой шерсти с красной бахромой, спадающей до колен, обрамленной золотыми лепестками и драгоценными камнями. На шее висел се­ребряный полумесяц, на руках — браслеты, а на голове — золотая тиара в форме капюшона, украшенного золотым солнцем и диадемой из перьев попугая. Когда после за­хвата испанцами индейцы видели митру епископа, они без труда догадывались, что это Верховные жрецы новой религии. Священники, помогавшие Верховному жрецу на официальных церемониях, были одеты в белое.

Религиозная иерархия состояла из целой серии спе­циальных рангов. Десять жрецов выполняли роль епис­копов. Их приходы были весьма обширны и охватыва­ли территории, границы которых нам неизвестны, по­скольку летописцы часто называют их общим названием части империи, к которой они принадлежали, — Колласуйю, Контисуйю, или же по названию народностей, которые там проживали, — колья, чинча, канья, либо по названиям больших городов, расположенных в этих рай­онах — Кахамарка, Кито, Уайлас, Чиму, Аябака.

Покровитель жрецов второго разряда ассоциировался с Солнцем, молнией, предками, уака и т. д. Если они при­надлежали к знати, то получали содержание из общест­венных хранилищ, а если были выходцами из простого народа, то обрабатывали землю, как и все остальные.

Верховный жрец назначал всех членов высшего ду­ховенства, которые в свою очередь выбирали жрецов рангом ниже. Он также назначал инспекторов, которые разъезжали по всей империи, посещая храмы и «дома избранных женщин», и следили за тем, чтобы везде точ­но соблюдались доктрины и практика богослужения. Ра­боту этих инспекторов тайно проверяли чиновники, не пропускавшие ни одного промаха или своеволия. Подчинение верховной власти строго соблюдалось как в об­ласти религии, так и в сфере гражданского управления.

Верховный жрец выступал арбитром во всех конф­ликтах религиозного характера. Он интерпретировал пра­вила и обычаи районов и регулировал распределение про­дуктов, произведенных на землях Солнца и собранных в хранилища в качестве божественной доли.

После смерти жреца церемонии и траурные меро­приятия продолжались целый день. Его тело бальзами­ровалось и погребалось с большой помпой в каком-ни­будь высоком месте.

Власть Верховного жреца несколько раз продемонст­рирована в драме «Ольянтай». Несмотря на некоторые ис­кажения, вероятно введенные в текст первым испанцем, который изложил пьесу на бумаге, это драматическое про­изведение показывает духовное состояние индейцев доколумбовых времен. Ниже приводится характерный диалог.

Генерал Ольянтай (обращаясь к Верховному жрецу). Старик, все, кто тебя видит, дрожат от страха. Всюду вокруг тебя кости, траурные венки, рога и драго­ценные камни. Все вокруг тебя внушает страх. Но какое это имеет значение? Император призвал тебя как пропо­ведника зла или как дух добра? Почему ты появился пе­ред праздником? Разве император заболел? Или же ты чувствуешь, что скоро прольется кровь? День, посвящен­ный Солнцу и Луне, еще не наступил, еще далек от нас. Еще не наступил торжественный момент принесения по­жертвований по случаю этого праздника.

Верховный жрец. Почему ты допрашиваешь меня столь укоризненно? Или я раб? Я знаю все, и ско­ро докажу это.

Генерал Ольянтай. Когда я неожиданно увидел тебя сегодня, мое сердце замерло от страха. Воз­можно, твое появление будет иметь для меня фатальные последствия.

Верховный жрец. Несмотря на мое присут­ствие здесь сегодня, ничего не бойся, Ольянтай. Воз­можно, меня привела к тебе любовь, как ветер приносит сухой лист. Скажи мне, не покидает ли разум твое сердце, когда оно становится добычей злых духов? Я позволю тебе сегодня выбирать между счастьем и вечны­ми муками, между жизнью и смертью.

Генерал Ольянтай. Поясни свои слова, чтобы я мог их понять. Они похожи на сплетенную иво­вую лозу. Расплети эти ветви для меня.

Верховный жрец. Слушай меня, Ольянтай, знания говорят мне то, что скрыто от простого челове­ка. Я могу разгадать все секреты, могу сделать тебя боль­шим начальником.

(Верховный жрец говорит о чувствах любви, которые испытывает Ольянтай к одной из дочерей Инки, и предуп­реждает о большой опасности, грозящей ему.)

Ольянтай. Как ты можешь знать, что скрыто на дне моего сердца? Об этом знает только мать девушки, но, как я вижу, ты это понял.

Верховный жрец. Я посмотрел на Луну, и самая туманная судьба стала мне понятной.

(Ольянтай объясняет, что не может побороть свою любовь.)

Ольянтай. Ударь ножом, который ты держишь в руке, мне в горло, вырежи мое сердце. Я падаю ниц пе­ред тобой.

 

СМЕШЕНИЕ РЕЛИГИИ И МАГИИ

 

Современные социологи не проводят четкой раздели­тельной линии между религией и магией. Сегодня мы считаем, что религия интерпретирует порыв человека к божественному; религия, как правило, выражается в мо­литве и подразумевает объединение верующих.

Магию мы считаем утилитарным явлением, связан­ным с непосредственным действием или даже нажимом с помощью колдовства. Она доступна лишь избранным, например прорицателям.

Однако в Перу религия и магия тесно переплелись, и последняя стала прикладной формой первой, применяя ее на практике, как естественное и необходимое про­должение повседневной жизни. Это соединение вполне соответствует возвышенному и утилитарному характеру индейца. В той или другой мере это существовало все­гда. Даже сегодня найдется католик, который считает, что достаточно обратиться к святому Антонию и поте­рянная вещь найдется.

Границы науки также четко не определены. В определенных случаях магия основывается на наблюдениях и рассуждениях, являющихся прелюдией к философии, социологии и медицине. Все знают, что астрология бы­ла предшественницей астрономии.

Во всех классах перуанского общества наука, религия и магия были тесно переплетены и почитались. Нич­то не проходило мимо, так как ничто не происходило случайно. За всем крылся глубокий, но иногда скрытый смысл — болезнь, несчастный случай, появление обла­ка или крик животного ночью в сьерре.

Самое небольшое событие имеет определенный смысл, и самые пустынные дикие пространства оживают для тех, кто знает, как разгадать их загадки.

Давайте поговорим о самой низшей категории про­рицателей в их связи с обычными людьми. Похоже, они обладают особым видом мышления. Их всегда можно найти у входа в храм, готовых помочь верующему. Они питаются травами, корнями и маисом, а мясо едят толь­ко в особые дни торжественных празднеств. Некоторые специализируются на предсказаниях, другие на пожерт­вованиях.

Первая категория интерпретирует все, кажущееся слу­чайным: радуга, землетрясение, драка птиц... Они ищут знамения и делают выводы, наблюдая за камнями, зме­ями, пауками и навозом лам. Для них вселенная — это огромная книга, они обращаются с вопросами к уака, некоторые из которых славятся своими предсказаниями. Разжигают огонь, который их помощники раздувают че­рез медные или серебряные трубочки, и обращаются к духам, читая их ответы в потрескивании дров и дрожа­нии языков пламени. «Они разговаривают с идолами на языке, непонятном для непосвященного», — пишет один из летописцев.

Специализирующаяся на пожертвованиях группа не занимается предсказаниями, а ищет средства для ис­правления последствий прошлых событий. Обрушиваю­щееся на человека зло является карой за его грехи, как мы уже указывали, говоря об индейском менталитете. Избавиться от этих последствий можно с помощью не­замедлительной компенсации, замены, а именно: мо­литвы, раскаяния и жертвоприношения.

В этом смысле очень полезна молитва как средство создания благоприятной атмосферы. Просящий привле­кает к, себе внимание божества и тут же предлагает под­ношения, как бы делая первый взнос. Во время молит­вы индеец прямо стоит перед идолом с опущенными вниз руками и открытыми ладонями. Он громко целует воздух, а затем кончики своих пальцев. Затем он выры­вает волоски век или бровей и сдувает их по направле­нию к Богу. Таким образом он дарит что-то свое, одну из «своих вещей», как бы отдавая себя в услужение Богу. По крайней мере так это объясняют современные со­циологи.

 

ИСПОВЕДЬ

 

Исповедник вызывает раскаяние. Католические мис­сионеры с большим удивлением обнаружили, что испо­ведь была обычной практикой в Перу. Она также практикуется и среди других американских народов, таких, как уйчоль в Мексике (исповедуются женщины, а муж­чины всегда стараются найти святое растение), а также среди некоторых эскимосов (в состоянии мистической экзальтации).

Исповедники назначались высшей иерархией после прохождения проверки полноты их знаний в религиоз­ных вопросах. Приемная комиссия состояла из четырех амаута и одного из десяти высоких сановников, кото­рых испанцы сравнивали с епископами. Они спрашивали кандидатов о богах, ритуалах, правилах, изложенных Инкой и Верховными жрецами, о грехе и покаянии.

Исповедник вставал возле водного потока, брал в пра­вую руку пучок сухой травы, а в левую — веревку с привязанным к ее концу круглым камнем или палку с кам­нем, вставленным в отверстие. Потом он призывал к себе кающегося и начинал говорить с ним. Тайна исповеди  всегда сохранялась, и любое отступление от этого прави­ла незамедлительно каралось смертью. Индейцы не скры­вали своих грехов, так как были убеждены, что исповед­ник, обладая даром предвидения, легко их разоблачит.

Грехи индейцев не отличались оригинальностью, так как во все времена это было одно и то же: убийство, из­мена, воровство, разочарование, ложь, лень, несоблю­дение религиозных обычаев. Непослушание имело ог­ромное число разновидностей и наиболее строго нака­зывалось, что вполне понятно в обществе, основанном на жесткой дисциплине: неповиновение родителям, предкам, официальным лицам, военачальникам и импе­ратору.

Поклонение идолам запрещалось как Инками, так и испанцами, однако их идолы были другими. Государ­ственная власть не признавала божеств.

Кроме уже вышеперечисленных, существовал грех же­лания или намерения. Кающиеся должны были признать свои нездоровые желания и чувства: ненависть, жажду мести и нанесения ущерба, желание бунтовать, любовь к замужней женщине и т. д.

Исповедники не могли простить серьезных преступ­лений. С ними разбирались либо жрецы более высо­кого ранга (случаи оргий с молодой девушкой), либо Верховный жрец (поклонение идолам, попытка восста­ния против императора, святотатство с «девственницей Солнца»).

Во времена правления Тупака Юпанки в Кольяо жен­щинам разрешалось исповедовать женщин. А некоторые из них даже стали предсказательницами.

Когда кающийся перечислит свои грехи, исповедник серьезно разговаривает с грешником и накладывает на него наказание, соответствующее грехам. Существова­ло строгое правило, по которому раскаяние не должно нанести ущерб коллективным усилиям сообщества. Та­ким образом, «исход в пустыню», обязательство удалить­ся в горы и питаться там только травами, кореньями и водой не могло быть наложено на человека высокого ранга, поскольку он не мог оставить занимаемую долж­ность, в противном случае пострадало бы общество. Кро­ме того, нижестоящие люди заметили бы его отсутствие и могли сделать вывод о том, что их правитель совер­шил серьезный грех. В таком случае тайна исповеди бы­ла бы нарушена. Такое наказание не могло быть нало­жено и на простых людей, так как уже большое число индейцев жили в Андах как отшельники и вновь при­бывшие вступили бы с ними в контакт. Фактически пу­стыня была уже обитаема, если верить анонимному ав­тору, которым вполне мог оказаться иезуит, отец Блас Валера. На него ссылаются некоторые писатели.

Чтобы стать отшельником, было необходимо полу­чить разрешение вышестоящего начальника. Отшельни­ки жили праведно и бедно. Верующие обращались к ним за советом, а иногда за предсказанием будущего.

Когда, наконец, наказание было определено, испо­ведник проводил символическую церемонию. Он слег­ка ударял грешника камнем, который держал в руке, по­том приказывал ему плюнуть в небольшой мешочек, куда затем плевал и сам. После этого он читал молитвы и бросал мешочек, полный грехов раскаявшегося, в бе­жавший рядом ручей. Одновременно с этим исповедник просил богов, чтобы вода унесла этот скорбный груз в бездну, из которой нет возврата.

Инка и Верховный жрец тоже исповедовались, но де­лали это в одиночестве перед божеством. Инка соблю­дал ритуал, подобно тому, который мы только что опи­сали, бросая свои грехи в водный поток, а Верховный жрец сжигал мешочек и, помолившись в храме, бросал золу в воду.

Инка имел власть изгонять злых духов — «испанских демонов». Он делал это, приказывая духу появиться, чего было достаточно, чтобы последний больше не наносил вреда. Ямки Пачакути Салкамайуа оставил нам описание такого рода изгнания:

 

«Во имя неба, земли и того, кто живет в глубинах моря,

о Создатель, всемогущий, и тот, кто видит все,

о Правитель преисподней, будь то мужчина или женщина,

Кто ты? Что ты? О чем говоришь?

Умоляю тебя заговорить».

 

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ

 

У жертвоприношений была своя собственная иерархия. Индейцы всех рангов часто наказывали себя либо из-за непонятного чувства необходимости очищения, либо для того, чтобы отвести от себя разгневанных духов, ко­торых они потревожили, вторгшись на их территорию. Например, они выбрасывали лист коки, который уже надкусили, но не высосали из него сок.

Большее значение, естественно, имели реальные да­ры и подношения, подобно добровольно уничтоженной пище, разлитому напитку, сожженным разноцветным перьям. Чтобы умилостивить море, надо бросить в него маис, чтобы источники не иссякли, им нужно подарить раковины. Происхождение этих раковин — Центральная Америка, где в некоторых регионах они использовались в качестве денег для внутреннего обмена.

Когда умирал кто-то из членов семьи, индейцы не­сколько раз приходили к нему на могилу, приносили продукты и напитки, читали молитвы богам.

Кристобаль де Молина из Куско записал молитву, про­износимую в таких случаях: «О, отец Уака, предки, род­ные и родители, о, Великий творец, постоянно насыща­ющий нас, наш всемогущий мертвый Бог, призови своих детей и внуков сплотиться вокруг Создателя, чтобы наши наследники жили в счастье с ним, как и ты сам».

В качестве жертвы часто использовали ламу. Жрец об­водил ее несколько раз вокруг идола, а затем перерезал глотку. При этом голова животного была обращена к Богу. Каждое утро в Куско погибало таким образом несколь­ко лам. Затем тушу сжигали в качестве подношения Солн­цу. Для этой цели использовалась медная жаровня. В добавление к этому в первый день месяца в огонь бросали сто лам вместе с маисом и кокой, читая при этом молитвы. Наиболее значимым и действенным считалось жерт­воприношение живого человека. Здесь мы открываем темную страницу истории инков, которую Гарсиласо де ла Вега тщательно пытался скрыть. Фактически доказа­но, что по великим праздникам и в знак особого почи­тания в жертву приносили детей или молодых людей. Среди них выбирали самых симпатичных, хорошо кор­мили, а затем для одурманивания давали чичу или боль­шие дозы коки. Потом, подобно ламам, их два или три раза обводили вокруг идола и тут же душили. Люди при­носились в жертву тогда, когда Инка болел или начи­налась война с могущественным противником. В Пачакамаке в жертву приносили «девственниц Солнца».

Доктор Уле нашел останки молодых девушек, при­нявших эту ужасную смерть. Они не были убиты в на­казание за грехи, и их тела окружали знакомые предме­ты, как было принято при захоронении знатных людей. Умерщвление лам во многом ограничивало этот ужас­ный обычай, несмотря на то что человеческие жертво­приношения считались наиболее эффективными. Неиз­вестный автор, произведения которого приписывают Бласу Валера, рассказывает, как людей заменили животными. Перед похоронами одного высокопоставленного лица всех членов его семьи и друзей усопшего призвали не­замедлительно отправиться за ним. При этом им было сказано, что Виракоча щедро вознаградит их, и то же самое сделает бог, покровитель семьи усопшего. Более того, награждена будет не только добровольная жертва, но и ее дети будут осыпаны богатствами. Выбор метода смерти оставался за тем, кто пожелает откликнуться на этот трагический призыв.

Сперва согласившись отправиться в услужение к усопшему в потусторонний мир, один из родственников или друг потом испугался и, естественно, остановился в нере­шительности. Поэтому, когда добровольная жертва объяс­няла причину, почему она не может уступить своему жгу­чему желанию расстаться с жизнью (и будьте уверены, она излагала свои причины с огромной убедительностью), вы­сокие сановники разрешали при жертвоприношении заменять человека на ламу. Постепенно это вошло в обы­чай. Животное всегда называли именем человека, вместо которого оно приносилось в жертву. Персонификация та­кого рода вполне соответствовала торжественной печали церемонии. Таким образом человек удовлетворял желание усопшего иметь кого-то в услужении, а сам мог продол­жить свой плодотворный труд на благо империи.

Инков сильно осуждали за человеческие жертвопри­ношения, но в их оправдание можно сказать, что этот ри­туал существовал во многих местах еще до того, как они пришли к власти. В действительности же инки в значи­тельной мере смягчили этот обычай. На самом деле тако­го рода казни имели очень древнее происхождение. Мы знаем об убийствах не только пленников, что практико­вали многие примитивные народы, но также и соплемен­ников, притом для этого выбирали самых лучших. В рай­оне Канта (недалеко от Лимы) в начале каждого года ин­деец, изображавший ужасного бога Ва Кона, выходил из грота на горе и гонялся за детьми. Одного из них он вы­бирал для жертвоприношения. Это впечатляющее пресле­дование впоследствии трансформировалось в ритуальный танец, и кровь ламы заменила человеческую.

Соблюдаемый до сих пор аналогичный обычай в про­винции Уарочири, в районе Каста, служит подтвержде­нием этой эволюции. Каждый год прекрасную девствен­ницу выбирали для жертвоприношения великому богу Вальяло, поскольку только он мог обеспечить плодоро­дие. В назначенный день облаченные в праздничные одеж­ды жители собирались в своих айлъю и с песнями и тан­цами направлялись к кебрада на соседней горе, где, по преданию, проживал этот бог. Жертва проходила по украшенной цветами тропинке, а все вокруг должны были веселиться, даже члены семьи, из которой была выбрана девушка, так как дар, принесенный неохотно, не прино­сил никаких плодов. Молодая девушка бросалась в бездну пропасти, а ее родные радостно кричали.

Еще совсем недавно индейцы собирались в этом тра­гическом месте на праздник с танцами и песнями и бро­сали маленькую белую ламу в кебраду.

Позднее индейцы заменили живое существо его изоб­ражением, сделанным из металла или дерева. Человечес­кие фигурки из серебра, золота или дерева погребали или вырезанные из дерева фигурки человека оборачивали в красивый материал и сжигали. Сегодня в Каста жители бросают в кебраду морских свинок, чту и коку.

Здесь следует подчеркнуть различие между инками и ацтеками. Философия последних коренным образом от­личалась от философии инков. Они считали, что создан­ный Богом человек находится в долгу перед Создателем за свое существование и может освободиться, либо пред­ложив свое собственное тело посредством самоубийства, либо другой дар в замену — кровь пленников. Два ве­ликих бога ацтеков постоянно требовали крови, один посредством жертвоприношения, другой — с помощью войны. Именно поэтому многие враждебные ацтекам пле­мена присоединились к войскам Кортеса в его походе на Теночтитлан в 1521 году. По этой же причине мы до сих пор встречаем в искусстве и фольклоре Мексики та­кое обожание смерти, которое сильно шокирует евро­пейцев. Подобная жестокость несвойственна религии инков.

Предки обожествлялись примерно так же, как и идо­лы. Их мумифицированные тела, одетые в лучшие кос­тюмы, выставлялись в самые важные дни праздников. Даже после захвата испанцами индейцы сохранили обы­чай, по которому мумии предков участвовали во всех значимых событиях их жизни. Они даже брали их с со­бой, когда представали перед судом. «Похоже, — пишет отец Арьяга, — что живые и мертвые явились на суд вместе».

 

МНОГООБРАЗИЕ ХРАМОВ

 

Религиозные церемонии проходили в храмах, которые летописцы называли мечетями. Сохранилось множество их описаний. Эти священные здания часто представляли собой странную смесь уродливого и прекрасно­го. Знаменитый Пачакамак был грубо вырезан из дерева и водружен на грязный и скрипучий настил. В то же время разнокалиберные террасы храма прекрасно смот­релись между горами и морем.

Все эти монументы блистают своим великолепием. В Томебамбе раскрашенные двери украшались драгоцен­ными камнями, к дверям Вилькаса вела красивая каменная лестница из тридцати или более ступеней, в Уанке стояли серебряные вазы, изготовленные местными го­родскими умельцами, славившимися своим искусством. На окутанных легендами берегах озера Титикака воз­вышались храмы Тиауанако и Копакабана, оба часто посещаемые паломниками. Первый построен на месте бывшей столицы племени аймара и символизирует древ­ние традиции этой страны. Второй, построенный ин­ками на полуострове, населенном митимае, по большей части членами императорской фамилии, был во время испанского нашествия заменен на церковь, посвящен­ную Непорочной Деве, славившейся своими чудесами. Император напрасно старался выращивать в этом рай­оне на высоте 12 тысяч футов коку, чтобы воздать хва­лу богам.

На самом острове Титикака находилась уака, отно­сящаяся к далеким доинковским временам. Это был ка­мень в форме полумесяца. Индейцы покрыли его вы­пуклую часть тонким материалом, а вогнутую — лис­товым золотом. Напротив устроили алтарь, установив перед ним полый камень, в отверстие которого нали­вали чину в качестве пожертвований. В сорока шагах от этого камня построен храм, в нишах стен которого бы­ло установлено много идолов. Поблизости обитатели острова сажали фруктовые деревья и выдалбливали ван­ны для бога Солнца.

Луне также был посвящен один храм на расположен­ном неподалеку и меньшем по размерам острове Коати. Между двумя святилищами поддерживались дружес­кие отношения и, по словам летописцев, индейцы «тра­тили много времени, переплывая от одного к другому и обмениваясь подарками».

Поклонение богам света часто шло параллельно по­клонению богам тьмы. Естественно, восхваление этих богов проходило в темном подземелье. Там были уста­новлены жертвенный камень и статуя Ланзона, высокий обелиск между полом и сводчатым потолком. Его боль­шую стилизованную кошачью голову окружали змеи, а тело в основании было весьма тонким. Вид был ужаса­ющий. В Чавине в храме Уантар, который, похоже, яв­лялся очень древней усыпальницей, входная дверь на уровне пола была настолько узкой, что простой человек с трудом протискивался в этот проход, ведущий в ко­ридоры в форме креста, заканчивающиеся каменными монолитами. На пересечении этих двух коридоров сто­ит статуя Ланзона, ее нижняя часть упирается в пол, а голова в каменные плиты, составляющие потолок. Вы­сота монумента 12 футов. Он похож на воткнутый в зем­лю кинжал, символ смерти. Вокруг царит пугающая и мистическая атмосфера.

 

ХРАМ СОЛНЦА В КУСКО

 

Давайте наконец посетим самое священное место им­перии, храм Солнца в Куско.

Главные ворота, украшенные золотыми и серебряны­ми барельефами, открываются в главное святилище, ок­сиду которого составляют изогнутые стены из камней, вытесанных и сложенных весьма тщательно. Стены и остроконечная крыша покрыты листами драгоценного металла. На расположенных над алтарем рисунках ото­бражена индейская концепция космоса.

В центре этих фресок сверкает овальный золотой диск, изначальное яйцо, первоначальный дух, который, по всей видимости, впоследствии превратился в сверхъестественное существо, почитаемое знатью, в Создателя, который не был ни мужчиной, ни женщиной, к которому обращались в молитвах, называя «Сияющее Солнце».

По легенде, это центральное место раньше занимало золотое солнце, установленное по приказу Манко Капака, что соответствовало канонам примитивной религии, ис­поведуемой этим основателем. Солнце заменили на яйцо, вероятно, во времена Майта Капака вслед за религиозной революцией, однако это довольно сомнительно, так как Уаскар вернулся к древней традиции, заменив яйцо на солнце, которое и увидели испанцы в Куско. Гутьеррес де Санта-Клара рассказывает, что оно было величиной с колесо телеги и представляло собой лицо, окруженное лучами, как принято изображать солнце в наши дни. Его также сравнивают с диском толщиной с палец, плоским и гладким. Он расположен таким образом, что ярко бле­стит под лучами восходящего солнца.

Но не стоит углубляться в путаные гипотезы. Вполне понятно, что император хотел поместить бога правящего класса в центр космической системы. Понятно и то, что последующий правитель посчитал такую замену ошибкой, поскольку храм был посвящен Солнцу и предназначался для общественных богослужений. Во времена великих правителей, которые нас и интересуют, яйцо занимало весьма почетное место. По краям его окружали два дис­ка: золотой — Солнца и серебряный — Луны. Таким об­разом, Солнце также относилось к разряду богов, но за­нимало второе место. Помещенное на место яйца, оно как бы дублировалось, что казалось довольно странным.

Над яйцом располагалось созвездие из трех располо­женных по линии звезд, «три ламы» в окружении двух пастухов, звездные имена которых сегодня — Ригель и Бетельгейзе. Ниже симметрично располагалось пять звезд Южного Креста.

Под Южным Крестом в центре изображены индеец и индианка, типичная пара.

Другие образы по обеим сторонам этой центральной композиции были симметричными и взаимодополняющими. Если следовать сверху вниз, под каждым из дис­ков, представляющих Солнце и Луну, помещена звезда, представляющая два аспекта Венеры: утренний и вечер­ний. Далее, также симметрично, изображены два созвез­дия, соответствующие двум аспектам Плеяд: летнему и зимнему, причем последний окружен облаками. На ниж­них рисунках изображена звезда «самка ламы» на кечуа, а с другой стороны — «самец ламы».

Ниже располагались последние в этой горизонталь­ной серии рисунки. Зигзагообразная линия молнии с изображением земли в виде сферы с тремя треугольни­ками в нижней части, горы и извивающаяся исчезающая линия, река и четыре параллельные черты, подобно мос­ту, символизирующему радугу. В самом низу семь ма­леньких кружков с точкой в центре обозначали «глаза вещей», так как во времена инков вещи могли видеть. Также это могли быть семь глаз Верховного Бога, по странному совпадению напоминающие глаза Всевышне­го, о которых рассказывает пророк Захария в Ветхом За­вете. С другой стороны, в противоположность последне­му рисунку, изображена неровная линия с круглым озе­ром, родник, пума — животное, ответственное за град и затмение, когда оно пожирает Солнце или Луну, и, наконец, дерево.

Изображение этих познаний кажется примитивным, но мы не знаем его точного толкования. Без сомнения, его значение было изотерическим. Приведенное выше описание составлено лишь недавно.

Внимание посетителя привлекают и другие, более вы­разительные объекты на огромных стенах храма Солн­ца. Целая серия безмолвных образов внушает страх. Ста­туи изображали Солнце в его различных аспектах, а вдоль стен располагались мумии умерших императоров. В этом почетном карауле сидели согбенные фигуры, мало напо­минающие живых людей. Мумии были обернуты весьма плотным материалом, который поддерживал их в верти­кальном положении без каких-либо подпорок. Они напо­минали огромные свитки ткани, а голову представлял ку­сок кожи, на котором были тщательно выписаны рот, нос, глаза и уши. Сверху их венчал льяуту. Предварительно за­бальзамированный труп находился внутри в скрюченном состоянии, и в целом мумия напоминала огромную кук­лу, лишенную рук и ног, с огромной головой, которую любвеобильные родители часто покупают своим чадам задешево на рынке.

Можно допустить, что в храме Солнца многие из этих «мумий» были просто пустышками без трупа внутри. Они служили напоминанием о прежних императорах, подоб­но статуям. Их величие гарантировал дорогой материал и украшения, а также восхитительные троны, на кото­рых они помещались. Сверкающее золото и теплая ок­раска перьев компенсировала скромность форм и дела­ла из этих реальных и фиктивных мумий подобающий эскорт их отцу — Солнцу. Шокирующий символ бес­смертия человеческой души и постоянства империи.

В окрестностях храма можно найти другие, менее зна­чимые захоронения, ориентированные на внутренний двор. Стены храма Луны были покрыты листовым се­ребром. Лицевую сторону этого астрального тела, веро­ятно, покрывала платина. Его окружали мумии самодерж­цев, богато украшенные и расположенные по возрасту.

В следующем здании располагались Венера, планета с «длинными вьющимися волосами», и Плеяды — «слу­ги Луны».

Четвертый и пятый павильоны посвящались соответст­венно громовому удару, объединявшему под одним име­нем молнию и гром (ильяпа), и особо благоприятному небесному явлению — радуге. В последнем здании рас­полагался общественный зал для жрецов — ризница.

Внешняя сторона стены храма была украшена золо­тым орнаментом, а в стенах, ограждавших внутренний двор, были сделаны ниши, украшенные золотыми лама­ми и драгоценными камнями. По подземным каналам через трубы с золотыми наконечниками подавалась вода для пяти фонтанов.

Ниже храма располагались террасы, нисходящие до реки Уатанай и ставшие для писателей неисчерпаемым источников поэзии. Там все было сделано из золота: трава, цветы, деревья, рептилии, птицы и даже пастух. Это была дань Солнцу, так как золото было его земным оли­цетворением, концентрацией жертвоприношений под­чиненных рас, наивысшим свидетельством власти бога света. В саду имелся резервуар, наполненный чичей, что­бы горячее и постоянно жаждущее Солнце могло удов­летворить свою жажду когда пожелает.

По периметру все эти здания окружала каменная сте­на с цветочными клумбами, и все вместе составляло ду­ховный центр империи, непосредственную связь между человеком и богами.

 

ПРАЗДНИК СОЛНЦА

 

Чтобы понять значение культа Солнца, необходимо увидеть великий праздник, посвященный ему. Он про­водился ежегодно во время зимнего солнцестояния. Тор­жественные церемонии проводились во всех городах, а в Куско принимали форму национальной демонстрации.

В это время в столицу со всех частей империи спе­шили курака и другие высокопоставленные чиновники с докладами о положении дел в их административных районах. Они ожидали получить соответствующие ин­струкции и одновременно отдать должное самодержцу, принеся свои дары.

Город представлял собой великолепное зрелище. В ок­ружающих его черных стенах узкие уложенными камня­ми улочки наполнялись в течение нескольких дней зву­ками копыт лам. Их можно было слышать, несмотря на звуки труб, возвещавших о прибытии очередного знат­ного человека. Яркие одежды, в которые облачались ку­рака по случаю такого события, резко контрастировали с серой толпой. Перед некоторыми вождями следова­ли слуги, несшие символы своего племени. Но в боль­шинстве случаев за хозяином шли многочисленные но­сильщики, нагруженные керамикой и одеждой для хра­ма Солнца и императорской семьи. Некоторых несли на носилках, и все держали в руках свое любимое оружие.

У тех, кто пришел из северных высокогорий, на спинах висели крылья черного и белого кондора. Уроженцы за­падных лесов страны кара гордо демонстрировали свои обнаженные торсы, выкрашенные красной краской и напоминающие дорогостоящий материал. Верные сво­ей военной традиции чанка маршировали в шкурах пу­мы. Голова животного лежала на голове воина, что при­давало всей процессии вид дикой стаи. Различные расы можно было узнать по головным уборам. У каньяри во­лосы были уложены вокруг головы и украшены деревян­ными коронами. Чинча носили широкие полоски на лбу. Анти украшали волосы перьями птиц. При всем при этом присутствовала определенная доля фантазии: лица юнка с побережья традиционно скрывались под гротескны­ми масками. Они странно жестикулировали и наполня­ли воздух какофонией звуков из своих флейт и бараба­нов, словно сбежали из сумасшедшего дома. Поэтому толпа, которую не приглашали на церемонию, по край­ней мере, получала удовольствие от созерцания ее под­готовки.

Церемонии начинались со строгого трехдневного по­ста, во время которого запрещалось разжигать огонь и со­вокупляться с женщиной. Все ждали, углубившись в себя. Работали только индейские женщины из «домов избран­ных женщин». Им поручалось изготовление маисового хле­ба и специальных напитков, которые будут пользоваться широкой популярностью в ближайшие дни.

В указанный астрономами день Верховный Инка пе­ред рассветом выходил на центральную площадь. Там уже собрался весь императорский айлью. На соседней площади собрались курака. В полной тишине все сни­мали сандалии и поворачивались на восток, неподвиж­но наблюдая за горизонтом. В момент, когда первые лу­чи солнца озаряли вершины Кордильер, люди бросались на землю, верноподданнически расставив руки, и цело­вали первый луч солнца. Затем самодержец брал в каж­дую руку по чаше, наполненной священным напитком, и, стоя перед солнцем, поднимал правую руку над го­ловой, предлагая напиток своему отцу — Солнцу.

Затем император выливал содержимое чаши в неболь­шой канал, по которому жидкость текла в храм. Сам же он выпивал глоток из другой чаши в левой руке, выливал остатки содержимого в чашки, которые протягивали ему его придворные, и предлагал всем выпить.

Члены императорских айлью шли в храм Солнца. Курака доходили до дверей и останавливались. Затем Вер­ховный Инка преподносил Солнцу обе чаши, которые были у него в руках, а остальные жертвовали свои. Жре­цы подходили к порогу храма, чтобы забрать чаши, из которых пили курака, и одновременно забирали их дары. Жертвоприношения начинались с умерщвления чер­ной ламы, которая считалась для этой цели наиболее подходящей, так как все ее тело было черным, а у бе­лой ламы была черная морда. Животное не связывали, но два или три индейца держали его, повернув голову на восток. В момент удара ножа палач разрезал тело жи­вотного и вынимал сердце и легкие, которые передава­лись предсказателю. Тот тщательно изучал эти органы и выносил свой вердикт. Если, по его заявлению, Солн­це было удовлетворено, церемония продолжалась, в про­тивном случае аналогичным образом убивали вторую и третью ламу. На этом данное число заканчивалось, и, если бог упорно продолжал оставаться неудовлетворен­ным, город охватывала великая печаль. Будущее выгля­дело угрожающим.

Много других животных также приносили в жертву, просто обезглавливая их и предлагая кровь и сердце богу. О проводимой жрецами ужасной церемонии человечес­ких жертвоприношений мы уже рассказывали вам. Мясо лам готовили публично на двух площадях и раздавали при­сутствующим.

Когда религиозные церемонии заканчивались, Инка приглашал всех выпить, начиная с военачальников, ко­торые прославились своими военными подвигами. По­том, обращаясь к курака из окрестностей Куско, он уго­щал их от имени Солнца, держа в руках две одинаковые чаши и предлагая им то одну, то другую. Чаша в пра­вой руке предлагалась гостю равного или высшего ранга. Если гость был ниже рангом, ему предлагали чашу из левой руки. Поэтому Инка предлагал Солнцу чащу в правой руке, а чашу в левой — всем остальным. Полу­чивший напиток возводил глаза к небу, отпивал и воз­вращал чашу не говоря ни слова, обнимал воздух и де­лал руками знаки поклонения.

Придворные Инки продолжали эту церемонию и, сле­дуя примеру своего самодержца, угощали стоящих ниже рангом. После того как вышестоящие особы угостили тех, кто ниже рангом, церемония поворачивалась в об­ратную сторону, что служило великолепным отражени­ем принципа взаимности — каждый воздавал должное тому, кто оказал ему честь.

Естественно, Верховный Инка не мог принять все предлагаемые ему чаши без риска достигнуть уровня опьянения, не подобающего монарху. Поэтому он либо пригублял напиток, либо делал небольшой глоток, в за­висимости от того, насколько хотел отблагодарить вы­сокопоставленное лицо, выразившее ему почтение.

Чаши, из которых пил или к которым прикасался Инка, сохранялись присутствующими как священные предметы. Ими никто больше не пользовался, и каж­дая семья хранила их в доме среди домашних божеств как драгоценность.

И наконец, танцы, песни, пиры и попойки продол­жались в течение девяти дней. Затем чиновники воз­вращались в свои провинции, восхваляя Инку, люби­мое дитя Солнца.