Дележ добычи

Что станут делать пришельцы с солнечным металлом? — Переплавка произведений искусства — Подарки испанскому королю. — Писарро и его братья захватывают львиную долю добычи. — Судьба инки

Атауальпа пришел в ужас, видя, что силы врага мно­жатся. Именно в это время на небе появилась яркая комета, предвестница несчастья. И тогда инка сказал: «Такое же знамение видели на небесах незадолго до смерти отца моего Уайна Капаки!» Считалось, что комета предвещает смерть знатного человека.

С этого дня Атауальпа погрузился в мрачные размыш­ления и перестал бороться с судьбой. Ему казалось, что на Перу напали духи тьмы, злые демоны, против которых он бессилен, что ему и его народу грозит неизбежная ги­бель. Чужестранцы опустошили казну, разграбили храмы и дворцы. Атауальпа же ничего не предпринимал. А ведь стоило ему шевельнуть пальцем — и сотни тысяч хорошо вооруженных воинов могли уничтожить их. Но он так и не сделал этого, оче­видно, опасаясь за свою жизнь и надеясь на выкуп. А в испанском лагере тем временем бушевали страсти. Часть солдат хотела немед­ленно получить свою долю добычи и вернуться домой, но большинство требовало сразу же двинуться в поход на Куско и захватить сокро­вища, а не прохлаждаться в Кахамарке и ждать, когда их принесут сами индейцы. А вдруг жрецы уже припря­тали эти сказочные богат­ства? Нельзя подчинить эту страну, не захватив Куско. Раздоры и разногласия не боялись, что их обманут при дележе добычи, и требовали приступить к делу не медля. Наблюдая за их ссорами и драками, инка понял, что желтый металл причиняет испанцам больше зла, чем хмельная чича индейцам. Но он не мог представить себе, что же будут делать пришельцы с золотом, которое так возбуждает их, вызывает такую вражду и ненависть. Ведь золото не годится в пищу, оно может только радовать глаз своим ярким блеском.

В конце концов Писарро решил приступить к дележу, хотя до красной отметки не хватало трех пядей. Все должно было делаться по чести и совести, каждому — от короля до простого наемника — причиталась строго опре­деленная доля.

Но как разделить художественные изделия великолеп­ной чеканки? И Писарро решает переплавить их в слитки, В печь бросают изображения ботов, жертвенные сосуды, блюда, кубки, чаши, вазы, подносы, подсвечники, светильники, браслеты, ожерелья, настенные украшения, стату­этки ягуаров, лам, горных орлов, попугаев, золотые ко­лосья на серебряных стеблях и т. д. Для завоевателей важен был только вес, а не художественная ценность изделий.

Переплавку вели перуанские ювелиры — своими ру­ками уничтожали они произведения искусства, создавав­шиеся годами. Изделий было столько, что эта разруши­тельная работа продолжалась целый месяц. Девять пе­чей ежедневно давали золота на пятьдесят—шестьдесят, а иногда и на восемьдесят тысяч песо.

Правда, Франсиско Писарро лучшие предметы искус­ства на сумму в сто тысяч песо отобрал для испанского короля Карла V, чтобы тот воочию увидел, на что спо­собны эти варвары и как богата завоеванная страна.

В Испанию с огромным количеством подарков и с известием о блистательной победе отправили Эрнандо Писарро. Его обязали нанять новые отряды солдат и выторговать новые привилегии, полномочия и высокие должности. Эрнандо был достаточно изворотлив и вполне подходил для этой миссии.

Когда переплавка была закончена, золотые и серебря­ные слитки взвесили и поставили на них королевское клеймо. Стоимость золота составила 1 326 539 золотых песо, то есть около 6,1—6,2 тонны золота (более 6 мил­лионов золотых рублей). Стоимость серебра определили в 51 610 марок (около 400 000 золотых рублей). Эта до­быча в двенадцать—пятнадцать раз превысила стоимость сокровищ Монтесумы, захваченных Кортесом при завое­вании Мексики. По утверждению американского исто­рика У. Фостера, за инку было уплачено 20 миллионов долларов — это самый большой выкуп, известный в ис­тории.

Раздел награбленного вызвал большие споры. Солдаты Альмагро требовали себе равной доли с воинами Писарро, так как в обоих отрядах было одинаковое число людей. «Конечно, — говорили они, — нас не было при захвате инки, но ведь и мы делали свое дело, охраняли вас, защищали ваши сокровища, и теперь вы можете двинуться дальше и упрочить свои завоевания. Это наше общее начинание, в котором участвовали все, и поэтому приобретенное надо разделить на равные части».

Но солдаты Писарро не соглашались. Они сами, без чьей-либо помощи взяли в плен Атауальпу и заключили с ним договор. В конце концов пришли к соглашению, что отряд Альмагро получит меньшую часть.

После торжественного богослужения в день святого Яго Писарро собрал солдат на площади и испросил благосло­вения божия, чтобы по чести и совести справиться со своей задачей.

Прежде всего выделили пятую часть для короля. В нее вошли и те драгоценности, которые Эрнандо Писарро уже увез в Испанию.

Франсиско Писарро получил 57222 песо золота и 2350 марок серебра, ему достался и золотой трок инки стои­мостью 25 000 песо. Его брату Эрнандо выделили 31 080 песо золота и 2350 марок серебра, Эрнандо де Сото — 17740 песо золота и 724 марки серебра. Большинство из шестидесяти всадников получили по 8800 песо золота и по 362 марки серебра, но некоторым дали больше, а кое-кому значительно меньше. Так же обстояло дело и с пехо­тинцами (всего их было сто пять человек) — часть получила по 4400 песо золота и 1 8 0 марок серебра (впо­ловину меньше, чем всадники), остальные — на четверть меньше. Не был забыт и всевышний — на церковь свя­того Франсиска, первый христианский храм, построенный по приказу Писарро в Кахамарке, выделили 2220 песо золота.

Солдаты могли быть довольны. Экспедиция оказалась не слишком тяжелой и продолжительной, не было ни кро­вавых сражений, ни бесконечных переходов, опасностей и невзгод. Кортесу в Мексике пришлось труднее, да и добыча была несравнимо меньшей.

Солдаты Альмагро получили в общем не более 20000 песо золота, а все колонисты Сан-Мигеля, среди которых было немало инвалидов, потерявших здоровье во время предыдущих походов, — ничтожную сумму в 15 000 песо.

В документах о разделе добычи ничего не говорится об Альмагро, который по условиям соглашения, должен был получить третью часть. Не упоминается и патер Луке. Правда, незадолго до этого он умер, но ведь свя­щенник представлял лиценциата Эспиносу, ссудившего деньги на организацию экспедиции. Нет никаких сомнении, что Писарро и его братья захватили львиную долю добычи, и Альмагро, поняв, что его обманули, воспылал к ним жестокой ненавистью.

Некоторые конкистадоры, получив свою долю, стали просить, чтобы их отпустили домой. Писарро охотно по­шел им навстречу. Он знал, что слухи о сказочных богат­ствах привлекут в Перу новые толпы наемников. Тем, кто возвращался в Сан-Мигель, Писарро дал лам и но­сильщиков — индейцев. Однако по дороге домой испан­цам пришлось терпеть голод и жажду, а кое-кто потерял и свою добычу — некоторые индейцы скрылись вместе со своей ношей.

Теперь ничто не задерживало завоевателей, они могли двинуться в глубь страны и захватить ее столицу — Куско. Но что делать с Атауальпой? Отпустить на сво­боду этого могущественного государя, смертельного врага испанцев, который сейчас же соберет громадное войско? Оставить его в Кахамарке? Взять с собой? Не так-то легко охранять пленника. В первом случае пришлось бы дробить свои силы, во втором — перуанцы могли отбить его на каком-нибудь труднодоступном перевале.

Сам Атауальпа настойчиво требовал освобождения, хотя весь выкуп еще не был собран, да и вряд ли его удалось бы собрать, потому что жрецы, несмотря на при­каз повелителя, стали прятать сокровища, чтобы те не достались белым пришельцам.

Писарро стал упрекать Атауальпу — комната ведь так и не была заполнена до красной черты. Пленник отвергал обвинение: белым людям следовало еще немного подож­дать, и золото было бы доставлено целиком.

Писарро знал, что делал — в последнее время носиль­щиков с грузом золота не пропускали в лагерь — вождю конкистадоров нужен был предлог, чтобы и дальше дер­жать инку в плену.

Командующий во всеуслышание заявил, что освобож­дает пленника от всех обязательств, связанных с выкупом, но добавил, что инке придется остаться в плену до при­бытия новых подкреплений из Панамы, иначе испанцы не будут чувствовать себя в безопасности. Это было еще одно предательство, и его осудили даже некоторые испан­ские офицеры, считавшие, что инка должен предстать перед судом короля.

Отношения между индейцами и испанцами с каждым днем ухудшались. Атауальпа не скрывал своего презре­ния к завоевателям, бесчестно нарушившим свои обе­щания. А те, в свою очередь, все чаще поговаривали о том, что пора этого язычника отправить в преис­поднюю.

Писарро соглашался, но не хотел брать на себя ответ­ственность за убийство инки. Кто знает, как расценят по­добные действия при испанском дворе? Вдруг враги и завистники представят этот мудрый шаг в совершенно ином свете? Лучше всего обернуть дело так, будто смерт­ной казни потребовали солдаты, а командующий не смог воспрепятствовать этому.