Хищник подкрадывается к добыче

С мечом и крестом в Андах

ХИЩНИК ПОДКРАДЫВАЕТСЯ К ДОБЫЧЕ

Обманутый Альмагро. — Гибель и смерть надвига­ются на Перу. — Первая крупная добыча. — Тяжелый поход вдоль океанского побережья. — Конкистадоры на острове Пуна

Когда Франсиско Писарро после своей поездки в Ис­панию появился в Панаме, компаньоны сразу же при­ступили к расспросам, стараясь поскорее узнать, какие новости привез тот из-за океана. К сожалению, далеко не все их обрадовало. Особенно обойденным чувствовал себя Альмагро, узнав, какое вознаграждение обещал ему король. «Так вот как ты обманываешь друга, который приложил столько же усилий, как и ты сам, чтобы пре­одолеть все препятствия, который смотрел в глаза опас­ностям и покрывал расходы экспедиции! — в гневе кричал он. — И это все вопреки твоим торжественным клятвам позаботиться о моих привилегиях как о своих собственных! Как мог ты столь ничтожным вознагражде­нием опозорить меня в глазах всего мира и так презреть мои заслуги?»

Альмагро смекнул, что Франсиско Писарро, собрав своих братьев, захватит львиную долю добычи, что он уже сейчас обеспечил себе все высшие должности в за­воеванных странах. Что даст ему, Альмагро, жалкий пост коменданта крепости Тумбес, обещанный королем? Перу еще не было завоевано, крепость еще не была по­строена.

Патер Луке, которому досталась высокая, очень при­быльная должность епископа Тумбесского, не очень-то огорчался и вместе с лиценциатом Эспиносой пытался примирить своих не на шутку рассорившихся компань­онов. Альмагро больше и слышать не хотел о совместной экспедиции и собирался отправиться в путь один со сво­ими сторонниками.

Франсиско Писарро оправдывался, как умел. У него, мол, не было иного выбора — либо принять все, даро­ванное королем, либо все отвергнуть. Он успокаивал Альмагро тем, что мир всегда будет достаточно велик для них всех, что его состояние всегда будет в распоря­жении Альмагро.

В конце концов союз конкистадоров удалось кое-как восстановить. Снова клялись они в верности друг другу, однако ненависть, тщательно скрываемая обоими сопер­никами, только ждала удобного случая, чтобы вырваться наружу.

Началась деятельная подготовка к дальнейшему по­ходу. Однако колонисты Панамы неохотно шли на службу к Писарро. Они хорошо знали, какие трудности ждут их в дальних странах и помнили о прежних неуда­чах. Не хватало оружия и лошадей, на которых Писарро так же, как Кортес в Мексике, возлагал весьма большие надежды. Наконец был создан отряд из ста восьмиде­сяти или ста девяноста человек при двадцати семи ло­шадях (надо сказать, что историки, как обычно, назы­вали разное число тех и других).

По сравнению с экспедицией Кортеса, войско Писарро было значительно слабее и хуже вооружено, тогда как страна инков по своим размерам и могуществу намного превосходила государство ацтеков и к тому же отстояла от Панамы дальше, чем Мексика от опорных пунктов испанцев на Антильских островах. Вооружение гор­сточки авантюристов совершенно не соответствовало их цели — завоевать огромное государство. Но Писарро не очень горевал об этом. В Панаме еще оставался Альмагро, чтобы вербовать подкрепления.

После торжественного освящения флага, богослуже­ния и причастия в начале января 1531 года Франсиско Писарро со своими братьями и с навербованным отря­дом на трех каравеллах вышел из порта Панамы, на­правляясь на юг. С божьего благословения начался кре­стовый поход против неверных. Целью флотилии был Тумбес. Однако ветер и встречные течения затрудняли продвижение кораблей; наконец после тринадцати дней пути маленькая эскадра бросила якорь примерно на 1^о с. ш. — недалеко от экватора.

По решению военного совета, солдаты под командова­нием Франсиско Писарро высадились на берег и двину­лись вдоль океанского побережья на юг, а корабли на­правились следом за ними, держась на некотором рас­стоянии от берега.

Поход был очень тяжелым. Путь часто преграждали разлившиеся реки. Наконец испанцы добрались до густо­населенных районов. Индейцы встречали их друже­любно. И тут завоеватели, сбросив маску простосерде­чия, внезапно обрушивались на какой-нибудь город, уби­вали жителей, не успевших скрыться в горах, и грабили брошенные дома. Они искали драгоценности и продо­вольствие. «Мы нападаем на них с мечом в руке потому, что никогда не смогли бы захватить такого количества золота и драгоценных камней, если бы заранее преду­предили индейцев о своем прибытии», — откровенно при­знавался один из конкистадоров — хронист Педро Писарро.

При разделе добычи испанцы ссорились и мошенни­чали. Эррера рассказывает, что они как-то нашли изум­руды, часть которых была величиной с голубиное яйцо, но один хитрый священник сумел убедить грабителей, что это просто кусочки стекла. А если они ему не верят, пусть возьмут молоток и ударят — стекло разобьется, а драгоценный камень останется цел. Воины так и сде­лали, и, действительно, — после первого же удара камни рассыпались на сотни осколков. Тогда священ­ник по смехотворной цене скупил у них эти «стек­ляшки», а потом, продав их в Испании, нажил целое состояние.

Награбленные драгоценности сваливали в кучу, отде­ляли пятую часть королю, а остальные делили между офицерами и солдатами. Разношерстную толпу конкис­тадоров связывали общие интересы, и никому не раз­решалось грабить для себя одного. За это грозила смерт­ная казнь, и у виновного не было никаких надежд избегнуть ее, потому что казни требовало все войско.

Писарро, по своему обыкновению, часть добычи, стои­мостью, по крайней мере, в двадцать тысяч песо де оро (некоторые хронисты оценивали всю добычу в двести тысяч песо), отправил на кораблях в Панаму. Он на­деялся, что золото, захваченное за такое короткое время, привлечет новые отряды авантюристов: «Всевышнему понравилось, что мы заняли город Коаке, дабы люди верили в богатства этой земли и стекались туда пото­ком».

Писарро со своими солдатами продолжал двигаться на юг вдоль побережья. Местами путь преграждали зоны пустынь с песчаными дюнами, образовавшимися под действием ветра; раскаленный песок слепил глаза. Сол­нечные лучи так нагревали стальные латы и шлемы, что люди почти теряли сознание. Они тяжело страдали и от какой-то заразной болезни. На теле появлялись гнойные нарывы величиной с куриное яйцо, причинявшие та­кую нестерпимую боль, что многие от нее умирали, а у выживших оставались на теле чудовищные рубцы. Эта страшная эпидемия распространялась внезапно: человек ложился спать здоровым, а на следующее утро уже не мог пошевельнуть рукой. Вскоре бо­лезнь охватила всю страну, не щадя ни индейцев, ни белых.

После вооруженных столкновений ни один индеец уже не выходил встречать белых пришельцев, никто больше не называл их добрыми посланцами небес. Верхом на диких зверях примчались сюда злые духи, которые нес­лись быстрее ветра и сеяли смерть и уничтожение. Весть об их прибытии распространилась по всему побережью, и туземцы в ужасе бежали в горы.

Конкистадоры же проклинали тот час, когда они ре­шили последовать за Писарро — эти места казались им бедными и пустынными. Один из хронистов сообщает, что наемники, завербованные в Никарагуа, вспоминая о тамошней благодатной природе и беспечной жизни, мечтали вернуться в свой магометанский рай, где все было к их услугам и каждый мог иметь столько жен, сколько ему хотелось.

Наконец прибыли два корабля с продовольствием и подкреплением — примерно тридцать человек, под ко­мандованием Себастьяна Беналькасара (или Белалькасара), которому предстояло сыграть весьма значи­тельную роль в завоевании Перу.

Вождь конкистадоров решил не устраивать на побе­режье опорных пунктов, пока не удастся овладеть Тумбесом, который считался воротами Перу. Войско про­должало продвигаться все дальше, пока не дошло до берегов Гуаякильского залива, где оно расположилось лагерем напротив острова Пупа, неподалеку от Тумбеса. Островитяне, трудолюбивое земледельческое племя, при­гласили чужеземцев погостить на острове, пообещав пе­реправить их туда на плотах. Конкистадоры приняли приглашение и перебрались на остров, надеясь пере­ждать там сезон дождей и дождаться новых подкрепле­ний из Панамы.

Жители побережья называли воинственных островитян предателями, потому что эти отважные люди с оружием в руках сопротивлялись войскам инки и, даже будучи покорены, продолжали враждовать с Тумбесом. Между островом и побережьем часто происходили ожесточен­ные столкновения.

Тумбесские вожди, узнав о прибытии белых людей, стали посещать испанский лагерь, чтобы возобновить дружественные отношения, установленные во время пер­вого путешествия Писарро. Островитяне, естественно, смотрели на это с большим неудовольствием, однако продолжали дружелюбно относиться к пришельцам. Но толмачи, прибывшие из Тумбеса, сеяли недоверие к островитянам и доносили Писарро, что вожди Пуны за­мышляют измену и готовят восстание. Они якобы соби­рались утопить испанцев, когда те еще находились на плотах. Командир все с большим подозрением стал от­носиться к местным жителям и, узнав, что некоторые вожди собрались на тайное совещание, приказал окру­жить место, где оно происходило, и захватить его участ­ников, в том числе касика Пуны, трех его сыновей и других старейшин племени. Затем конкистадоры напали на индейцев, многих перебили, ограбили жилище касика и другие дома.

Жители Пуны, узнав об этом страшном злодеянии, схватились за оружие, и тысячи воинов бросились на испанский лагерь. Кастильцы встретили туземцев в сом­кнутом строю, отражая нападение длинными пиками, ме­чами и огнем пушек. Эрнандо Писарро повел в бой конницу, и индейцы, устрашенные лошадьми и огнестрель­ным оружием, бросились искать спасения в непроходи­мых лесах. Конкистадоры преследовали и убивали бе­гущих, пока кони их не стали падать от усталости.

Испанцы благодарили за победу архангела Сан-Ми­геля — святого Михаила, который со своим небесным воинством носился над полем боя и воодушевлял хри­стиан в сражении со слугами дьявола. Чей-то ужасный голос провозглашал с небес, что этот божественный воин обеспечит победу кастильцам. Так и случилось — святой Михаил обратил в бегство дьявола и его войско. Это чу­десное явление, по утверждению хрониста Монтесиноса, видели не только испанцы, воины Христовы, но и неве­жественные язычники индейцы, над головами которых летал князь тьмы Вельзевул.

В бою погибло не более трех испанцев, но многие были ранены, в том числе и Эрнандо Писарро. Стычки не пре­кращались. Островитяне часто нападали по ночам, унич­тожали сторожевые посты и не давали покоя завоевате­лям. Поэтому вождь конкистадоров был чрезвычайно обрадован, когда на остров прибыли еще два корабля с сотней добровольцев и лошадьми. Этим пополнением командовал Эрнандо де Сото, закаленный, безжалостный конкистадор, участвовавший во многих сражениях в Перу, а впоследствии открывший великую реку Мисси­сипи в Северной Америке.

Наконец сопротивление индейцев Пуны было сломлено, и Писарро велел подвергнуть пытке захваченных в плен вождей. По свидетельству некоторых хронистов, они при­знались в подготовке заговора. Писарро приговорил их к смерти — одних приказал сжечь на костре, другим отру­бить голову.

После прибытия подкрепления руководитель конкиста­доров почувствовал себя достаточно сильным, чтобы пе­реправиться на материк и приступить к завоеваниям. Ин­дейцы из Тумбеса рассказали ему, что в государстве Перу началась война между сыновьями умершего государя. Это было известие чрезвычайной важности. Ведь и Кор­тес использовал распри и войны между племенами, чтобы овладеть Мексикой.