Подготовка экспедиции

В конце мая 1493 года в королевских канцеляриях подготовлено было много указов я распоряжений о снаря­жении новой экспедиции в Индии. Речь шла уже не о двух миллионах мараведи, а о суммах неизмеримо боль­ших. Предстояло снарядить семнадцать кораблей, заку­пить многомесячный запас провианта, набрать полторы тысячи переселенцев. Армада, армада, армада — слово это повторялось в приказах севильскому наместнику гра­фу Сифуэнтесу, севильским городским властям, комендан­там и коррехидорам Кадиса, Малаги, Эсихи, Хереса-де-ла-Фронтеры, Кордовы, Палоса, Могера; всем им веле­но было содействовать скорейшему снаряжению фло­тилии.

Деньги, деньги, деньги. Как всегда, в казне было пусто, и особые представители двора Бернардино де Лерма и Гарсиа де Эррера с королевскими грамотами были посла­ны в Вальядолид, Портильо, Ольмедо, Самору, Бургос, чтобы выколотить недоимки и раздобыть деньги под за­лог имущества, конфискованного в прошлом году у еврей­ских изгнанников. Властям в городе Лусене велено было продать с молотка добро, которое на украденные деньги купил один местный мошенник, и выручку сдать в казну.

Все, что любым способом удалось бы взыскать, вы­жать, выцедить у должников и клиентов, приказано было срочно сдавать Франсиско Пинело. Предприимчивый ге­нуэзец ведал теперь сбором средств на подготовку флоти­лии и был правой рукой Фонсеки.

Он же и его компаньон, небезызвестный Хуаното Берарди, заняли для их высочеств пять миллионов мараведи у герцога Мединасидонии и получили за это коро­левскую благодарность.

В середине июня королевская чета распрощалась с Адмиралом. Он отправился в Севилью и Кадис, чтобы принять участие в снаряжении кораблей. Но не прямым путем, а кружным — по дороге Адмирал посетил мона­стырь святой Марии Гвадалупской в Эстремадуре, ведь в день святого Валентина, в пору, когда «Нинья» была на волосок от гибели, он дал обет небесной покровительнице этого монастыря.

В Севилье и Кадисе у Адмирала вскоре начались столкновения с приближенными Фонсеки. Главный эко­ном фонсековского ведомства Хуан де Сориа грубо оскор­бил главу экспедиции. Королевская чета сочла эту ак­цию несвоевременной. Сорию их высочества одернули, но, по существу, Адмирал был в Севилье не хозяином, а гостем, и Фонсека не считал нужным согласовывать с ним свои действия.

Фонсека действовал энергично. За три с лишним ме­сяца он собрал в Кадисе семнадцать кораблей, вооружил их и обеспечил флотилию полугодовым запасом про­вианта. На суда доставили семена, скот, верховых лоша­дей, строительные материалы для заморского поселения, сельскохозяйственные орудия и инструменты, необходи­мые для будущих золотых рудников.

Закупленное зерно мололи и затем изготовляли мор­ские сухари (вискочо), коров и свиней забивали на соло­нину, вином заполнялись большие дубовые бочки, при­чем по недосмотру часть бочек оказалась негодной, и уже на Эспаньоле Адмирал убедился, что немало вина вытекло в пути.

К середине сентября все семнадцать кораблей были подготовлены к долгому плаванию. В состав флотилии во­шло пять больших кораблей типа нао и двенадцать ка­равелл. Суда были зафрахтованы в андалузских и бискайских портах. Флагманом флотилии был огромный по тому времени корабль, который по традиции имел два названия — «Мария-Галанте» и «Санта-Мария». По во­доизмещению он едва ли не вдвое превышал покойную «Санта-Марию». Сохранились лишь названия пяти судов второй экспедиции, причем, по всей вероятности, как о том уже упоминалось прежде, каравелла «Нинья», принимав­шая участие во втором плавании, ничего общего не име­ла со своей знаменитой тезкой.

. Адмирал сознательно остановил свой выбор на трех-четырех малых судах — такие корабли были незаменимы для рекогносцировок в прибрежных водах новооткрытых земель.

Флотилия отвечала своему назначению, она подобра­на была превосходно. Куда хуже обстояло дело с людь­ми, которых корабли второй экспедиции должны были до­ставить на берега новооткрытых земель.

Вести о необыкновенных открытиях, совершенных за Морем-Океаном, всколыхнули всю Кастилию. Весной и летом 1493 года в Севилью и Кадис потянулись тысячи охочих людей, готовых ради быстрой и легкой наживы пуститься на край света. Их воображение распаляли слухи о несметных богатствах Эспаньолы и Кубы, они мечтали о заморском золоте и не сомневались, что добу­дут его. Не для короны и не для Адмирала, а для себя. Им было известно: в новообретенных Индиях обитают мирные и беззащитные туземцы, которые никакого со­противления не могут оказать добрым христианам, сызмальства приученным владеть оружием.

Ведомство Фонсеки особых препон волонтерам не чи­нило. Если будущий колонист удовлетворял контролеров севильского архидиакона, если этот кандидат был «ста­рым христианином» и не возбуждал подозрений святой инквизиции, его тут же заносили в списки.

Правда, Фонсека позаботился о том, чтобы перепра­вить в Индии некоторое количество земледельцев и реме­сленников. Но людей, которые умели пахать землю, строить дома, осушать болота, добывать золото, набра­лось немного, десятков шесть.

Примерно пятьсот человек состояли в списках судовых команд. Эти люди были заняты делом и несли службу на кораблях, справляясь с ней отменным образом. На этот раз моряки вербовались не только в гаванях Андалу-зии, и доля Палоса в личном составе экспедиции была относительно невелика. Все же андалузские выходцы пре­обладали, приморские города Кадис, Сан-Лукар-де-Баррамеда, Пуэрто-де-Санта-Мария, Рота, Картайя, Малага, Могер, Лепе дали флотилии немало опытных матросов и кормчих. Севилья тоже внесла свой вклад в комплекто­вание экипажей флотилии. В плавание ушли и северя­не — главным образом люди из Страны Басков, в списках экипажей значились и генуэзские имена.

Важную роль играл капитан Антонио де Торрес; на него впоследствии Адмирал возложил очень ответствен­ную миссию — Торрес увел с острова Эспаньола в Касти­лию большую часть кораблей, надобность в которых к то­му времени миновала, и передал королевской чете прось­бы главы экспедиции о помощи. Торрес был братом быв­шей кормилицы принца Хуана, особы, которая пользо­валась значительным влиянием при дворе и прекрасно относилась к Адмиралу. К ее содействию он не раз при­бегал в трудные минуты жизни.

Моряки особых хлопот Адмиралу не доставляли, но гораздо хуже обстояло дело с прочими участниками экспе­диции. За море двинулось не менее восьмисот бойцов-волонтеров. Лас Касас писал, что записывались в экспе­дицию главным образом рыцари — идальго, — но со­временный испанский историк X. Перес де Тудела не без основания полагает, что рыцарей в экспедиции было немного, в солдаты по преимуществу вербовался всякий сброд. Гранадская война и былые смуты вынесли на поверхность массу всевозможной человеческой накипи. В одной только Севилье скопилось множество обездолен­ных и вконец обнищавших изгоев. Среди них были и «сегундоны» — младшие сыновья оскудевших рыцарей, ветераны гранадских кампаний, лишившиеся куска хлеба после окончания долгой войны, крестьяне, бежавшие от своих сеньоров, и проходимцы неведомого происхожде­ния, по которым скучали королевские галеры.

Кстати говоря, совсем недавно латиноамериканский историк П. Бойд-Боуман показал, что именно эти деклас­сированные элементы играли главную роль в заморской конкисте, именно они поставляли в Новый Свет кадры завоевателей и колонистов (47).

Но, разумеется, не обошлось и без чистокровных ры­царей — идальго. К их числу принадлежали, в частности, десятка два конников — в заморские земли был послан отряд кавалерии, которому суждено было ввергнуть в страх индейцев Эспаньолы, не имевших представления о грозных длинногривых тварях.

Кроме того, попытать счастья за морем решили и выходцы из знатных кастильских семейств. Лас Касас по­именно перечислил двадцать таких пассажиров, добавив при этом, что во флотилии было немало родовитых людей из разных городов, фамилии которых он запамятовал (77,1,346).

К этой элите принадлежали дон Хуан Понсе де Леон, родственник маркиза Кадисского, в будущем губернатор острова Пуэрто-Рико и первооткрыватель Флориды, лихой кавалер Алонсо де Охеда, племянник Фонсеки, герой гранадской войны, смелый и дерзкий авантюрист, один из зачинателей кровавой конкисты, и арагонский рыцарь Педро Маргарит, кичливый интриган, доставивший впо­следствии много забот Адмиралу.

В заморские земли королевская чета направила груп­пу должностных лиц — экономов, казначеев, контроле­ров, альгвазилов. Первостепенную роль среди них иг­рал «эконом всех островов и всех Индий» Берналь де Писа, ставленник Фонсеки, спустя полгода ставший ду­шой гнусного заговора, своевременно раскрытого Адми­ралом.

Королевская чета проявила желание обратить в истин­ную веру индейцев, коснеющих в язычестве, и с этой целью в Индии было послано шесть монахов во главе с отцом Берналем Бойлем, или Буйлем.

Бойль в прошлом подвизался в роли пустынника в од­ной каталонской обители, что не мешало ему выполнять деликатные дипломатические поручения короля Ферди­нанда. Надо полагать, что король не случайно послал Бойля в заморские края, но выбор этот оказался не очень удачным. Бойль при первой же возможности бежал из Индий, бросив на произвол судьбы своих коллег и свою паству.

Адмирал взял с собой в плавание группу соотечествен­ников, и с ним в Индии отправился младший брат его Джакомо, которого в Кастилии переименовали в Диего.

Никто из участников экспедиции не знал, что собой в действительности представляют новооткрытые земли, ни­кто и в мыслях не имел, какие опасности для людей Старого Света таят непролазные трясины и чащобы Эспаньолы, до все они денно и нощно грезили о заморском золоте и были свято убеждены, что оно само придет к ним в руки.

Казна положила им тридцать мараведи в день — плату андалузского поденщика — «хорналеро», но они беспечно пропивали свои авансы в кадисских и севильских кабаках в полной уверенности, что их тощие кошельки вскоре рас­пухнут от заморского золотого песка.

Крайне ненадежен был человеческий материал, кото­рый вез в Индии глава второй экспедиции. В этом он отдавал себе отчет, не так уж трудно было понять, чем дышат его новые спутники, но на что они способны, он убедился не в пору подготовки флотилии, а позже, во время первой зимовки на Эспаньоле.

История второй экспедиции во многом неясна. Днев­ники Адмирала (а он вел их и во втором плавании) зате­рялись в середине XVI века. Фернандо Колон и Лас Касас ими располагали, но использовали их не в той мере, как дневники первого плавания. Сохранились письмен­ные свидетельства участников экспедиции — лекаря Дие­го Альвареса Чанки, земляка Адмирала, савонского уро­женца Микеле Кунео и монаха-иеронимита Рамона Пане, автора содержательных заметок о коренных жителях новооткрытых земель.

Со слов Адмирала много интересных подробностей о второй экспедиции и о морском походе на Кубу в 1494 году записал Андрес Бернальдес. Любопытное сообщение о первых походах в глубинные области Эспаньолы содержится в письмах сицилийца Никколо Скилачо, или Силачо. В Индиях он не был, но, посетив в 1495 году Испанию, встретился там с некоторыми участниками экспедиции, и, в частности, с Педро Маргаритом, и отлич­но использовал их сведения. Не обошли молчанием вто­рую экспедицию Пьетро Мартир де Ангьера и Овьедо, оба они знали многих ее участников[66].

Однако все эти источники дают неполное представле­ние о событиях второго плавания Адмирала, и это весьма прискорбно. Вторая экспедиция была предприятием бес­прецедентного масштаба, и с ней самым непосредствен­ным образом связан начальный этап колонизации ново­открытых земель.

[66] На русском языке изданы записки Диего Альвареса Чанки, мемориал Колумба, в котором содержатся сведения о первом эта­пе экспедиции, и главы из трудов Бернальдеса и Лас Касаса, по­священные событиям второго плавания (24, 256—303).