Глава XXX

Когда дамы остались одни, королева осторожно и тактично начала разговор с Озэмой. Изабелла поста­ралась объяснить ей произошедшее недоразумение. Те­перь ей уже было ясно, что произошло: Озэма, привык­шая вызывать у себя на родине всеобщее поклонение, была уверена, что юный граф тоже в нее влюблен, к когда в минуту смертельной опасности дон Луи пода­рил ей крестик, она решила, что тем самым он с ней обвенчался, ибо, по обычаям ее родины, обмен дарами считается брачным обрядом.

Когда Озэма наконец поняла объяснения королевы, она ответила таким взрывом отчаяния, что Изабелла была потрясена.

Колумб и наш герой еще целую неделю пребывали в полном неведении. Правда, дон Луи получил от сво­ей тетки ободряющую записку, а паж Мерседес молча возвратил ему тот самый крестик, что был у Озэмы, но о том, что произошло, ему оставалось только гадать. Наконец, видимо, пришло время для объяснений — до­на Луи пригласили к маркизе.

Луи думал, что тетушка встретит его в гостиной, и был удивлен, когда там никого не оказалось. Он про­ждал более получаса, и наконец дверь отворилась и пе­ред юношей предстала Мерседес.

Девушка была крайне взволнована. Ее рука была холодна как лед, лицо то вспыхивало, то бледнело.

— Дон Луи, это я пригласила вас сюда,— загово­рила Мерседес, справившись с волнением.— Я хочу вы­яснить до конца наши чувства, чтобы не осталось ни­каких сомнений. Вас подозревали в том, что вы жени­лись на донье Озэме, вы навлекли на себя немилость королевы...

— Но, дорогая Мерседес, вы-то не думали, что я способен на подобную ложь и вероломство?

— Я была убеждена, что если бы дон Луи де Боба­дилья решился на подобный шаг, у него хватило бы мужества во всем признаться.

— Почему же вы были так холодны, почему избега­ли меня?

— Не перебивайте меня, Луи, прошу вас,— взмоли­лась Мерседес.

— Когда по моему настоянию вы отправились в это славное путешествие, вы любили меня, и только меня! И до того самого дня, когда мы узнали о вашем возвра­щении, ни одна жена не тревожилась так о своем му­же, как я о том, на кого возложила свои надежды. Но вот я услышала об Озэме, о вашем восхищении ею, а когда увидела ее, то не удивилась случившемуся и не стала ни в чем вас винить...

— Мерседес, вы ли это говорите?!

— Да, Луи, и я вас не осуждаю. Хорошо, что это случилось сейчас, до того как я стала вашей женой. Сейчас я еще свободна, передо мной еще открыты во­рота монастыря... Нет, не перебивайте меня, Луи! Я смиряюсь, ибо так угодно Богу. Я буду молиться за

вас и за Озэму...

- Мерседес, все это так невероятно, так бессмыс­ленно!..

- А теперь самое главное. Озэма заболела и до сих

пор больна. Ей грозит смерть. Но вы, Луи, можете под­нять ее, это в вашей власти. Повидайтесь с ней! Ска­жите, что обвенчаетесь, и священники сегодня же со­вершат брачный обряд!

- И это говорите мне вы! — воскликнул дон Луи.

— Но вы же не можете жениться на мне, любя дру­гую!

Луи вскочил и взволнованно зашагал по комнате, наконец, овладев собой, он снова сел, взял руку Мер­седес в свою и заговорил:

— Мерседес, любимая, послушайте меня! Вы долж­ны знать, что при всем моем легкомыслии и недостат­ках я никогда не был лицемером. Я никогда не посту­пал наперекор своему сердцу. Вы для меня — единст­венная!

— Я не верю, что вы сможете когда-либо забыть ту, кто, рискуя собой, спасла вам жизнь.

— А вы, Мерседес, разве не поступили бы так же?

— Я хотела бы поступить так же,— ответила Мерсе­дес со слезами на глазах,— а вот смогла бы — не знаю!

—  Конечно, смогли бы, я знаю вас и не сомневаюсь!

Мерседес снова умолкла и погрузилась в глубокую

задумчивость.

— Хорошо, Луи,— сказала она наконец.— Пойдемте со мной к Озэме. И если, увидев принцессу, вы решите взять свои слова обратно, я все равно буду за вас мо­литься всегда, всегда...

Войдя к больной, Луи невольно вздрогнул: так силь­но болезнь и горе изменили ее черты. Румянец исчез с ее лица, глаза горели неестественным блеском. Она была так слаба, что могла сидеть, лишь опираясь на по­душки.

Граф почтительно взял руку юной индианки и по­целовал ее с чисто братским сочувствием.

— Как видите, Озэма больна и слаба,— обратилась к нему королева.

— Боюсь, что наш климат вообще не подходит бед­ным гаитянам,—ответил дон Луи.—Я слышал, многие из тех, что прибыли сюда, уже заболели и вряд ли по­правятся.

— Это правда, дон Христофор? — спросила Иза­белла.

— Увы, сеньора, по-видимому, да,— ответил Ко­лумб,— Но мы заботимся об их душах. Все они уже окрещены, осталась одна Озэма.

—  Сеньора! — сказала Изабелле маркиза де Мойа.-- Озэма только что шепнула мне, что не примет креще­ния, если Мерседес и Луи не будут прежде обвенчаны в ее присутствии.

— Какое бессмысленное желание! Будем надеяться, что это только каприз.

—  Не думаю,— возразила донья Беатриса.

— Право, не знаю, что делать,— проговорила коро­лева.— Жестоко было бы лишать ее благодати креще­ния, но требовать такой неприличной поспешности от твоего племянника и твоей воспитанницы тоже нельзя!

— Что касается племянника, сеньора, то его, я ду­маю, ничто не смутит, но за Мерседес не поручусь.

— Конечно,— согласилась королева,— девушка ее положения должна иметь время, чтобы подготовиться к священному обряду.

— Но ведь многие обходятся и без этого, сеньо­ра! — лукаво заметила маркиза.— Было время, когда это не остановило бы дона Фердинанда Арагонского и донью Изабеллу Кастильскую!

—  Полно, Беатриса!.. Впрочем, пригласи донью Мер­седес в мой кабинет, я с ней поговорю.

— Дочка,— начала королева, когда они с Мерседес остались одни,— надеюсь, теперь между вами с графом де Лиерра не осталось недоразумений. Для тебя случив­шееся было жестоким испытанием. Но сейчас я хочу поговорить с тобой об Озэме. Ты знаешь приговор вра­чей — ей недолго осталось жить.

— Ах, сеньора, какая жестокая судьба! Умереть на чужбине, в расцвете красоты, с сознанием неразделен­ной любви!

— Если она примет крещение,— сказала королева,— вряд ли найдется хоть одна душа, более достойная рай­ского блаженства. Но это до некоторой степени будет зависеть от тебя, дитя мое. Ты согласна обвенчаться с графом немедленно, для того чтобы Озэма приняла крещение?

При всей своей любви к Луи Мерседес пришлось выдержать нелегкую борьбу с собой, прежде чем она сумела решиться на столь значительный шаг.

Когда Мерседес дала согласие, Изабелла послала пажа предупредить маркизу, а затем вместе с девуш­кой опустилась на колени, и более часа они провели В молитвах.

В таком настроении королева и Мёрседес подошли к дверям часовни, куда незадолго до этого перенесли вместе с постелью и Озэму, и венчание началось.

По желанию короля посаженным отцом Мерседес был Колумб, а сам Фердинанд оказал эту честь Луи. Изабелла оставалась в стороне, у постели Озэмы, и внимательно следила за юной гаитянкой в течение все- го венчания. Озэма не сводила глаз с архиепископа и новобрачных, и слезы лились по ее бледному, но все еще прекрасному лицу.

— Где крест? — взволнованно спросила она, когда Мерседес подошла и склонилась над ней, чтобы поце­ловать.— Дайте крест!

Мерседес сняла с груди своего мужа тот самый кре­стик и вложила в руку принцессы.

— Значит, крестом не женятся,— пробормотала гаи­тянка.—Тогда скорей сделайте Озэму христианкой!

Обряд длился недолго.

— Теперь Озэма христианка? — спросила девушка наивно и просто.

— Да, дочь моя,— ответил прелат.

— Тогда пусть Луи женится на Озэме, второй жене, младшей!

Изабелла горестно застонала, а Мерседес, обливаясь слезами, упала на колени и начала горячо молиться за спасение души больной. Один архиепископ отнесся к наивности принцессы без всякой жалости и снисхож­дения.

— Ты высказала греховное желание! Ни один хри­стианин не может иметь двух жен!

— Пятьдесят жен, сто жен может быть у милого Луи!

— Нет, нет, тысячу раз нет! Несчастная, заблудшая душа! Сам твой вопрос осквернил эту часовню...

— Довольно, сеньор архиепископ,— оборвала его маркиза.— Она вас больше не слышит. Ее чистая душа отлетела к более милосердному судье, нежели вы.

Да, Озэма умерла. Пораженная жестокими слова­ми, не в силах разобраться в путанице новых церковных догм и старых туземных представлений, она скончалась, когда рухнула ее последняя надежда на счастье.