Глава XVIII

В субботу 15 сентября маленькая флотилия Колум­ба находилась в десяти днях пути от острова Гомера. С тех пор как моряки в последний раз видели землю, прошло уже шесть дней. Всю неделю матросов одоле­вали горестные предчувствия, но постепенно они привыкли к пустынному океану и уже не выражали своего неДовольства так открыто, как в первые дни. Чувства словно заснули, убаюканные монотонностью плавания, однако по любому поводу все старые страхи готовы были пробудиться с новой силой. Ветер держался слабый, но благоприятный, работы на судах было не­много, и никто не подозревал, что каравеллы проходят за сутки почти по сто миль.

Адмирал и дон Луи настолько свыклись друг с дру­гом, что стали неразлучны. Вместе они без конца об­суждали каждую пройденную милю, делились друг с другом своими надеждами, и постепенно Луи начал вни­кать во все тонкости кораблевождения.

В тот субботний вечер Колумб и его мнимый секре­тарь, стоя на полуюте, как обычно разговаривали о со­бытиях дня.

— Вчера вечером с «Ниньи» нам что-то сообщили,— заметил юноша.— Я сидел в каюте над судовым журна­лом и ничего не слышал. Вы знаете, что там у них стряслось, дон Христофор?

— Ничего особенного,— отозвался Колумб.— Про­сто матросы заметили двух птиц, о которых говорят, будто они никогда не улетают далеко от берега. Воз­можно, где-то поблизости есть острова, но мы не можем терять время на поиски: открытие группы мелких ост­ровов было бы слишком скудным вознаграждением, когда впереди нас ждет целый материк!

—  А как обстоит дело с компасами? Стрелки по- прежнему отклоняются?

— По-прежнему, и даже еще значительнее. Больше всего я боюсь за матросов: как-то они себя поведут, когда узнают об этом непостижимом явлении...

Крик вахтенных прервал их беседу: ослепительная вспышка внезапно озарила океан. Огненный шар пе'ре- сек небосвод и как будто канул в волны за чертой гори­зонта. За этой вспышкой наступила жуткая в своей не- проглядности тьма. Это был всего лишь метеор, но та­кой огромной величины, какой немногим доводилось ви­деть хоть раз в жизни. Суеверные моряки, конечно, при­няли его за очередное знамение — одни за доброе, дрУ* гие за неблагоприятное.

— Похоже, наше путешествие привлекло внимание всех стихий и прочих высших сил, дон Христофор! — воскликнул Луи.— Что бы ни значили эти знамения, они предвещают нечто необычайное!

— До чего же слаб человеческий разум,— вздохнул Колумб.— Стоит ему выйти за пределы привычных по­нятий, и он начинает видеть знамения в самых обыкно­венных переменах погоды! Метеоры падают довольно часто, особенно в низких широтах, и нам они ничего не могут предвещать.

Несмотря на то что адмирал уже рассказывал мат­росам о метеорах, этот случай произвел на команду сильное впечатление, и горячие споры о нем шли всю ночь.

16 сентября был день воскресный. Погода для сен­тября стояла превосходная. Радость и надежда возро­дились во всех сердцах, а тут еще марсовые весело за­кричали, указывая на какие-то предметы слева по бор­ту. Каравеллы слегка изменили курс и через несколько минут оказались среди скоплений морских водорослей, растянувшихся на многие мили. Матросы шумно при­ветствовали столь несомненный признак близости земли. Те самые матросы, которые лишь недавно находились на грани отчаяния, сейчас радовались, как малые дети.

Среди водорослей плавало множество тунцов, и мат­росам с «Ниньи» посчастливилось загарпунить одного. Даже самые угрюмые из матросов и те обнимались с товарищами, принимая участие в общей радости.

—  А вы тоже разделяете их надежды, дон Христо­фор?— спросил Луи.— Неужели морская трава дейст­вительно означает, что Индия уже недалеко?

—  Нет, люди ошибаются,— отозвался Колумб.— Мы прошли не более трети нашего пути. Аристотель упоми­нает о том, что некоторые суда, вышедшие из Кадиса, были отнесены бурей далеко на запад и встретили в океане обширные, покрытые водорослями пространст­ва[30], где изобиловали тунцы. Должно быть, вы знаете, что эта рыба, по словам древних, видит правым глазом лучше, чем левым, а потому, проходя через Босфор, стаи тунцов держатся ближе к правому берегу, а возвраща­ясь из Понта Эвксинского[31],— ближе к левому.

Никакой земли на горизонте не было видно. Кара­веллы продвигались вперед со средней скоростью около пяти миль в час, обходя стороной поля водорослей, вре­менами они оказывались прямо под килем, но это почти не замедляло хода. Что касается адмирала, то он на­столько был увлечен своими мечтами о великих геогра­фических открытиях, полон такой решимости довести свое дело до конца, что скорее боялся, чем надеялся встретить здесь какой-либо остров.

За сутки каравеллы прошли в западном направлении более ста миль и теперь находились почти на полпути от меридиана, отделяющего западную часть Атлантиче­ского океана от восточной, то есть гораздо ближе к Аф­рике, чем к Америке. Ветер сохранялся постоянный, оке­ан был спокойным, как озеро, и все три судна шли в тесном строю, для чего на более быстроходной «Пинте» уменьшили парусность.

На следующий день после встречи с водорослями — это был понедельник 17 сентября, или восьмой день пла­вания в открытом океане,— во время послеполуденной вахты Мартин Алонсо Пинсон окликнул кормчего «Сан­та Марии» и дал ему знать, что, когда солнце склонит­ся к закату, он и кормчий «Ниньи», брат его, Винцент Янес, намерены произвести измерения, чтобы проверить точность магнитных стрелок их компасов, и что жела­тельно было бы, чтобы эта проверка была произведена одновременно на всех трех судах.

В то время как шли эти переговоры, Колумб и дон Луи отдыхали в своей каюте. Санчо, слышавший пере­говоры, незаметно прокрался в адмиральскую каюту и разбудил адмирала.

— Сеньор адмирал,— сказал Санчо,— все кормчие на палубе и готовятся произвести измерения солнца, вы­жидая только, чтобы оно опустилось достаточно низко. Как только выяснится, что магнитные стрелки уклони­лись в сторону, можно опасаться серьезных волнений среди экипажа, так как всякий моряк верит в свой ком­пас, как прелат в требник^[32]. Сейчас наши люди в хоро­шем настроении, но как только они узнают о компасе — прощай все их спокойствие и миролюбие!

Минуту спустя и адмирал, и дон Луи были уже на палубе. Кормчие, видя, что адмирал не собирается при­бегнуть к помощи своего компаса и своей астролябии, остались довольны, чувствуя себя польщенными дове­рием адмирала, который этим показывает, что вполне доверяет их знаниям. Раньше других окончил свои вы­числения Мартин Алонсо, и Колумб, стоя на юте «Санта Марии», увидел, как этот опытный старый моряк со сму­щенным видом переходил от одного компаса к друго­му, и спустя несколько минут шлюпки с «Пинты» с од­ной стороны и с «Ниньи» — с другой почти одновремен­но пристали к адмиральскому судну, и оба кормчие, поднявшись на борт адмиральского судна, поспешно на­правились к Колумбу.

— Что значит ваша поспешность, Мартин Алонсо? — спокойно спросил его Колумб.— Почему это у вас и у брата, а также у этих двух кормчих такие возбужден­ные лица, как будто вы имеете сообщить мне какую- нибудь особенно радостную новость?

— Ах, сеньор адмирал,— со вздохом ответил Мар­тин Алонсо,— едва ли нашу новость можно назвать ра­достной. Мы с братом сравнили наши астролябии и убе­дились, что магнитные стрелки компасов уклонились чуть ли не на целую четверть от настоящего севера.

— Это поистине удивительно,— согласился Ко­лумб,— но, быть может, вы сделали какую-нибудь ошиб­ку в своих наблюдениях или сбились в вычисле­ниях?

— Наш рулевой еще вчера говорил мне, что в ночь, когда он стоял на вахте, его компас не согласовывался с Полярной звездой! —сказал Винцент Янес.

— И другие говорят, что это странное явление уже было замечено ими с тех пор, как мы очутились среди этих трав,— заметил рулевой Руис.

— Все это, может быть, и так, как вы говорите, но это еще не есть беда, господа,— спокойно сказал Ко­лумб.— Всем нам известно, что небесные светила имеют движение: одни более или менее постоянное и регуляр­ное, другие — нерегулярное. Возможно, что астрономы откроют, что Полярная звезда совершила какую-нибудь эволюцию, какое-нибудь уклонение от своего обычного движения, быть может, только временное, и потом зай­мет свое прежнее положение. В этом нет ничего невоз­можного или невероятного. Поэтому прошу вас всех, господа, внимательно наблюдать сегодня ночью и все последующие ночи также, а назавтра повторить свои измерения. Быть может, нам удастся доказать, что мы сделали новое открытие в области науки.

Слушая Колумба и видя его совершенно спокойным, все эти люди, верившие в его огромную ученость, в его опыт и всесторонние знания, удовольствовались разъяс­нением феномена и до поры до времени успокоились. Но если слова Колумба казались достаточно убедительны­ми этим сравнительно развитым и просвещенным моря­кам, то экипажу, состоявшему из суеверных и неученых моряков, они не могли внушить доверия. Как только экипажи судов узнали, что магнитные стрелки стали уклоняться от своего надлежащего направления, ужас, близкий к отчаянию, охватил всех этих людей. В этом случае Санчо Мундо оказал адмиралу огромную услугу: он клялся и божился, что ему уже случалось не раз быть свидетелем подобного явления и что оно никогда не имело никаких дурных последствий.

— Кроме того, все вы сможете убедиться в том,— говорил он товарищам,— что это происходит оттого, что Полярная звезда находится в движении. Заметьте се­годня хорошенько степень отклонения стрелок, и если завтра или послезавтра она увеличится, то ясно, что звезда перемещается: ведь все мы видим, что компасы- то наши остаются неподвижными.

Таким образом ловкому Санчо удалось убедить гро­мадное большинство матросов в том, что всего разумнее выждать результатов наблюдений, а не затеивать от­крытого бунта раньше времени.

—  Ты действовал превосходно, Санчо,— сказал ему Колумб, когда час спустя этот матрос незаметно про­шел к нему в каюту, чтобы уведомить адмирала о на­строении умов его товарищей в данное время.— Напрас­но только ты клялся им, что уже много раз был свиде­телем подобного явления. Я плавал по всем морям, ка­кие только известны. Я всегда тщательно производил свои наблюдения и вычисления, но мне никогда не при­ходилось замечать, чтобы компасная стрелка уклоня­лась от Полярной звезды. Кроме того, ты не можешь от­рицать, что сам был крайне встревожен, когда впервые констатировал это странное уклонение.

— Да, когда я впервые заметил, то был действитель­но не на шутку встревожен этим фактом, и этому была причина: я думал тогда, что надежда когда-либо вер­нуться в Испанию и вновь увидеть Могер настолько же слаба, как надежда разыскать Катай при подобных ус­ловиях. Но что я много раз видел это уклонение стре­лок компаса, так разве это неправда? Припомните только, ваше превосходительство, когда я вам в первый раз сказал об этом. В субботу, пятнадцатого числа, се­годня у нас понедельник, семнадцатое число. Сколько же раз за это время я наблюдал это уклонение? Раз два­дцать! Нет, мало! Раз двести, быть может, то есть каж­дый раз, как взглядывал на компас,

—  Ну, довольно, довольно, Санчо! Я вижу, что твоя совесть покладиста, а ум достаточно изворотлив. То и другое может быть очень полезно и тебе, и другим. По­ка старайся поддерживать спокойствие духа в товари­щах, а я твоей службы не забуду.

На другой день матросы всех трех судов с величай­шим любопытством и нетерпением ожидали результатов наблюдений. Ветер, хотя и не сильный, был тем не ме­нее благоприятный, и так как эскадра, кроме того, по­пала еще в течение, увлекшее ее к западу, то в эти сут­ки суда прошли свыше ста пятидесяти миль, благодаря чему степень уклонения стрелки довольно заметно уве­личилась, что являлось, так сказать, подтверждением предположений, высказанных Колумбом, и все стали верить, что звезда перемещается, а стрелки компаса продолжают непогрешимо делать свое дело.

Трудно сказать, насколько сам Колумб заблуждался в этом отношении. В те времена причины отклонений магнитной стрелки компаса еще не были известны, и Колумб мог с большим вероятием предполагать, что не­бесное светило изменило свое движение, как и то, что компас утратил свои свойства.

Поутру отклонение магнитной стрелки выразилось еще более ясно. Море, на большом протяжении покры­тое водорослями, и еще кое-какие признаки и приметы, казалось, подтверждали близость земли. Так как море было спокойным, как тихое озеро или пруд, то суда эс­кадры могли идти на расстоянии всего нескольких саже­ней друг от друга.

— Сеньор адмирал,— сказал Мартин Алонсо,— мне кажется, что эти водоросли походят на те, что растут обыкновенно у устьев больших рек, и эта гладь поверх­ности моря тоже как будто говорит о близости реки.

—  Проверить это предположение нетрудно: пусть за­черпнут ведром воды из моря, а мы попробуем ее на вкус.

Пепе опустил на веревке ведро, и вместе с клочком водорослей вытащил небольшого краба.

— А вот вам и еще одно доказательство близости земли!—воскликнул Колумб, держа краба между ука­зательным и большим пальцами правой руки.— Эти жи­вотные никогда не удаляются дальше, чем на восемьде­сят лье от берега. А вот там летит одна из тех белых птиц, которые никогда не ночуют на воде. Что меня осо­бенно радует,— добавил Колумб,— так это то, что все эти признаки идут и плывут к нам с запада.

На всех трех судах раздались веселые возгласы. Все верили в близость земли. Сотни уст тянулись к ведру с водой, и всем казалось, что эта вода менее солона, чем обыкновенная морская. Всеми овладела такая дет­ская радость, что все тревоги и сомнения, вызванные

отклонением компасных стрелок, были совершенно за­быты. Даже сам Колумб, поддавшись общему увлече­нию, поверил, что он близок к какому-нибудь большому острову, лежащему на полпути между Европой и Ази­ей. Уступая желанию экипажей, адмирал приказал по­ставить паруса на судах по ветру, и все суда пошли, об­гоняя друг друга, на розыски предполагаемого остро­ва. Вскоре они растянулись на значительное расстояние друг от друга. «Пинта» опередила все остальные, и весь день на судах царили радость и веселье.

Кругом был все тот же безбрежный океан.