Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Культура колониальной Мексики

Сборник ::: Культура Мексики ::: Селиванов В.Н.

Высадка конкистадоров Эрнана Кортеса в устье р. Табаско в марте 1519 г. и последовавшее за этим стремительное завоева­ние древних индейских государств, располагавшихся на террито­рии современной Мексики, означало столкновение самобытных индейских культур с одним из вариантов европейской гуманисти­ческой культуры XVI в.— с окрашенной религиозной мистикой испанской культурой. «Поразительное зрелище процветающей культуры... неведомой прежде и столь многим отличавшейся от привычного облика культуры западноевропейской, оказалось вы­ше понимания испанского конкистадора и миссионера. И конки­стадор, и миссионер увидели в представших им чудесах несом­ненное проявление злой воли некоего сверхъестественного сущест­ва, демона, заклятого врага рода человеческого. Уничтожение плодов дьяволова промысла явилось логическим результатом таких представлений: люди креста и меча принялись громить все и вся с усердием, достойным лучшего применения. Индейские цивили­зации были умерщвлены. Когда самые рассудительные задума­лись о содеянном и осознали совершенную ими ошибку, ущерб оказался уже невосполнимым. Тогда попытались спасти из руин хоть что-нибудь и собрать у переживших разрушение то, что осталось из познаний, навыков, сокровищ духа, чтобы использо­вать эти осколки при организации нового общества, которое укоренилось бы на древних землях, но примыкало бы к христи­анскому миру. Так обстояло с делом образования, когда оно на­ходилось в руках миссионеров»1.

Итак, вслед за колонизацией физической, территориальной, насильственно проводившейся конкистадорами в Новой Испа­нии — так назвали обширные земли, куда первым вторгся Эрнан Кортес.— следовала колонизация в сфере духовной жизни, куль­туры. Коль скоро в официальной Испании той эпохи она разви­валась прежде всего в русле христианско-католической доктрины, то, естественно, и в колониях по следам вооруженных завоевате­лей шли миссионеры-монахи католических орденов, хорошо орга­низованные, прекрасно владевшие традиционными видами идеоло­гического оружия, но использовавшие и индейские элементы культуры. К концу XVI в. в вице-королевсгве Новая Испания действовали около 1000 францисканцев, 600 доминиканцев, 800 августинцев, 400 иезуитов и 450 монахов других орденов; за 75 лет колонизации ими было учреждено около 400 монастырей, являвшихся опорными пунктами миссионерской работы католи­ческой церкви2, О необычайной ицтенсивности этой работы свидетельствует один из выдающихся руководителей колонизации Новой Испании — епископ Хуан Сумаррага, сообщавший в Испа­нию, что одни лишь францисканцы обратили в христианство за 1524—1531 гг. 1 млн. индейцев 3.

Конечно, наиболее дальновидные представители духовенства, действовавшие в Новой Испании, понимали, что эффективным средством распространения и закрепления норм христианства среди местного населения стало бы систематическое расширение сети церковных школ, где учились бы будущие поколения под­данных испанской короны, исповедующие римско-католическую веру. Так, одной из основных форм культурной жизни в первые десятилетия существования вице-королевства Новая Испания ста­ла организация образования для индейцев: в XVI в. школы были почти столь же многочисленны, как и монастыри4. Однако особое место в становлении специфического института системы колони­ального образования для местного населения принадлежит фран­цисканскому монаху Петеру Гентскому (Педро де Ганте), от­крывшему первую школу такого типа еще в 1523 г. в Тескоко. Вершиной его педагогической деятельности считается работа школы «Сан Хосе де Белен де лос натуралес» в Мехико, которую Петер Гентский открыл в 1529 г. и которой руководил до своей смерти (1572). Мексиканский автор Гарсиа Икасбальсета пишет: «Он собрал до тысячи индейцев, которые получали религиозное и гражданское образование. Позднее он добавил изучение латыни, музыки и пения, что приносило большую пользу духовенству, ибо школа готовила музыкантов и певчих для многих церквей. Не удовлетворившись этим, он собрал также и взрослых индей­цев, которые обучались искусствам и ремеслам. Он поставлял церквам писаные или изваянные изображения святых, шитые облачения, иногда с отделкой из перьев, в которой так искусны индейцы, а также кресты, подсвечники и многие другие предме­ты, необходимые для отправления служб; эти ученики делали не меньше, чем мастера при сооружении церквей, ибо в той школе у него были живописцы, скульпторы, резчики по камню, столяры, вышивальщики, портные, сапожники и другие мастера» 5.

Другим примечательным учебным заведением для индейцев был организованный в 1536 г. вице-королем Антонио де Мендо­са и епископом Сумаррагой в Мехико колледж «Санта Крус де Тлателолько». Некоторые мексиканские исследователи считают этот колледж самым выдающимся из образовательных учрежде­ний, созданных для индейцев. Главной его задачей, по замыслу основателей, было формирование послушной испанцам индейской «элиты», которая проводила бы в массах местного населения угодную завоевателям политику: в колледж принимались сыновья касиков и других представителей индейской знати, с тем чтобы аристократия аборигенов смогла принять участие в «цивилиза­торской деятельности», проводившейся метрополией. Индейские мальчики, принимавшиеся в колледж «Санта Крус де Тлателолько» в возрасте 10—12 лет, изучали не только основы христиан­ского учения, чтение и письмо на испанском языке, но также предметы, которые в соответствии со средневековой традицией относились к высшему образованию (латынь, риторика, музыка, логика, философия); преподавалась также индейская медицина. Руководство и преподавание в колледже осуществляли виднейшие представители науки той эпохи: историк и гуманист Бернардино де Саагун (1500—1590), миссионер-полиглот Гарсиа де Сисне­рос (ум. 1537), выпускники Парижского университета Жуан де Гаона (1507—1560) и Жуан де Фоше (ум. 1556) и др.6 Колледж просуществовал до последних десятилетий XVI в. и в значитель­ной мере выполнил задачу, поставленную перед ним его основа­телями: из стен этого учебного заведения вышло немало индей­ских губернаторов, алькальдов, педагогов, помощников миссионе­ров, которые активно помогали испанцам в их «цивилизаторской деятельности». Для тех же целей в 1586 г. иезуитами был создан колледж «Сан Грегорио Магно», куда принимались сыновья ин­дейской знати, но масштабы его деятельности оказались гораздо более скромными.

В тот же период создаются учебные заведения для новой со­циально-этнической прослойки — метисов. Наиболее известен ос­нованный в 1547 г. по инициативе вице-короля Мендосы и епис­копа Сумарраги колледж «Сан Хуан де Летран», «где учились многие мальчики — сыновья испанцев и индеанок, оставшиеся сиротами» 7.

Впрочем, интерес колониальной светской и церковной админи­страции к организации и деятельности специальных учебных за­ведений для индейцев и метисов в конце XVI в. заметно падает, а затем и пропадает вовсе. Дело здесь, по-видимому, в том, что эти школы выполнили свое назначение и надобность в них мино­вала. Ценой огромных жертв со стороны индейского населения и почти полного уничтожения их культуры «крестом и мечом» за­дачи колонизации на рубеже XVI и XVII вв. были в основном достигнуты: в Новой Испании сложилась специфическая эконо­мическая и социально-политическая организация, обеспечивав­шая беспощадную эксплуатацию метрополией обращенных в хри­стианскую веру индейцев. Что касается политики испанской ко­роны по отношению к касикам и другим представителям тузем­ной аристократии, то ее лучше всего характеризуют многочис­ленные законодательные акты, направленные на ограничение полномочий индейских старшин.

Определенную роль в сохранении остатков индейской культу­ры сыграли наиболее просвещенные, а значит, и дальновидные представители католической церкви. Они выступали как защит­ники индейцев — носителей этой культуры — от полного физиче­ского истребления их конкистадорами. Правда, па наш взгляд, действия известного миссионера-францисканца Бартоломе де Лас Касас и его единомышленников в защиту индейцев были продик­тованы не неким «чистым» или «идеальным» гуманизмом: эти действия свидетельствовали о понимании того, что массовое ист­ребление индейского населения подрывало сами основы колони­ального режима, противоречило его главным целям, коль скоро в условиях господства феодальной земельной собственности она имела ценность лишь тогда, когда землевладелец располагал не­обходимой для ее обработки зависимой рабочей силой. Однако, подчеркивают исследователи из ГДР В. Марков и М. Коссок, «даже те жестокие обвинения, которые Лас Касас бросил в ад­рес конкистадоров и их потомков в своем «Кратком рассказе о гибели Индий», не были в действительности отрицанием колони­ализма. Вся концепция Лас Касаса в конечном счете представля­ла собой лишь один из методов теоретического обоснования необ­ходимости колониальной экспансии Испании» 8.

Вице-королевство Новая Испания постепенно сформировалось в новое, специфическое в этническом и культурном отношении колониальное общество, вобравшее в себя как навязанные испан­цами черты западноевропейской культуры, так и неистребленные наиболее стойкие черты культуры аборигенов. В итоге взаимо­проникновения, ассимиляции сложилась принципиально новая — мексиканская культура, в которой присутствие богатой и само­бытной индейской традиции обусловливает ее неповторимость.

Как это ни кажется парадоксальным, в какой-то мере сохра­нению индейской традиции способствовали и католические мис­сионеры, ибо для успеха своего дела они волей-неволей вынуж­дены были приспосабливаться к местным условиям. Необходимо было преодолеть языковый барьер — и миссионеры терпеливо изучают индейские языки, чтобы затем на этих языках пропове­довать христианскую доктрину. Необходимо было преодолеть барьер разницы представлений о мироздании — и миссионеры приспосабливаются к индейскому пантеизму, к устоявшемуся в индейской среде понятию о мироздании. И по сей день сохраня­ются составленные миссионерами грамматики и словари индей­ских языков, по сей день католические обряды в Мексике сохра­няют яркие черты древнеиндейского пантеизма. Как пишет вид­ный советский исследователь В. Н. Кутейщикова, «на всем кон­тиненте едва ли найдется другая страна, где участие коренных обитателей в формировании нации началось бы так рано и сыг­рало бы такую громадную, неуклонно возраставшую роль, как в Мексике» 9.

Пожалуй, наиболее четко появление этой новой — мексикан­ской культуры засвидетельствовано в произведениях искусства, относящихся к первым десятилетиям колониальной эпохи в Мексике. Они предназначались для обращения индейских душ в христианство: это были церковные и монастырские здания, их убранство, росписи, утварь. Хотя созданием этих произведений руководили европейцы, индейские мастера в каждом ударе рез­ца, в каждом взмахе кисти, в прикосновении пальцев оставляют легко распознаваемые отпечатки своей, индейской традиции. Как писал мексиканский исследователь Антонио Кортес, «храмы и монастыри с их фасадами, их колокольнями, их колоннами, ка­федрами, исповедальнями, их порталами и лестницами; кресты с их рельефами и надписями, настенные фрески — короче, все, что было построено в первые дни конкисты, показывает руку индей­ского мастера, который мало-помалу изменял идею и манеру ис­полнения произведений, продиктованных испанцами, до тех пор, пока не запечатлел в этих произведениях нечто равнодействую­щее, как если бы оно произошло от смешения душ, от смешения разных кровей. Из этой равнодействующей родилось обнаружива­ющее бесспорную оригинальность колониальное искусство, кото­рое уже не является испанским (или по крайней мере уже не является полностью испанским)» 10.

Появление в Новой Испании такого важного элемента куль­турной жизни, как печатное дело, вначале также было обуслов­лено потребностями католической церкви. «Именно нужды рас­пространения христианского учения среди новых подданных Испании заставили серьезно подумать о печатании учебников закона божьего»11. Будучи в Испании в 1533 г., первый епископ Мехико X. Сумаррага хлопотал о посылке в Новую Испанию пе­чатного станка и оборудования для производства бумаги. По-ви­димому, он преуспел в своих хлопотах, поскольку есть сведения о напечатании в Мехико книги духовного содержания «Райская лестница» (1535). Однако достоверные данные, зафиксированные в документах Совета по делам Индий, содержат полное название другой книги, изданной в 1539 г.: «Самое краткое изложение христианского учения на языках мексиканском и кастильском, содержащее самое необходимое из нашей святой католической веры для употребления здешними уроженцами индейцами и спа­сения их душ.— Напечатано... по указанию дона Хуана Сумарраги, первого епископа этого великого города Теночтитлана-Мехико в Новой Испании... в доме Хуана Кронбергера в год тысяча пятьсот тридцать девятый. Двенадцать листов ин-кварто». Хуан (Иоганн) Кронбергер был немецким печатником, обосновавшимся в Севилье, и это первое, достоверно вышедшее в Мехико его из­дание было отпечатано «по просьбе нашего вице-короля Новой Испании и епископа Мехико» в мастерской подчиненного X. Кронбергера ломбардца Хуана Паблоса (Паоли). Последний работал в новоиспанской столице до конца своей жизни (1561).

Книгопечатание нашло в Новой Испании благодатную почву: уже в XVI в. в Мехико работали 12 печатников. Историки печат­ного дела в Мексике отмечают прекрасное качество книг, вышед­шие из мастерской уроженца Хаэна Антонио де Эспиноса (ра­ботал в 1558—1576 гг.); тяжелая готическая печать, разнообразие литер, превосходные гравюры, виньетки и т. п.,— а также из мастерской выходца из Руана Пьера Ошара (работал в 1562— 1592 гг.). Наиболее обильны по количеству были издания мастер­ской француза Пьера Байи (работал в 1574—1608 гг.) 12.

В начале XVII в. география книгопечатания в Новой Испа­нии расширяется: уже до 1640 г. два печатника работали в Пуэ- бле. Отметим, что на пути развития печатного дела стояли много­численные бюрократические рогатки: для напечатания любой книги необходимо было добиться лицензии епископа и специаль­ного разрешения вице-короля, если же в книге речь шла о чем- либо, касающемся американских колоний Испании, то надо было еще получить специальное постановление Совета по делам Ин­дий, разрешающее публикацию 13.

Тем не менее число изданий, осуществленных в Новой Испа­нии в вице-королевскую эпоху, составляет свыше 11 тыс. (XVI в.-231, XVII в.- 1845, XVIII в.- 7757, 1801-1821 гг.— 2454). Тиражи, впрочем, были небольшими, и, несмотря на ввоз книг из Европы, их постоянно не хватало; книга оставалась ред­кой и дорогой. Порой одна-две книги служили учебным пособием целому колледжу, так что ученикам приходилось снимать руко­писные копии 14.

Что касается содержания книг, издававшихся в Новой Испа­нии, то уже в XVI в. оно было весьма разнообразно: азбуки для обучения чтению на языках тараско (1559), испанском, нахуатль, чучон; грамматики языков тараско (1558), латинского, чиапатеко, поке, целталь, чинантеко, нахуатль, сапотека, миштека; сборники произведений античных классиков; изложение христианского учения на испанском и многих индейских языках; философские и теологические трактаты; труды по медицине (1570) и хирур­гии. Многочисленными были издания литургических текстов и руководств по отправлению католических обрядов. Гораздо мень­ший объем составляли книги научного, исторического и литера­турного содержания. Зато обязательно издавались указы и по­становления королей Испании и вице-королей Новой Испании. Позднее, в XVII в., заметное место среди местных изданий стали занимать большие хроники: Бургоа, Гонсалес де ла Пуэнте, Грихальва, Басаленке, Медина, Флоренсиа, Бетанкур и др. На­чало периодической печати в Новой Испании относится еще к середине XVI в., когда стали печатать так называемые летучие листки (листовки), содержавшие экстренные сведения по поводу чрезвычайных событий — сражений, землетрясений, кончины мо­нархов и т. п. Так, в 1541 г. «дом Хуана Кронбергера» выпустил 4 листка — «Известия об ужасном землетрясении, которое ныне вновь приключилось в городе Гватемале», а в 1637 г. в печатной мастерской Франсиско Сальваго вышло «Подлинное сообщение об известиях, доставленных к нашему двору из Германии, Фландрии,

Италии, Наварры и других частей королевства в течение этого года15.

Уже в первые же десятилетия после водворения испанцев в Мексике обнаружилась настоятельная необходимость организации учебного центра подготовки квалифицированных кадров для раз­ветвленного бюрократического и церковного аппарата, управляв­шего Новой Испанией. Для этого в колонию был перенесен за­падноевропейский опыт создания университетов, сыгравших огромную роль в средневековой феодальной Европе. После на­стойчивых ходатайств вице-короля Антонио де Мендоса в 1551 г. король Филипп II (в качестве регента) и королева-мать подписа­ли указ о создании университета в Мехико, даровав ему приви­легии, которые имел старейший из испанских университетов в Саламанке (основан около 1230 г.). Королевский и папский уни­верситет в Мехико стал «главным университетом» Новой Испа­нии. Он был открыт чрезвычайно торжественно. Ежегодная суб­сидия этому учебному центру составляла 1000 песо золотом16. В первые годы университет в Мехико имел кафедры латинского языка, риторики, философии, канонического и гражданского пра­ва, богословия, медицины, изящных искусств. В 1580 г. открылась кафедра индейских языков. За исключением ректора и двух профессоров, все преподаватели были лицами духовного звания. Преподавание велось на интернациональном для средневековой европейской науки латинском языке. Университет имел право присуждать ученые степени бакалавра, лиценциата и доктора, а по богословию — также и маэстро 17.

Как и в современных университетах Европы, вся система об­разования в университете Мехико была строго регламентирована; над изучением всех предметов довлели догмы схоластики и томиз­ма; физика изучалась в рамках доктрины Аристотеля, естествен­ная история — Плиния, преподавание математики ограничивалось Эвклидовой геометрией. Мексиканский историк пишет: «Теоло­гия, философия и даже юриспруденция соответствовали духу средневековья, были в высшей степени схоластическими, торже­ствовал чистый дедуктивный метод; две первые дисциплины тол­ковали религиозные догмы, а юриспруденция — аксиомы римского права, канонического права, законодательства Испании и Совета по делам Индий, не дозволялось проводить какой бы то ни было анализ»18.

Все это, впрочем, вовсе не значит, что университет в Мехико был цитаделью косности и невежества. По всем основным пока­зателям он находился в основном на уровне европейских уни­верситетских центров, сыграл большую роль в развитии духовной жизни новоиспанского колониального общества, концентрируя в своих стенах научные силы. Несмотря на засилье католической церкви и господство ортодоксально-религиозного мировоззрения, в университете исподволь развивались передовые для своего вре­мени идейные и научные направления. Уже в XVII в. в стенах университета велась полезная работа, прежде всего в части из­учения индейских языков, практической медицины с применени­ем древнеиндейских методов врачевания и т. д.

В 1630 г. число студентов в университете составляло (по факультетам)19:

риторики 129
искусств 187
теологии 42
канонического права 65
гражданского права 10
медицины 14
-----
Всего 447

Мы видим резкое преобладание специализаций, связанных с обслуживанием нужд церкви, над гражданскими специальностя­ми, что, впрочем, было совершенно в порядке вещей эпохи и вполне соответствовало основным задачам этого учебного центра.

Насколько успешно университет в Мехико за 222 года работы в колониальный период выполнял эти свои основные задачи, сви­детельствуют такие данные. Университет окончили около 30 тыс. человек. Из этого числа 84 человека стали епископами и архиепископами; другие — высшими чиновниками Королевских аудиенсий в Мехико, Гватемале, Санто-Доминго и Маниле, чле­нами Высшего совета обеих Кастилий и Совета по делам Индий, инквизиторами; многие занимали высокие посты в церковной иерархии, возглавляли университетские кафедры — и не только в Америке, но и в Европе (в Саламанке, Алькала, Севилье, Валь­ядолиде и Гранаде) 20.

Университет, однако, не мог полностью удовлетворить потреб­ности вице-королевства в новых кадрах чиновников и духовенст­ва. Основную массу таких кадров готовили колледжи и семина­рии, число которых было весьма значительно. Многочисленные колледжи организовывали ордена доминиканцев, францисканцев, мерседариев, ораторианцев, но прежде всего иезуитов. Последние в начале XVIII в. имели 22 колледжа в разных городах Новой Испании. По объему и уровню образования в те времена между университетами и колледжами резкой грани не существовало, и некоторые из колледжей Новой Испании пользовались высоким авторитетом. Особенно это относится к иезуитскому «главному колледжу» Св. Петра и Павла в Мехико, приближавшемуся по числу своих кафедр к университету (не было кафедр медицины и гражданского права). Число студентов здесь (в 1599 г.) соста­вило около 700 человек. Из стен его вышли видные представители мексиканской культуры — Сигуэнса-и-Гонгора, Бартолаче, Эгиара-и-Эгурен, Альсате, Леон-и-Гама, писатели — Фагоага, Игнасио Альдама, Хосе Мариа Боканегра.

Поскольку образование, как мы видели, находилось под конт­ролем церкви, сфера собственно гражданского образования (частные начальные школы) была в Новой Испании очень узкой. Не­многочисленные учителя — «Мастера благородного искусства чтения, письма и счета» — имели свой замкнутый цех и подчиня­лись его правилам 21.

Очень рано в Новой Испании появляются учебные заведения для девочек: уже в 1529 г. в Тескоко была основана школа «для дочерей сеньоров и принципалов». Вскоре после этого епископ Сумаррага организовал в Мехико учебное заведение для девочек, цели которого были изложены так: «с пяти лет воспитывать до­черей принципалов с тем, чтобы они, выходя оттуда замуж, учили своих мужей и домашних основам нашей святой веры, благород­ным манерам и доброму образу жизни» 22. Впрочем, учебные за­ведения такого рода были весьма немногочисленны и предназна­чались для воспитания исключительно девочек из семей испан­ской и креольской знати.

Уже в конце XVI в. г. Мехико называли Афинами Нового Света 23. И хотя некоторое преувеличение здесь очевидно, в этот период в Новой Испании действительно возник крупный по тем временам культурный центр, оказывавший несомненное влияние на ход культурно-исторического процесса в других американских владениях Испании. «Как заморское отражение великого испан­ского Золотого века схоластики, наук и искусств, блистали в Но­вой Испании большие мастера, создавшие замечательные произ­ведения, хотя значительность их ослаблялась до степени отражен­ных»,— пишет мексиканский историк24. И хотя обзор развития литературы и искусства выходит за рамки нашего очерка, нель­зя обойти молчанием «первого истинно американского поэта» Бернардо де Бальбуэну (1568—1627), автора поэмы «Великоле­пие Мексики» (1604), удивительную Хуану Инес де ла Крус (1651—1695) — «Десятую музу Мексики, несравненную поэтес­су», как ее называли в Мадриде, личность феноменальной и раз­носторонней одаренности. Нельзя не упомянуть и архитектурные школы Мехико и Пуэблы, оказавшие мощное влияние на форми­рование архитектурных форм в других американских владениях Испании, ибо именно такие крупнейшие проявления культурной жизни, получившие широкую известность еще у современников, дали основание назвать Мехико «Афинами Нового Света», тем более что «новоиспанская» культура этим не ограничивалась.

Уже в первые десятилетия пребывания испанцев в этой стране было положено начало исследованию ее природы: заметный вклад в изучение ее географии и флоры внесли экспедиции У. Мендосы, Н. де Гусмана, П. де Леона и др. Ученые монахи еще в XVI в. предприняли массовое изучение индейских языков, создали этно­графию и исследовали историю народов-аборигенов. Наибольшей славой пользуется принадлежащее перу отца Бернардино де Саа- гун (1500—1590) описание цивилизации ацтеков — «Всеобщая история о делах Новой Испании». Автор не только собрал преда­ния индейцев, но изучил манеру, в которой они описывали при­бытие испанцев. Посвятив этому замечательному труду всю свою долгую жизнь, Саагун отдал в нем должное памяти индейских ге­роев. Тот немаловажный факт, что труд Саагуна написан автором параллельно на языках нахуатль и испанском, свидетельствует о начале принципиально новой — мексиканской культурной тра­диции.

Лишь в обстановке общего высокого уровня научных знаний могла появиться столь внушительная фигура, как Карлос Сигуэнса-и-Гонгора (1645—1700), королевский космограф и один из ведущих преподавателей университета в Мехико, библиофил-эрудит, историк, один из выдающихся поэтов Новой Испании того времени. При помощи вполне обычных математических инстру­ментов и небольшой зрительной трубы, привезенных из Европы, он производил астрономические наблюдения, создавшие ему ши­рокую известность далеко за пределами страны: в течение 30 лет (1671 —1701) он публиковал свои «Лунарии», провел расчеты и описание кометы 1680—1681 гг., вел оживленную научную пере­писку с Лимой, Кантоном, Пекином, Севильей, Мадридом, Сара­госой, Парижем, Лондоном, Болоньей, Миланом и Римом. Когда в 1691 —1692 гг. неизвестная болезнь поразила посевы пшеницы в Новой Испании, Сигуэнса-и-Гонгора проводил с помощью мик­роскопа исследования, чтобы определить и обезвредить возбуди­теля этой болезни. А накануне своей смерти ученый распорядил­ся «для блага общества и в назидание медикам» вскрыть свое тело для изучения причины болезни, оборвавшей его жизнь25.

Несомненно, Сигуэнса-и-Гонгора, знавший труды Декарта и преподававший в университете космографию и астрономию в со­ответствии с теорией Коперника, был не единственным представи­телем передовой, смелой и активной научной мысли в колониаль­ном Мехико XVII в. Известно, например, что в том же универси­тете новоиспанской столицы постоянно проводились изыскания в области практической и экспериментальной медицины с исполь­зованием опыта аборигенов. Установления университета по пре­подаванию медицины предписывали, «чтобы каждые четыре ме­сяца производилась анатомия в Королевском госпитале нашего города, на коей должно присутствовать всем преподавателям и студентам медицины». Еще в XVI в. доктор Алонсо Лопес де Инохосо вместе с протомедиком Франсиско Эрнандесом проводил исследования по установлению причин и средств лечения болез­ни «коколицтли», опустошавшей Новую Испанию в 1576 г.26

Показателем роста образованности в Новой Испании были многочисленные и богатые по тем временам библиотеки, или «либрериас», как их тогда называли. Большая часть книг ввози­лась из Европы. Так, одна из первых библиотек в Новой Испании возникла на основе книг, привезенных из метрополии монахом Алонсо де Веракрус в 60 сундуках специально для колледжа Св. Петра и Павла. Библиотека университета в Мехико состояла из 10 тыс. томов. По 6—10 тыс. томов имели библиотеки наиболее крупных городских монастырей (особенно иезуитских), коллед­жей и семинарий. Из частных книжных собраний наиболее изве­стны библиотека К. Сигуэнсы-и-Гонгоры, где были индейские манускрипты и книги, изданные в Америке, а также библиотека Хуаны Инес де ла Крус, насчитывавшая более 4 тыс. томов 27.

Новая Испания была той частью колониальной империи, кото­рая поддерживала наиболее оживленные сношения со своей евро­пейской метрополией как в силу того, что она подвергалась наи­более интенсивной — среди крупных американских колоний — эксплуатации, так и из-за ее относительной географической бли­зости. Кроме того, Новая Испания была перевалочным пунктом для товаров, шедших в Испанию с Филиппин, так называемым «Манильским галеоном».

Поэтому неудивительно, что отголоски исторических перемен, происходивших в Европе в XVIII в. (промышленная революция, «век просвещения» в развитии общественной, научной, экономи­ческой мысли и т. д.), ранее других американских колоний Испа­нии ощущались именно здесь и очень скоро в той или иной мере и форме отразились в культурной жизни новоиспанского обще­ства.

Самым важным явлением стало возникновение в передовой ча­сти этого общества серьезного идеологического движения, связан­ного с европейским «веком Просвещения», что в кругах интелли­генции и в учебных заведениях выразилось прежде всего в ак­тивном наступлении на схоластическую систему исследования и обучения, в пропаганде научных идей Декарта, Ньютона, Лейб­ница, французских энциклопедистов, Руссо и других великих мыслителей XVIII в. Хуан Бенито Диас де Гамарра (1745— 1783) опубликовал в 1781 г. «Заблуждения человеческого разу­ма», бичующие схоластику и развивавшие современные ему ре­волюционные идеи. С преподавательской кафедры он пропаганди­ровал Лейбница и Декарта, за что предстал перед трибуналом инквизиции 28. В начале 1790-х годов учащиеся одной из духов­ных семинарий в Мехико организовали кружок, участники кото­рого изучали французскую философию. Купец и землевладелец Эстебан де Эндерика был знаком с французской «Энциклопеди­ей», читал «Общественный договор» и «Элоизу» Руссо, сочине­ния Вольтера и т. д.29

Характерной чертой идеологической борьбы, происходившей в Новой Испании в XVIII в., отмечает В. Н. Кутейщикова, было ожесточенное развитие этой борьбы в лоне католической церкви, поскольку в силу изложенных выше особенностей культурной жизни в колонии именно священники и монахи представляли по преимуществу интеллектуальную элиту. Поэтому протест против католической схоластики зарождается прежде всего в этой среде и «новые, по сути материалистические», принципы высту­пают в религиозном облачении. Мыслители, не порывая с церко­вью, пытаются примирить стремление к трезвому познанию дей­ствительности с верой в божественное откровение. Под знаменем католицизма развертывается борьба за освобождение от обветша­лых религиозных догм, оказывающая влияние на все области ду­ховной жизни, борьба за самоутверждение Мексики и в конечном счете за независимость страны 30.

Типичным представителем такого «по сути материалистиче­ского» крыла в среде мексиканского духовенства был Хосеф Антонио де Альсате-и-Рамирес (1737—1799) — один из видней­ших ученых Новой Испании, избранный членом-корреспондентом Парижской Академии наук и Королевского ботанического сада в Мадриде. Он работал не только в области астрономии, метеороло­гии, географии и минералогии. Его занимали прежде всего проб­лемы, связанные с экономическим развитием страны: продуктив­ность шелковичного червя и кошенили, выращивание льна, науч­но-технические аспекты горного дела. Альсате был одним из первых в стране популяризаторов научных знаний — издателем специально предназначавшихся для этой цели журналов и газет: «Диарио литерарио де Мехико» (1768) и «Гасета де литература» (1790—1791). Этот выдающийся просветитель, мыслитель-гума­нист исповедовал и пропагандировал идеи национального само­сознания, отражающие стремления широких слоев новоиспанского общества к освобождению от колониального ига.

Для европейских монархий XVIII в. характерно такое явле­ние, как просвещенный абсолютизм, представляющий собой сово­купность политических, экономических и идеологических мер, ко­торые были в сущности попыткой правящего феодального класса подстроиться к ускорявшемуся ритму новых, революционных про­цессов в обществе, быть в русле этих процессов. Испанским Бур­бонам в XVIII в. этот просвещенный абсолютизм был присущ в полной мере. Сфера его действия распространялась на американ­ские колонии и более всего — на Новую Испанию, вице-короли которой, особенно второй граф Ревильяхихедо Хуан Висенте де Гуэмес Пачеко, широко проводили реформы и преобразования в соответствии с этой новой политикой.

Реформы и преобразования, однако, диктовались отнюдь не интересами мексиканцев, а меняющимися интересами метропо­лии, поскольку в эту эпоху ценность колониальных владений стала определяться не только взносом в королевскую казну дра­гоценных металлов, но также и значением их как потенциального рынка для развивающейся испанской промышленности и поставщика сырья. С постановкой этих новых задач связано возникно­вение в Новой Испании ряда учебных и научных центров, ориен­тированных на практическую деятельность. В 1783 г. король Карл III подцисал указ об основании р Мехико Королевской се­минарии горного дела (Горный колледж), занятия в котором на­чались в 1792 г. Такое высшее специальное учебное заведение было одним из первых на Американском континенте, и уже со своих начальных шагов оно стало не только важным учебным, но и научным центром: в лабораториях колледжа работал А. Гум­больдт, инструменты астрономической обсерватории колледжа он попользовал при измерениях в 74 географических пунктах Новой Испании. Профессорами Горного колледжа были в ту пору такие известные ученые, как выходец из Испании минералог Фаусто Элуйар (1757—1833), натуралист и химик Андрес дель Рио (1765—1849), некогда учившийся вместе с Гумбольдтом в классе знаменитого профессора Варнера; мексиканец Антонио Леон-и-Гама (1735—1802) — астроном, участник знаменитой экспедиции Александра Маласпины, заведовавший в колледже кафедрой ме­ханики, и др.

Среди первых выпускников были выдающиеся горные инже­неры Касимиро Човель и Висенте Валенсиа, павшие в сражениях войны за независимость Мексики.

Другими учреждениями, имевшими значение для развития культурной жизни Мексики, стали Королевская школа хирургии (1778), Ботанический сад (1788), «дабы коллекционировать в нем произрастающие в этой стране растения и производить опыты по их использованию в медицине и в науках»; были организо­ваны курсы, занятия которых вели натуралисты Мартин Сесе и Висенте Сервантес 31.

В 1773 г. основана Королевская Академия изящных искусств; к ее открытию король Карл III послал обширную коллекцию копий античных скульптур. К тому же периоду мексиканские ис­следователи относят начало истории Национального музея, осно­вываясь на направленном вице-королем Букарели университету указании о создании в нем «архива или музея»; вскоре следую­щий вице-король — Ревильяхихедо приказал передать универси­тету коллекцию собранных и описанных па предмет работы пад историей Новой Испании «древностей» (в основном древние из­ваяния, стелы, фрагменты сооружений и т. п.), принадлежавших приезжавшему в страну итальянцу Лоренцо Ботурини 32.

«Никакой из городов континента,— писал А. Гумбольдт в 1803 г.,— не исключая и Соединенные Штаты, не располагает столь большими и солидными научными учреждениями, как Ме­хико. Назову Горную школу, руководимую ученым Элухтаром, Ботанический сад и Академию живописи и скульптуры, извест­ную под названием Академии изящных искусств»33. Это свиде­тельство великого ученого, которому мексиканская наука обяза­на включением ее в систему мирового естествознания, представ­ляется нам очень важным и убедительным доказательством того, что культурная жизнь Новой Испании в конце XVIII в. находи­лась на европейском уровне.

Этого и добивались чиновники испанской просвещенно-абсо­лютистской монархии. Но, как часто бывает, усилия метрополии по укреплению испанского влияния привели в конечном счете к результату, обратному желаемому. Происшедший в Новой Испа­нии подъем общественной, научной мысли, духовных сил зрею­щей новой нации приводил к ясному осознанию безграничных возможностей развития своей огромной и богатой страны. На эти выводы наталкивали передовых представителей общества Новой Испании и перемены, происходившие в XVIII в.,— веке, который «пропитан таким динамизмом, столь подвижен, в нем возникает столь заметно духовное обновление, что оно решительно — без завес, без пут, без оков — свидетельствует о скором и повсемест­ном наступлении независимости. В этом столетии человек Новой Испании созревает для того великого открытия, что хотя офи­циальный язык его страны — испанский, хотя основы его куль­турной жизни даны Западом, однако эта страна имеет свои, осо­бые контуры, придающие ей новый, неповторимый облик»34.


1    Aguirre Beltran У. El proceso de aculturacion. Mexico, 1957, p. 214— 215.

2    Высшая школа Латинской Амери­ки. М.: Наука, 1972, с. 14.

3    Arciniegas У. El continente de siete colores. Buenos Aires, 1965, p. 191.

4    Bravo Ugarte J. Historia de Mexi­co. Mexico, 1947, t. 2, p. 213.

5    Torres Quintero Y. Mexico hacia el fin del virreinato espanol. Mexico, 1921, p. 97-98.

6    Высшая школа Латинской Амери­ки, с. 29—31.

7    Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 213.

8    Новая и новейшая история, 1960, № 4, с. 131.

9    Латинская Америка, 1970, № 6, с. 102.

10 Теja Zabre A. Guide de l’histoire de Mexique. Mexique, 1935, p. 206.

11 Romero Flores J. Historia de la cul­ture mexicana. Mexico, 1963, p. 205.

12 Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 208.

13 Jimenez Moreno W. у о. Historia de Mexico. Mexico, 1970, p. 311; Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 211.

14 Romero Flores J. Historia de la cultura..., p. 208.

15 Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 252.

10 Высшая школа Латинской Амери­ки, с. 35.

17 Jimenez Moreno W. у о. Historia de Mexico, p. 303—304.

18 Teja Zabre A. Guide..., p. 213—214.

19 Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 226.

20 Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 226.

21 Jimenez Moreno ТУ. у о. Historia de Mexico, p. 302.

22 Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 216.

23 Arciniegas Y. El continente..., p. 175.

24 Bravo Ugarte Y. Historia..., t. 2, p. 229.

25 Gonzalez J., Alpuche A. La Univer- sidad de Mexico. Mexico, 1960, p. 28; Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 227.

26 Bravo Ugarte J. Historia..., t. 2, p. 227.

27 Romero Flores J. Historia de la cul­ture..., p. 210; Bravo Ugarte J. His­toria..., t. 2, p. 211—212.

28 Arciniegas Y. El continente..., p. 293.

29 Новая и новейшая история, 1965, № 1, с. 31.

30 Латинская Америка, 1970, № 6, с. 106.

31 Vasconcelos У. Breve historia de Mexico. Mexico, 1956, p. 101; Henriquez Ureha P. Historia de la cultura en la America Hispanica. Me­xico; Buenos Aires, 1947, p. 37—38.

32 Romero Flores J. Historia de la cultura..., p. 293.

33 Torres Quintero Y. Mexico..., p. 101— 102.

34 Tavera Alfaro X. El nacionalismo en la prensa mexicana del siglo XVIII. Mexico, 1963, p. XX-XXI.