Восстание продолжается

Глава девятая

ВОССТАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Никогда ранее нам не приходилось наблюдать, чтобы индейцы сражались с таким ожесточением и отчаянным упорст­вом... На них наставляли ружья, а они не только не просили мира, но забрасывали солдат камнями...
Дневник карательного отряда Р. Ариаса.
22 апреля 1782 г.

Уничтожив сотни арестованных повстанцев и совер­шенно невинных людей, королевский эмиссар и кара­тель виситадор Арече посчитал было свою «умиротвори­тельную миссию» законченной. Однако грозные события, последовавшие вскоре после пленения и казни Инки, оп­рокинули все его расчеты.

Влияние восстания, или, как называли его современ­ники событий, «великой революции» Тупак Амару, вышло далеко за пределы перуанских Анд. В 1781 г. волнения охватили гарнизоны таких крупных городов в вице-коро­левстве Ла-Платы, как Ла-Риоха, Белен. Восставшие сол­даты — креолы и метисы выказывали открытое непови­новение начальству и дезертировали. Массовые выступле­ния начались в провинциях Жужуй и Сальта, к апрелю восстание охватило всю провинцию Тукуман. Оно вскоре было подавлено, но процессы над его участниками про­должались в течение нескольких лет. Антииспанский за­говор был раскрыт в городе Кито: известный обществен­ный деятель и писатель Ф. X. Санта-Крус-и-Эспехо горячо поддержал освободительное дело Тупак Амару. Под непо­средственным воздействием народного движения в Перу началось мощное антиколониальное выступление и в вице-королевстве Новая Гранада, известное под назва­нием «восстание комунерос». В юго-восточном районе страны — Льянос-де-Касанаре — креол дон Хавьер Мендо­са провозгласил себя губернатором и 18 мая 1781 г. привел восставших к присяге «королю Америки Тупак Амару».

Что же касается вице-королевства Перу, то оставшие­ся на свободе двоюродный брат казненного Инки — Дие­го, а также средний сын — Мариано, племянники Андрес н Мигель продолжили борьбу с испанским колониальным режимом. В тот страшный день, 18 мая, на главной пло­щади Куско Мариано потерял отца, мать и старшего бра­та; Мигель — отца, Антонио Бастидаса, брата жены Ту­пак Амару; Андрес был сыном двоюродной сестры Тупак Амару, Сесилии. Ей палачи оставили жизнь, но подверг­ли унизительному наказанию: Сесилию, обнаженную, по­садили на мула и под градом ударов провезли по улицам Куско, после чего бросили в тюрьму. Словом, каждому из них было что предъявить колониальным властям. Все трое называли себя Инками и подписывали указы став­шим легендарным именем — Тупак Амару.

Очаг восстания переместился к югу, к северным бере­гам озера Титикака, столицей восставших стал город Асангаро в провинции того же названия. Уже в апреле-мае 1781 г. повстанцы, овладев крупными населенными пунктами, вплотную подошли к городу Пуно. Армия Хосе дель Валье, перед которой стояла задача очистить от по­встанцев южные районы Сьерры, укрепить Пуно, а затем оказать помощь осажденному Лa-Пacy, не выполнила этот план. По сообщению Хосе дель Валье, более 2 тыс. ин­дейцев и метисов — две трети его войска — разбежались по дороге. Не хватало пороха, снарядов, надвигалась уг­роза голода. 26 мая 1781 г. испанцы оставили Пуно, пред­варительно они заклепали пушки и сбросили их в про­пасть. Забрав с собой испанские семьи, жителей Пуно и окрестных сел и остатки своей армии, Хосе дель Валье двинулся обратно в Куско. Так бесславно закончилась по­пытка испанских властей объединить армии двух вице­королевств под Пуно и Ла-Пасом. «Восставшим был остав­лен обширный континент, более 200 лиг от города Потоси до реки Вильканоты. Ла-Пас терял последнюю надежду получить помощь» (3, 78).

Крупный колониальный центр Ла-Пас, расположен­ный по другую сторону озера Титикака, уже более двух месяцев осаждали отряды индейцев аймара под коман­дованием Хулиана Апасы. За время, прошедшее после пленения Тупак Амару, здесь, в Верхнем Перу, произош­ло много драматических событий. Братья Катари — Дамасо и Николас, вожди восставших индейцев аймара, были схвачены и казнены (первый — 7 апреля, второй — 7 мая 1781 г.) на главной площади города Чукисаки. Словно подчеркивая преемственность и органическую связь свое­го движения с движением братьев Катари и восстанием ин­дейцев кечва в Перу под началом Тупак Амару, Хулиан Апаса принял новое имя — Тупак Катари, объединив в нем имена вождей двух восставших братских индейских народов — кечва и аймара.

Драматическая эпопея первой осады Ла-Паса, нача­тая Тупак Катари 14 марта 1781 г. и продолжавшаяся 109 дней, наглядно показала, что при умелом руковод­стве и организации индейцы могли стать грозной воен­ной силой. Тупак Катари удалось объединить вокруг себя от 20 тыс. до 30 тыс. индейцев, которых он и направил против осажденного города. Первым делом восставшие уничтожили в окрестностях Ла-Паса все посевы, усадьбы, увели весь скот, изолировав город от внешнего мира. Ла- Пас, расположенный в чашеобразном каньоне одноимен­ной реки, был столь плотно окружен, что ни одному осаж­денному не удалось из него выскользнуть, не осталась неперекрытой ни одна тропинка — разительный контраст с осадой Куско, куда беспрепятственно проникали под­крепления! По словам очевидцев, «все окрестные холмы были густо уставлены палатками, навесами, сараями, и все это делалось так прочно и надежно, словно индейцы счи­тали себя хозяевами города. Словом, город был в настоя­щем кольце» (3, 84).

В лагере повстанцев Тупак Катари построил литейные мастерские, с сельских колоколен снимали колокола и переливали их на пушки. Индейцы и метисы срочно обу­чались стрелять из ружей и пушек. Отбитые в стычках военные трофеи немедленно обращались против осажден­ных, И днем, и ночью Ла-Пас подвергался столь интенсив- сивному обстрелу, что «нельзя было никому пройти по улицам — снаряды и камни сыпались как град» (3, 81—82).

Положение осажденных становилось все безнадежнее, Хосе дель Валье, как известно, ушел в Куско, до Буэ­нос-Айреса было далеко, ближайшие провинции находи­лись во власти индейцев.

Какие же требования выдвигал Тупак Катари, называвший себя преемником, посланцем «великого Инки», а после его смерти действовавший в союзе с Диего Тупак Амару?

В отличие от своего знаменитого современника, созна­вавшего необратимость пройденного пути развития, Тупак Катари относился к тем индейским вождям, которые и в конце XVIII в. продолжали призывать к «полному и окон­чательному изгнанию всех белых» с американской земли. В их лозунгах наиболее ярко проявлялась ненависть к чужеземцам-угнетателям. Весьма характерны с этой точ­ки зрения условия капитуляции, предложенные осажден­ным жителям Ла-Паса 9 апреля 1781 г. Помимо выдачи коррехидоров, таможенников, королевских чиновников, землевладельцев и приходских священников (другими словами, всех испанцев и креолов) Тупак Катари потре­бовал, чтобы европейцы покинули Верхнее Перу и верну­лись в свои европейские земли[121]. Из захваченных селе­ний нагорья он изгнал всех людей с белой кожей, унич­тожил даже принадлежавший им скот. Тупак Катари говорил только на родном языке — аймара — и под угро­зой смертной казни понуждал им пользоваться и своих подчиненных.

Один из современников-испанцев писал: «Заговор все­общий, могу заверить Вас, нет ни одного индейца, ко­торый был бы на нашей стороне, потому что все они мятежники; сейчас они управляются с пушками и огне­стрельным оружием с такой же сноровкой, что и испан­цы, и идут на смерть как львы, так как их цель — при­своить себе королевство и покончить с испанской на­цией» (3, 82).

30 июня 1781 г. на холмах около города появился испанский отряд генерала Игнасио Флореса, прибывший на помощь осажденному Ла-Пасу из провинции Кочабам­ба. Осада, продолжавшаяся три с половиной месяца, была снята, открылись дороги на Куско и Оруро. Тупак Ката­ри, не приняв боя с многотысячным войском, отступил в недосягаемую для роялистов северную провинцию Юнгас.

Тем не менее обстановка и в бассейне озера Титикака, и в окрестностях Куско продолжала оставаться напря­женной. В июле 1781 г. виситадор Арече собрался выехать из Куско в Лиму. Коллегия торговцев обратилась к нему с настоятельной просьбой не уезжать, опасаясь, что в противном случае «столица, ее жители и все про­винции Перу подвергнутся ужасному опустошению... оставшись в абсолютной власти мятежников» (3, 23).

Два месяца спустя после казни Тупак Амару лагерь роялистов не чувствовал себя в безопасности. Военная хунта Куско попыталась было создать специальные воин­ские части для охраны города и его окрестностей и предложила ввести новый налог для их содержания. Ха­рактерна реакция на этот проект со стороны светских и духовных властей города: «Малейший слух о новых налогах приведет к такому взрыву ярости, что за неделю восстанет и Куско, и все королевство, не время говорить об этом даже шепотом»,—таково было мнение купцов и торговцев. «В той критической ситуации, которую сейчас переживает Куско, установление новых налогов будет равносильно взрыву... как можно говорить об этом на земле, переживающей самый разгар войны, с более чем 200 тыс. повстанцев между Куско и провинцией Чичас»,— так категорически возражал церковный совет, предложив­ший воспользоваться внутренними резервами: в случае крайней необходимости он был готов пойти на продажу церковной утвари (3, 30, 34—35).

Хозяева Куско опасались не напрасно: вокруг было неспокойно, отдельные отряды повстанцев жгли усадьбы испанцев, селения «верных» индейцев, уничтожали маисо­вые поля, угоняли скот.

Главные события назревали вблизи нового бастиона восставших — города Асангаро. Здесь, у северных берегов озера Титикака, в июне 1781 г. сформировалась новая по­встанческая армия[122]. Предполагалось соединить два очага восстания — индейцев кечва и аймара, что значительно укрепило бы их силы. Начинался качественно новый этап в индейском движении.

13 июля 1781 г. в провинциях Асангаро, Лампа и дру­гих был распространен указ Андреса Тупак Амару. От имени короля Карла III и дона Тупак Амару Инки он повелел «касикам поставить под ружье всех индейцев старше семи лет для ведения войны. Чем скорее будет осуществлено это столь важное дело, тем больше оно по­служит общему благу всех индейцев». Призывая индейцев исполнять приказы назначенных им военачальников, Ан­дрес Тупак Амару обещал их «вознаградить званиями маркизов и другими почетными титулами, сделать их вла­дельцами всего имущества, отнятого у врагов,— всего, что было взято в Лa-Пace и других местах, а также наде­лить их землями и имениями, принадлежащими врагам, и, наконец, навечно освободить от репарто, адуаны, миты в Потоси и других тяжких поборов и даней, которые тя­готеют над индейцами».

Примечательно, что в тексте указа уже погибший Ту­пак Амару изображается вице-королем, сидящим в Лиме и посылающим оттуда свои приказы. «По его распоряже­нию ведется и нынешняя война с врагами, для чего им направляется многочисленное войско, сегодня 50 тыс. сол­дат, готовых к бою, стоят на холмах Ла-Паса (имеется в виду армия Тупак Катари,— С. С.) и дон Диего Тупак Амару пришлет 40 тыс. из Асангаро, не считая многих тех, кого, я знаю, послал мой отец (Тупак Амару.— С. С.) лично; общими усилиями обратим в прах всех врагов королевства»,— так заканчивался указ Андреса Тупак Амару (3, 35—36).

Чем интересен приведенный документ? Во-первых, тем, что он был равносилен объявлению войны испан­скому режиму без каких-либо оговорок, столь характер­ных для воззваний самого Тупак Амару; во-вторых, по­встанцы хорошо осознавали, что их сила в единстве; в-третьих, четко заявлялась аграрная программа: имуще­ство и земельные владения испанцев обещались будущим победителям, речь шла об уничтожении правящего класса как такового. Наконец, спустя два месяца после казни Инки его последователи продолжали действовать его име­нем; таким образом, самые решительные, самые мощные акции индейского движения осуществлялись авторитетом Тупак Амару.

Одной из значительных повстанческих операций в рай­оне Асангаро стали штурм и взятие столицы провинции Ларекаха — города Сораты — у подножия величественной горы Ильямпу. Осадой руководили Андрес и Мариано Тупак Амару. Начатая в первых числах мая 1781 г. оса­да Сораты продолжалась три месяца. Несмотря на ог­ромное численное превосходство, индейцам долго не уда­валось завершить штурм из-за нехватки оружия. Судьбу города решил Андрес Тупак Амару и при этом весьма своеобразным способом: он затопил его, перекрыв воды рек Чиликани и Килимбайя. 5 августа осажденные сда­лись, город был разграблен. По приказу Андреса все крео­лы получили свободу, а испанцы, отказавшиеся перейти на сторону мятежников, были убиты (3, 90—91).

После успешного штурма Сораты повстанцы решили вновь атаковать Ла-Пас. 4 августа 1781 г., как только отряд И. Флореса ушел за новыми подкреплениями, на­чалась вторая осада города, продолжавшаяся 64 дня — до середины октября 1781 г. В осаде приняли участие объединенные отряды Андреса, Мигеля Тупак Амару и индейцы Тупак Катари. О том, сколь большие надежды возлагали повстанцы на успешную осаду Ла-Паса, гово­рит указ Диего Тупак Амару, подписанный им 20 авгу­ста 1781 г. в Асангаро. Он призывал индейцев оказывать всемерную помощь отрядам, штурмовавшим Ла-Пас, ор­ганизовывать собственными силами отпор роялистам на местах, создавать народное ополчение, «собирать и беречь оружие, отбитое в бою, крайне необходимое для ведения готовящейся войны» (3, 95—96). Как явствует из указа, Ла-Пас находился уже в глубоком тылу восставших.

Любопытно, что под указом стояла подпись Хосе Вайна Капака, назвавшего себя «общественным секретарем новой конкисты». Очевидно, среди грамотной части при­верженцев Диего Тупак Амару восстание ассоциирова­лось с событиями двухвековой давности, на этот раз ин­дейцы отвоевывали свою землю у испанцев.

6 сентября 1781 г. Диего, следуя тактике Тупак Ама­ру, вновь опубликовал указ об освобождении негров-рабов, перешедших на сторону повстанцев. Не принимая активного участия в боевых действиях (Диего руководил движением из новой столицы повстанцев Асангаро), он вел оживленную переписку с восставшими районами. Наи­более значительный вклад в развитие повстанческого движения после смерти Тупак Амару, несомненно, при­надлежал его племяннику Андресу, или, как называли его современники, «молодому Инке».

Сохранившиеся документы говорят не только о его не­заурядных организаторских способностях, но и о тонком политическом чутье. Так же как и Диего, Андрес упорно поддерживал версию о том, что сам Тупак Амару на­ходится в Лиме, назначив их своими представителями в районе восстания. С ведома Диего Андрес называл себя «первородным сыном» Инки с тем, чтобы с помощью ав­торитета и необычайной популярности самого имени Ту­пак Амару завоевать доверие повстанцев (3, 95).

Молодой вождь приложил немало усилий, чтобы при­влечь креолов на свою сторону. И в указах, и в повсе­дневной практике он брал их под свое покровительство, обещал защиту их интересов. О том, что юный Андрес частично добился своей цели, свидетельствует не только наличие большого числа его сторонников среди креолов, но и доверие, которое они испытывали к планам вос­ставших. Среди дошедших до нас документов имеются несколько писем, которые креолы — приверженцы Андре­са Тупак Амару направляли в осажденный Ла-Пас, пы­таясь убедить жителей перейти под знамена повстанцев. Одно из таких писем, отправленное 28 августа 1781 г., в разгар второй осады, подписали 11 креолов[123].

Появившись под Ла-Пасом, Андрес сделал попытку изменить ход позиционной войны, развернувшейся под стенами города. В нескольких километрах вверх по те­чению реки Чокейяпу, в скалистом ущелье он выбрал ме­сто для плотины. На ее строительство Андрес созвал око­ло 10 тыс. индейцев, им предстояло повторить попытку, закончившуюся затоплением Сораты.

12 октября 1781 г. плотину, далекую от завершения, прорвало, хлынувшие в осажденный Ла-Пас воды, хотя и не затопили его полностью, нанесли городу значительный ущерб; 15 октября военный совет принял решение оста­вить Ла-Пас, если не придет помощь; 17 октября на ок­рестных холмах появились передовые отряды 10-тысячной армии под началом полковника Хосе де Ресегина. Так закончилась одна из самых ожесточенных военных кам­паний индейского восстания 1780—1783 гг.

Армия повстанцев, как и в июле, отошла в полном порядке, не вступив с противником в бой. Андрес Тупак Амару, передав руководство своими отрядами Мигелю Бастидасу, ушел в Асангаро. Там назревали крупные собы­тия. Власти в Перу объявили всеобщую амнистию.

Бывший на исходе 1781 год показал всю слабость и неустойчивость положения испанской колониальной вла­сти в вице-королевствах Перу и Ла-Плата: глубинные районы Сьерры вот уже 12 месяцев как вышли из-под контроля, практически колониальная администрация пе­рестала там существовать, поля давно не обрабатывались индейцами, прекратилась добыча серебра. Не было спо­койно и на внешнем фронте: ходили слухи о готовившей­ся английской морской экспедиции к берегам Южной Америки. Все это вынудило испанские власти первыми обратиться с предложением мира к повстанцам.

12 сентября 1781 г. вице-король Перу Агустин де Хауреги обнародовал указ о «всеобщей амнистии»: «Отныне именем его величества даруется абсолютное помилование не только рядовым участникам, но и руководителям восстания, чтобы они вернулись в свои дома и селения... даруется также освобождение от налогов на целый год; с этого момента, как только участники восстания услышат или узнают об этих великодушных уступках, могут они без риска и страха вернуться к своим домам, для чего, я отдал приказ всем чиновникам, как военным, так и гражданским, чтобы под угрозой потери должности и со­стояния ни под каким видом не причиняли бы они и ма­лейшего ущерба или обиды тем, кто, поверив в это тор­жественно провозглашенное прощение, станет возвращать­ся в свои селения или на прежние места жительст­ва...» (3, 100).

Это была новая победа казненного Инки: испанские власти откровенно признавались в своем бессилии с по­мощью террора привести к покорности обширные восстав­шие районы. Однако идея покончить с восстанием путем всеобщей амнистии вызвала негодование королевских чи­новников и испанской знати Ла-Платы. Власти Ла-Платы негласно решили не распространять указ на повстанче­ские отряды, находившиеся в их владениях. А житель осажденного Ла-Пласа богатый испанец Хуан Савала, приверженец самого беспощадного террора по отношению к индейцам, писал: «Впредь индейцы должны платить двойную подать королю, нужно уничтожить их общины, продать земли испанцам и сжечь Законы Индий, для чего должен король поставить по 200 солдат в каждую провин­цию, чтобы таким образом заставить уважать славное имя нашего государя... Индеец будет врагом и старших алькальдов, как он был врагом коррехидоров, и любого испанца, вот почему необходима суровость... если его величество хочет сохранить за собой Перу» (3, 213— 216).

Как истинный колонизатор, Савала слепо верил толь­ко в насилие.

Обращение властей не встретило отклика и в рядах по­встанцев, слишком еще хорошо они помнили подробности расправы над Тупак Амару.

Месяц спустя в кампанию по умиротворению страны включился епископ Москосо. Он отправил личное посла­ние Диего и Марпано Тупак Амару, уговаривая их сло­жить оружие. В свете последующей судьбы индейских вождей интересно привести строки из этого фарисейского документа: «Прислушайтесь, дети мои, к голосу вашего пастыря, который молит и зовет вас не для того, чтобы отдать на заклание, не для того, чтобы пролить вашу кровь; им движет не желание вас наказать, а лишь кро­тость и мягкость, столь свойственные характеру служи­теля церкви»[124].

Как отнесся к амнистии Диего Тупак Амару, пред­ставлявший интересы повстанцев? Говоря его словами, «с чувством большого удовлетворения и радости» (3, 133). Нет никакого сомнения, что он считал предложение о мире выражением слабости испанского лагеря и при­знанием мощи возглавляемого им движения.

Копию указа, доставленную в Асангаро 13 октября 1781 г., на следующий же день вывесили в столице по­встанцев, Однако Диего мучительно колебался, сомнева­ясь в искренности намерений испанцев, ожидая подвоха, предательства. В письме к Хосе дель Валье он ирони­чески писал: «Данное слово — нерушимо, поскольку оно королевское, но оно не раз осквернялось его министрами». В том же письме Диего предъявил испанской стороне ряд претензий: «Те, кто ответствен за смерть моего брата, поступили весьма опрометчиво, его следовало бы отпра­вить в Лиму или Испанию, чтобы он раскрыл королю глаза на преступления злодеев-европейцев. Полагаю, это сделали, чтобы скрыть правду, соучастники беззаконий, творимых злодеями-чапетонес» (3, 124).

Диего пытается использовать сложившуюся благопри­ятную обстановку, чтобы завершить дело, начатое Инкой. Он составляет несколько манифестов с перечислением «обид» и пересылает их епископу Москосо и вице-королю Хауреги. В манифестах, помимо упоминания об обремени­тельных налогах — «только вода еще не обложепа пода­тями», содержится резкая критика духовенства — «если и есть праведные священники, то они так редко встре­чаются, что на сто придется один или самое большое — Два» (3, 123—133). Он требует уничтожить институт коррехидоров и репарто, таким образом полностью солида­ризируясь с первоначальной программой самого Тупак Амару. Диего волновали и гарантии безопасности остав­шимся в живых родственникам Тупак Амару.

Несмотря на колебания, Диего разослал приказы во все восставшие провинции, в том числе и в лагерь Тупак Катари под Ла-Пасом, готовиться к сдаче оружия. Как руководитель, он был весьма умерен и, очевидно, до конца не осознавал, что такое грандиозное потрясение всех ко­лониальных основ, в какое вылилось движение повстан­цев, необычайно драматический, кровавый характер борь­бы, повлекший за собой тысячи жертв с той и другой стороны, крайний антагонизм интересов индейских масс и всей колониальной системы никак не могли разрешить­ся ни «перемирием», ни так называемой всеобщей амни­стией. Вероятно, подсознательно ощущая несоразмер­ность, нереальность и невыполнимость «условий мира», он предчувствовал западню. Ближайшие события утвер­дили Диего в его подозрениях.

Первым условия мира подписал Мигель Бастидас. 3 ноября 1781 г. на краю села Пукарани, в провинции Омасуйо, произошла его встреча с полковником X. де Ресегином. Согласно условиям капитуляции Мигель Басти­дас и его капитаны обязались в 24 часа сдать все оружие, порох и снаряды, сообщить индейцам об амнистии.

Тупак Катари, предчувствуя опасность, уклонился от встречи, однако в ночь с 9 на 10 ноября 1781 г. его вы­дал в руки роялистов ближайший сподвижник, подкуп­ленный испанцами. После короткого разбирательства 14 ноября 1781 г. бывший торговец кокой Хулиан Апаса, называвший себя Тупак Катари, верный соратник Инки, был казнен столь же варварским образом, что и Тупак Амару: его привязали к четырем лошадям и разорвали на части. Отрубленную голову выставили в Ла-Пасе. Хулиан Апаса стал первой жертвой так называемой «все­общей амнистии». Мигеля Бастидаса и 28 его команди­ров после подписания мира также не отпустили домой, а под сильным конвоем доставили в Ла-Пас и посадили под арест. Диего Тупак Амару очень точно квалифици­ровал эти действия испанских властей как «предатель­ство» (3, 190).

Каково было положение повстанческой армии? С востока на нее нацелились отряды X. де Ресегина, с запада — Р. Ариаса, сформированные в Чукисаке и Арекипе. Малейший конфликт мог привести к расправе.

Диего принимает решение встретиться с Р. Ариасом, чтобы официально договориться о прекращении военных действий. На встрече 11 декабря 1781 г. Диего отказался разоружиться, заявив, что условия мира подпишет с фельд­маршалом Хосе дель Валье. На встрече Диего потребовал сменить коррехидоров восставших провинций, чтобы «прежние грабители и тираны не учинили массового раз­боя, чтобы сам Р. Ариас покинул пределы провинции Лампа, дабы не возмущать индейцев, и передал ему всех пленных индейских капитанов» (3, 194—195).

Обе стороны подписали предварительное соглашение о приостановлении всяких враждебных действий индейцев против испанцев и наоборот.

Участники встречи оставили нам зарисовки Диего Ту­пак Амару и его соратников. Диего был одет в камзол из черного бархата, на поясе — кисет из золотой парчи и маленькая золотая шпага, в руке трость с золотым набал­дашником. Лет двадцати восьми, светлолицый и худоща­вый, с крупным носом и ртом Диего Тупак Амару был очень серьезен и немногословен, весьма умен, двумя сло­вами по сути дела отвечал на длинные, обращенные к нему пассажи; по-испански говорил с некоторыми ошиб­ками, писал же свободно и диктовал совершенно непри­нужденно (3, 196—198). Вместе с Диего в переговорах участвовал и «герой Сораты и Ла-Паса» Андрес, «очень живой и деловитый смуглый юноша с круглым лицом» (мучимый подозрениями, Диего поручил ему рискован­ную операцию: удостовериться, действительно ли испан­цы, пришедшие на переговоры, не принесли с собой оружия).

Однако путь к окончательному миру предстоял еще долгий. Диего колебался, не решаясь добровольно разору­житься и передать себя и многочисленных родственников и сподвижников в руки властей. Заключение мира и лич­ная встреча Диего с главнокомандующим Хосе дель Валье и епископом Москосо были назначены на 20 января 1782 г. в селении Сикуани, лежащем на полпути между столицей роялистов Куско и столицей повстанцев Асанга­ро. Испанские власти придавали встрече чрезвычайно большое значение: речь шла о политическом наследнике казненного Инки, вожде широкого повстанческого движе­ния, от его поведения и примера зависело дело умиротво­рения всех горных провинций Перу.

Прошло уже три месяца со дня опубликования «амни­стии», но желанное для испанцев умиротворение все еще не наступало. И в окрестностях Ла-Паса, и в окрестно­стях Куско было тревожно. Из письма жителя Куско от 5 декабря 1781 г. мы узнаем: «Диего не хочет ничего знать об амнистии и продолжает восстание, все окрестные села подвергаются осаде... 20 ноября разграбили селения Ламас и Колья, не осталось ни асьенды, ни хижины, ко­торые не были бы сожжены, сожгли село Ланги и покон­чили со всеми его жителями (здесь, по одной из версий, выдали испанцам Тупак Амару. — С. С.). Паукартамбо осадили также... недавно напали на село Льянаука и уне­сли все запасы». И наконец, знаменательное утвержде­ние: «сегодня каждый индеец — Тупак Амару» (3, 192-193).

Действительно, в стране, где каждый индеец был Ту­пак Амару, вопрос об установлении мира превращался в вопрос жизни и смерти. Вот почему в отношении требо­ваний Диего Тупак Амару роялисты следовали политике «максимального благоприятствования». Последний созна­тельно пытался извлечь из нее как можно больше: в ян­варе 1782 г. он потребовал выпустить из тюрьмы свою сестру — Сесилию, томившуюся там с мая 1781 г. Любо­пытна реакция испанцев на это требование. Документ эпо­хи гласит: «Был отдан приказ освободить ньюсту (так во времена инков звали принцесс.— С. С.) донью Сесилию Тупак Амару Инка... Немедленно из всех лавок этого го­рода (Куско.— С. С.) затребовали самые лучшие одежды, что и было исполнено с великой поспешностью, однако когда все эти платья были разложены перед нею, сия оскорбленная принцесса заявила, что «не может их на­деть, так как она в трауре». Постарались полностью удо­влетворить ее желание и под конвоем... отправили в Сикуани для передачи ее брату, когда тот туда прибудет» (3, 208).

Эта сцена разыгралась в самом преддверии знамена­тельного события: 10 января 1782 г. Хосе дель Валье и епископ Москосо уже выехали навстречу своему могуще­ственному врагу.

Что же касается Диего, то ему не удалось прибыть к месту переговоров в назначенный срок по серьезным при­чинам: рядовые повстанцы не желали сдавать оружие, веками копившаяся ненависть к колонизаторам, успехи повстанческого движения — все настраивало их против «мира» и перспективы «жить в любви и согласии» со сво­ими угнетателями.

О подлинно революционных бескомпромиссных наст­роениях восставшей индейской массы свидетельствует до­несение о действиях отряда Р. Ариаса по умиротворению индейцев провинции Чукито: «При появлении испанско­го отряда большинство жителей укрылось на окрестных холмах, с яростью и бесстыдством они кричали, что не признают помилования, что они решили скорее умереть, чем сдаться испанцам» (3, 219).

Потребовалось пять дней, чтобы окружить двухтысяч­ный отряд индейцев. Среди 300 убитых повстанцев чис­лился и Мельчор Лаура, уполномоченный Диего в долж­ности губернатора и генерал-капитана провинции Чукито. Следовательно, даже ближайшие сподвижники Диего не выполняли его решения сдать оружие. Сильную оппози­цию встретил он и в самом Асангаро. Из-за сопротивле­ния сторонников в своем лагере он не мог прибыть в Сикуани к 20 января. Ни Андрес, ни Мариано не поехали с ним, хотя их совместный приезд планировался заранее. По пути следования Диего толпы индейцев «слезно умо­ляли его не доверяться испанцам», охранявший Диего отряд повстанцев неоднократно пытался повернуть обрат­но в Асангаро. Несколько монахов и новый коррехидор провинции Тинты Ф. де Сальседо, посланные сопровож­дать Диего в качестве «почетного эскорта», денно и нощ­но убеждали его в «искренности и честности намерений королевских властей».

С опозданием на пять дней Диего прибыл наконец в селение Сикуани. Здесь, на славной земле провинции Тин­та, где вспыхнули первые искры восстания, оно и должно было закончиться странным, ущербным и прискорбным перемирием.

Не будем утомлять читателя подробностями того, как проходила церемония подписания мирного договора, рас­тянувшаяся на два дня, 26 и 27 января 1782 г. Здесь были клятвы и салюты, торжественные обедни и банкеты. Королевские власти потребовали, чтобы Диего Тупак Амару публично поклялся в верности испанскому королю, католической церкви и королевскому оружию, ему давал­ся срок в 12 дней, чтобы сдать «все пушки, ружья, пи­столеты, копья, сабли, порох, запасы бронзы и меди, зна­мена и барабаны, военные униформы и регалии», хранив­шиеся в различных местах; племянников Диего — Андре­са и Мариано, а также не явившихся в Сикуани родственников — мать, жену и других — обязали пред­стать перед лицом Хосе дель Валье и Москосо для полу­чения «официального прощения». На Диего возлагалась вся ответственность за умиротворение восставших провин­ций, и тот обещал, что «ценою своей крови и жизни он усмирит мятежные селения» (3, 224).

Как видно из условий договора, роялисты добились своей цели. А что получили взамен повстанцы? Их с ми­ром отпускали по домам, пообещав не напоминать об уча­стии в восстании. Не маловато ли? Во всем остальном — прежний произвол местных властей, прежняя кабала, бе­зысходность и нищета. Впрочем, Диего Тупак Амару и всем его родственникам гарантировалось «словом чести», что «им не будет нанесено ни малейшего ущерба, каса­лось ли это их личности, семьи или имущества».

Показательно, что при подписании договора не было сказано ни слова о каких-либо политических или эконо­мических реформах, менявших положение индейских масс. Так, воспользовавшись неопытностью и доверчиво­стью индейских руководителей, колониальные власти на­вязали восставшим неравноправный лицемерный мир, приведший в конце концов к ликвидации повстанческого движения.

Примечательно, что власти Ла-Платы, продолжая рез­ко отрицательно относиться к амнистии, скрепя сердце, «дабы не противоречить», опубликовали указ о помилова­нии и в своих владениях, приурочив его к миру в Сикуа­ни. За последующие три недели более 30 тыс. индейцев явились в Сикуани с повинной; церемонии, связанные с «дарованием прощения», по словам епископа Москосо, «не прекращались ни днем, ни ночью» (3, 341).

20 февраля 1782 г. на площадях и улицах «города королей» Лимы и других городов и селений Перу «в честь полного умиротворения» была устроена празд­ничная иллюминация, три дня звонили колокола больших и малых церквей.

Диего Тупак Амару, помилованный королем и приня­тый снова в лоно католической церкви, после заключения мира в Сикуани, объективно говоря, перестал существо­вать как вождь, как продолжатель дела восставшего Инки.

Однако, несмотря ни на что, обезглавленное движение продолжало жить. Провинции Омасуйо, Ларекаха, Карабайя к северу и западу от озера Титикака, с давними ос­вободительными традициями, не желали подчиняться местным властям; вновь и вновь правительственные отряды пускались в трудный путь, чтобы наказать непокорных индейцев.

Вот отрывки из дневника полковника Себастьяна де Сегуролы: «23 февраля убили более 60 индейцев селения Анкорайма... в Мокомоко уничтожили более 100.., у индейцев Италаке оставили 50 трупов и отняли 2 ружья, из которых они в нас стреляли... 7 марта на поле оста­лось 800 мертвых индейцев, более 100 копий, 4 знамени, одно ружье и один карабин» (3, 244—246). Под Ла-Пасом Р. Ариас в начале марта 1782 г. вел ожесточенные бои с отрядом индейцев в 3500 человек под командой Блас Чоке. В конце марта около селения Хуаки множество ин­дейцев окружили испанский отряд сержанта Анхеля де Эспанья: «Мы немедленно подняли флаг мира, а они в ответ — флаг войны, заявив, что хотят сражаться с нами, и начали атаку с неописуемой яростью... а ведь жители этого селения получали прощение уже дважды» (3, 251).

Известный нам X. Савала писал: «Все эти жестокие меры должны были привести к порядку, однако с огром­ным сожалением мы видим, что происходит совсем обрат­ное. Индейцы потеряли всякий страх перед пулями ... Вой­на оставила столько Тупак Амару, что несть числа им, постоянно появляющимся из любого угла... Только за два месяца (март — апрель 1782 г.— С. С.) вокруг Ла-Паса убито более 4 тыс. индейцев, среди них 200 индейских полковников или командиров» (3, 249, 270). По данным испанского командования, во время «умиротворительных» акций за то же время от рук роялистов погибло более 500 индейских женщин и детей.

В апреле 1782 г. сам Хосе дель Валье был вынужден отправиться в район Асангаро, чтобы лично следить «за процессом умиротворения». Специальные отряды охоти­лись за индейскими вождями, отказывавшимися признать мир в Сикуани. Один из них, Алехандро Калисайя, на требование сложить оружие ответил: «Пусть сеньор ин­спектор (Хосе дель Валье.— С. С.) убирается в Испанию вместе с сеньором вице-королем, в их помиловании мы не нуждаемся» (3, 315). Один из участников военных дейст­вий тех дней писал: «Нам не приходилось наблюдать нигде равного ожесточения и упорства, с которыми защища­лись индейцы...» (3, 297). Королевский совет Испании постоянно выражал недовольство «неэффективностью и медлительностью действий» главнокомандующих — Хосе дель Валье в Перу и Игнасио Флореса в Ла-Плате. До конца 1782 г. отборные испанские силы продолжали по­давлять очаги восстания в Сьерре.

Все это время Диего вел ничем не примечательную жизнь в селении Тунгасука провинции Тинта. Он наивно полагал, что испанские власти действительно «простили» его и продолжал называть себя Инкой. В октябре 1782 г. он отказался дать расписку в получении выделенных ему 1000 песо пенсии, пока в документе не будет указано его династическое имя — Тупак Амару. Диего не подозре­вал, что, превратившись из вождя повстанцев в частное лицо и пленника роялистов, он перестал быть для них опасным.

Как утверждал епископ Москосо, ему принадлежала идея помиловать не только участников, но и руководите­лей движения. Эту идею он и изложил вице-королю Хауреги в письме от 27 августа 1781 г. Очевидно, не без его участия разрабатывалась и вторая, тщательно скры­вавшаяся, половина плана: физическое уничтожение всех руководителей движения, сдавших оружие и получивших «прощение».

Через год после мира в Сикуани, в феврале — апреле 1783 г. Диего Тупак Амару, все его родственники и со­ратники — около 140 человек — были тайно, по предвари­тельно составленному списку арестованы и брошены в тюрьму. Сыновья Тупак Амару — Мариано и Фернандо и племянник Андрес, жившие под строгим надзором в Лиме, «ради спокойствия королевства» также подверглись аресту.

Королевские судьи под началом печально знаменитого Мата Линареса берутся сфабриковать дело против аресто­ванных. Осуждение Диего и его сторонников — пример типичного колониального произвола. В чем можно было обвинить 14-летнего сына Тупак Амару — Фернандо, ко­торый вот уже два года после казни отца переходил из одной тюрьмы в другую? И могло ли служить поводом для ареста его брата Мариано похищение им из мона­стыря Санта-Каталина в Куско его возлюбленной, причем давность «проступка» исчислялась в полгода. Что можно было предъявить арестованным многочисленным родствен­никам Диего (у его матери насчитывалось шесть сестер и четыре брата, а у жены — семеро братьев и сестер) ? Ничего, кроме того, что все они принадлежали к «опас­ному клану», носившему имя Великого повстанца. Всех их ожидало изгнание, «чтобы никакого следа не остава­лось от... семьи так называемых Тупак Амару»[125].

17 июля 1783 г. власти вынесли обвинительный приго­вор Диего Тупак Амару, его матери Марселе Кастро, жене Мануэле и двум индейцам — Симону и Лоренсо Кондори. Диего вменялись в вину «тяжелейшие проступки», «он доказал своим поведением, что лицемерно отнесся к высочайшему помилованию... вел переписку с индейцами, подписывался — Отец-губернатор и Инка... называл ин­дейцев сладким словом «дети», за что жители провинции Тинта и других мест снабжали его провиантом», и т. д. Марселу Кастро обвинили в том, что она не донесла вла­стям о якобы готовившемся мятеже в местечке Маркапата (3, 411—413). Ничего, кроме этих беспомощных утвер­ждений, не могли предъявить «главным виновникам» — состава преступления придумать так и не удалось.

Тем не менее Диего, его мать, индейцев Кондори вла­сти осудили на смерть, жену Диего — на вечное изгнание.

19 июля 1783 г. на главной площади Куско казнили еще одного Тупак Амару. Предварительно его подвергли пытке раскаленными щипцами, а затем, как и остальных, повесили. Показательно, что протектор индейцев из Кус­ко Себастьян Аренас, просивший суд «во имя христиан­ского милосердия» смягчить наказание осужденным, а именно: сначала казнить их и лишь потом тела их под­вергнуть пыткам, — был немедленно оштрафован на круп­ную сумму в 100 песо (4, 223—224).

В середине 1783 г. испанские власти беспощадным террором, подкупом, обманом и предательством привели к покорности восставшие провинции. Последним отголос­ком некогда мощного движения стала попытка мятежа в окрестностях самой Лимы.

В июне 1783 г. Фелипе Веласко, касик селения Асуньсьон провинции Хуарочири, назвавшись братом и пред­ставителем Инки Тупак Амару, «сидящего в Великом Пайтити», призвал жителей соседних сел к оружию. За­говорщики собирались блокировать дороги и мосты, ве­дущие к Лиме, выступление было назначено на конец августа. Однако власти быстро подавили мятеж, одних заговорщиков казнили, других — выслали за пределы Перу.

Было бы неверно утверждать, что колониальные вла­сти не сделали никаких выводов из грандиозного потря­сения, к которому привело индейское восстание 1780— 1783 гг. Испанская корона предприняла попытку упоря­дочить управление колониями: в 1783 г. был уничтожен институт коррехидоров, объявлялась запрещенной нена­вистная система торговли — репарто. Вводилось новое ад­министративное деление. В вице-королевстве Перу создава­лись восемь интенденсий, управлявшие ими интенданты и субделегаты назначались в Испании и получали твердое государственное жалованье, существенно ограничивалась власть вице-короля. В 1787 г. в Куско была создана новая королевская аудиенсия. Так почти сразу же после смер­ти Тупак Амару колониальная администрация осуществи­ла многие из его проектов. Однако и эти реформы мало что изменили в положении индейцев.

Репарто пустило столь глубокие корни и было столь «привлекательным» для колониальной олигархии сред­ством быстрого обогащения, что уже Эскобедо, преемник Арече на посту генерального виситадора в Перу, попы­тался восстановить репарто. Эта попытка не увенчалась успехом. Однако уже в правление Карла IV (1788—1808) мита и репарто были полностью восстановлены. И сме­нившие коррехидоров субделегаты вплоть до начала вой­ны за независимость продолжали заниматься и явно, и через подставных лиц этой выгодной незаконной тор­говлей.

Военные расходы на карательные экспедиции во вре­мя восстания составляли ежегодно около 1,5 млн. песо. В 1784 г. испанская корона, крайне неудовлетворенная малой эффективностью ополчения в деле поддержания порядка во внутренних районах, решила усилить регуляр­ную армию. В такие крупные города, как Куско, Арекина, Ла-Пас, были назначены пехотные части, дабы рас­сеять всякие иллюзии о слабости королевского оружия.

Одновременно всячески противодействуя усилению креольского ополчения, не без основания полагая, что оно в любой момент может повернуть оружие против короля, власти стремились «испанизировать» колониальную ар­мию и отказали в награждении и поощрении большей части креолов, активно участвовавших в подавлении вос­стания.

Масштабы развернувшихся во время движения 1780— 1783 гг. событий, необычайный накал классовых противо­речий, длительные военные действия и попытка восстав­ших осуществить свои чаяния на практике — все говорит о том, что по существу восстание Тупак Амару было крестьянской войной, угрожавшей жизненно важным ус­тоям всей колониальной системы Испании в целом. В. И. Ленин писал: «...Мы вполне признаем законность, прогрессивность и необходимость гражданских войн, т. е. войн угнетенного класса против угнетающего, рабов против рабовладельцев, крепостных крестьян против по­мещиков, наемных рабочих против буржуазии»[126].

В зарубежной историографии последних лет появилась новая тенденция в освещении событий конца XVIII в. в Перу. Так, колумбийский историк Фр. Посада считает, что необходимо ввести определение «революционная эпоха», когда речь идет о восстании Тупак Амару и связанном с ним восстании комунерос в Новой Гранаде. Эти движе­ния, пишет он, не должны рассматриваться только как «простые предвестники войны за независимость, они открыли революционный этап, закончившийся битвой при Аякучо в 1824 г.»[127]. Ему вторит перуанский историк Л. Дуран Флорес: существует «общепринятая установка называть Тупак Амару «провозвестником», оставляющая его в рамках XVIII в., справедливость требует уточнения: он положил начало революционной эпохе войны за не­зависимость»[128].

[121] См.: Lewin В. La rebelion de Tu­pac Amaru..., t. II, p. 536.

[122] Ibid., p. 517-518.

[123] Ibid., p. 517-518.

[124] Lewin B. La insurreccion de Tupas Amaru, p. 95.

[125] Valcarcel D. La rebelion de Tupac Amaru, p. 209.

[126] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 311.

[127] Цит. по: Durand Florez L. Op. cit, p. 10.

[128] Ibid., p. 33.