Осада Куско

Глава пятая

ОСАДА КУСКО

Я поднял голос в защиту всего коро­левства, чтобы положить конец великим притеснениям, грабежам, убийствам и дру­гим тяжким оскорблениям и невиданному поруганию... Я направил посланцев... чтобы они убедили сдать город...
Послание Тупак Амару епископу Москосо.
12 декабря 1780 г.

В древней столице инков, индейском сердце Сьерры, хо­рошо понимали, что противник силен и борьба предстоит нешуточная. Еще 13 ноября, сразу же после получения известия о казни коррехидора Арриаги, дон Висенте Соль отправился специальным гонцом в «город королей», да­лекую Лиму. С собой он вез послание, в котором «воен­ная хунта и вернейшие вассалы города Куско» просили лимские власти «не останавливаться ни перед какой жертвой для спасения власти короля»[77].

Куско начал готовиться к осаде.

Епископ Хуан Мануэль Москосо с амвона кафедраль­ного собора предал анафеме и отлучил от церкви «пре­дателя, подлого индейца, незаконно именующего себя Тупак Амару». Сия «божья кара» распространялась и на всех приверженцев Инки. В послании ко всем духовным лицам Куско и его окрестностей епископ Москосо при­звал собирать оружие и деньги на войну с Тупак Амару, а также приложить все усилия к тому, чтобы удержать индейскую паству в верности ее «законному хозяину — испанскому королю Карлу III»[78].

Королевская военная хунта после плачевного исхода первого столкновения с повстанцами под Сангарара при­нялась изыскивать новые финансовые и военные ресурсы. Она поставила цель «разрушить планы восставшего, пле­нить его, сохранить в неприкосновенности религию, вла­дения короля и общее дело» (3, 587). Большие надежды возлагались на помощь из Лимы, на отряды королевской армии, размещенные в северных провинциях Перу.

Чтобы получить ясное представление о расстановке сил в вице-королевстве Перу времен восстания, необхо­димо сказать несколько слов о состоянии королевской армии. В 1771 г. из более чем 45 тыс. солдат испанской регулярной армии в американских владениях подавляю­щая их часть была сосредоточена в вице-королевстве Но­вая Испания и вдоль Карибского побережья, наиболее часто подвергавшихся атакам английских и голландских пиратов.

В 1776 г. в распоряжении вице-короля Перу имелось 810 солдат регулярной службы, одну половину из кото­рых составляла гвардия и штабные офицеры, а другую — пехотный батальон, разбросанный вдоль всего огромного Тихоокеанского побережья для охраны его от внешних врагов[79]. При этом служба в регулярной армии не поль­зовалась популярностью среди креолов, в отряды наби­рались мулаты, метисы, выходцы из самых низов обще­ства. Испанцы занимали лишь командные должности.

Практическое отсутствие регулярной армии во вну­тренних районах должны были возместить добровольцы из числа гражданских лиц, так называемая милисия — ополчение, призванное защищать провинции в экстренных случаях. Эти самодеятельные отряды ополчения — компаниас комплектовались по профессиональному или этниче­скому принципу. В Лиме имелись отряды индейцев, му­латов и испанцев; в Кальяо, аванпорте Лимы,— моряков, конопатчиков, торговцев и т. д. Как правило, ополчение содержалось за собственный счет и ничего не стоило ис­панскому королю. Креольская верхушка составляла кава­лерию, метисы и индейцы — пехоту. Другими словами, на случай серьезного внутреннего конфликта королевские власти могли полагаться только на ополчение.

В ожидании помощи из Лимы на что мог рассчиты­вать Куско? По сведениям тех лет, гарнизон города вме­сте с гарнизонами восьми окрестных городов, включая Тинту, состоял всего из 1473 человек, «числа абсолютно недостаточного даже для защиты самого Куско» (3, 115).

Лучшие силы и вооружение были потеряны под Сангарара. Королевская казна после драконовских «изъятий» Арече пустовала. Куско переполняли многочисленные беженцы, остро не хватало продовольствия, надвигалась угроза голода. Среди креольской части населения царил полный разброд. Генеральный штаб расположился за толстыми стенами иезуитского монастыря. Сюда перенес­ли все наличное оружие. Испанские власти выставили вокруг Куско посты, усиленная-стража патрулировала индейские кварталы.

Нам известно, что в конце ноября 1780 г. Тупак Ама­ру получил несколько писем из Куско. Автор одного из них, его двоюродный брат X. Паласиос, сообщал о тай­ной заготовке продовольствия для повстанцев, другой корреспондент по имени Капетильо писал о нехватке оружия в городе и, удивляясь тому, что Тупак Амару до сих пор не осадил Куско, восклицал: «Атаковать — именно это дело сейчас самое важное, а не бродить из провинции в провинцию» (3, 423).

Как мы знаем, у Тупак Амару были серьезные при­чины для южной кампании. Возможно, будучи совершен­но уверенным в своих силах, Тупак Амару считал судьбу города предрешенной и именно поэтому не торопился. А Куско тем временем руками согнанных туда индейцев превращался в неприступную крепость. На главной пло­щади Пласа-де-Армас под руководством французского инженера Гильермо де Бастине сооружалась система око­пов и траншей. Улицы перегораживались стенами из кам­ня и щебенки, вокруг кварталов Альмудена, Белен, Айягуако, Санта-Ана и других возводились укрепления.

В городские оружейные мастерские свозились дрова, уголь, железо, олово, селитра для отливки пушек, снаря­дов, спешно делались ружья и копья. Шла заготовка припасов — касик Чиллитупа пригнал стадо баранов в 2205 голов, в Куско доставляли маис, муку, корм для скота, сюда направлялись также караваны лошадей и мулов (3, 560, 653).

Кто нес бремя расходов на все военные приготовле­ния? Испанцы — королевские чиновники и военные лица; видные креолы; представители духовенства; наконец, оставшиеся верными королю индейские вожди. Многие испанские чиновники отказались от получения полагав­шегося им по закону королевского жалованья на долгие месяцы восстания.

Дон Симон Гутьеррес, кавалер ордена Сантьяго, пол­ковник ополчения Куско, испанец, выставил отряд более чем из 100 человек, одел и вооружил его за свой счет и внес в королевскую казну с декабря 1780 по начало 1782 г. более 30 тыс. песо на нужды военных экспедиций.

Доктор теологии, дон Лоайса-и-Арестеги, священник, испанец, житель селения Оропеса, возглавил в качестве командира и капеллана военный отряд в 2300 человек из жителей селения, испанцев и индейцев, и в течение двух с половиной месяцев удерживал провинцию Карабайя; выделил 2 тыс. песо для содержания королевского войска, дважды восстанавливал мост через реку Кайкай за свой счет, чтобы открыть по нему движение роялистским ча­стям в провинцию Паукартамбо.

Дон Мартин Мариано де Толедо, викарий провинции Абанкай, с первых же дней восстания вооружил прихо­жан, перевел их на военное положение, выставил посты на дорогах и мостах через реки Чурук и Кутуктай. В те­чение двух месяцев поддерживал в отряде строгую воин­скую дисциплину. Во время осады Куско защищал к нему подходы и истратил 1500 песо личных сбережений на содержание своих людей.

Дон Висенте де Харос, священник из Куско, испанец, сын знатных родителей, пожертвовал все свои деньги, скот и лошадей для нужд роялистских отрядов и пере­возки припасов (3, 419, 453, 491, 506).

И так далее и тому подобное. Этот список можно было бы продолжить. Другими словами, на принадлежавших испанскому королю Карлу III перуанских землях не было недостатка в его рьяных приверженцах.

На фоне массового изъявления верноподданнических чувств поведение епископа Москосо, видного представи­теля креольской среды, выглядело «ура-патриотическим». Он превратил епископскую резиденцию в казарму, где в спешном порядке обучались военному делу монахи, свя­щенники и семинаристы. Из них Москосо сформировал четыре отряда. Для службы в церквах были оставлены лишь инвалиды. Сей «достославный сын божий» в нару­шение всех церковных правил подпоясался мечом, взгро­моздил ружье на плечо и, восседая верхом на муле, уча­ствовал в вылазках, вдохновляя всех, по словам очевид­цев, криком: «Пусть вечно живет король!»[80].

А касики индейских селений в окрестностях Куско? Как откликнулись они на действия восставших? Здесь настало время вывести на авансцену нового героя, точнее антигероя, полную противоположность вождю повстанцев Тупак Амару — знатного касика Матео Пумакаву, обла­дателя аристократического титула Инка. Вот что сообщает нам епископ Москосо в послании к испанскому королю: «Этот преданнейший индеец как только узнал, что под­лый разбойник Хосе Габриэль Тупак Амару увлек за со­бой жителей всех селений... вооружил своих людей и, внушив им искреннюю любовь и преданность своему за­конному государю, встал на защиту своего селения Чинчеро и всей провинции Калька-и-Ларес, которая и была целью врага. Будь и эта провинция захвачена повстан­цами... враг не пропустил бы подмогу к осажденному Куско и сделался бы непобедимым. Но Пумакаве удалось провалить этот коварный замысел...».

Прервем эту красноречивую цитату. Матео Пумакава, верный слуга короля, еще не раз появится на страницах книги, так как именно ему принадлежит немалая «заслу­га» в подавлении движения, начатого Тупак Амару. В письме зафиксированы только первые шаги его «умиро­творительной деятельности». Примеру дона Матео последовали индейские касики Николас де Росас, Маркос Чиллитупа и другие индейские правители, принявшие ак­тивное участие в защите Куско.

Особо ревностно служили испанскому королю индей­ские вожди из древнего рода Савараура. Один из них — Педро Савараура, касик селения Оропес, не только вы­дал властям Ильдефонсо Кастильо, участника заговора 1780 г. в Куско, и тем самым прямо способствовал про­валу готовившеюся выступления, но и возглавил индей­ский отряд в бою под Сангарара против Тупак Амару и в том же бою был убит повстанцами. Другой представи­тель этого рода, видный житель Куско — Савараура Титу Атаучи — написал работу «Государство Перу», в которой не только встал на защиту колониального испанского ре­жима, но и всячески восхвалял карательные действия виситадора Арече, утопившего в крови движение Тупак Амару.

Но как бы ни складывались обстоятельства, час реши­тельного поединка наступил. Попытаемся представить, какие мысли волновали его в те далекие дни? После столь успешного первого месяца борьбы Инка должен был чувствовать себя удовлетворенным: 24 провинции перешли под его знамена, войско насчитывало до 80—90 тыс. человек. Можно ли не признать власти человека, под контролем которого находилась добрая половина вице-королевства?!

Однако Тупак Амару понимал, что успех начатого им вооруженного выступления в значительной степени зави­сит от чисто военных факторов: наличия опытных солдат и офицеров, технической оснащенности повстанческих отрядов, воинской дисциплины. Нужно признать, что с этой точки зрения возможности повстанцев оставляли же­лать лучшего. Мало было повести за собой угнетенные массы, их предстояло еще научить воевать, а на это тре­бовалось время.

Вот что писал об индейцах, служивших в рядах ко­ролевской армии, фельдмаршал Хосе дель Валье: «Моя армия состояла в подавляющем большинстве из метисов и индейцев, 16 тыс. человек, из которых... ни один не имел и малейшего представления о воинской субордина­ции и дисциплине; добровольцы, пришедшие из провин­ций, пребывали в абсолютном неведении обо всех этих вещах, в том числе и о том, как хранить оружие и поль­зоваться им... Их командиры были подобны им и равного с ними невежества, так как все они пришли прямо со своих полей» (3, 105, 115).

Приведенная характеристика полностью относилась и к индейцам, сражавшимся в рядах Тупак Амару. Дейст­вительно, откуда было знать забитым, безграмотным крестьянам, как стрелять из ружей и пушек, ведь подоб­но рабам Древнего Рима им запрещалось иметь не только огнестрельное, но и холодное оружие. Драконовские за­преты распространялись и на продажу оружия индейцам, им возбранялось даже находиться вблизи помещений, где оно производилось. Обычно индейцы использовались во вспомогательных войсках, в обозе, в пехоте, ведь ездить верхом им также запрещалось. Не мудрено, что звук вы­стрелов и пушечная канонада приводили в замешатель­ство индейские ряды. И многое ли можно сделать перво­бытной пращой, палками и копьями, составлявшими тра­диционное «вооружение» подавляющей части повстанцев? Показательно, что даже «верных» индейцев испанские власти избегали снабжать огнестрельным оружием.

И как тут не оценить «трогательную заботу» коло­ниальной администрации о том, чтобы ни под каким ви­дом не обучать индейцев ни военному делу, ни владению оружием даже в самой поверхностной форме. «Причина очевидна, — писал испанский полковник Симон Гутьер­рес,— если, к примеру, выучить владеть оружием тысячу человек в Куско и привлечь их на военную службу, через шесть месяцев уже мало кто в городе останется не умею­щим стрелять... Мы все знаем, что с помощью всего лишь 80 мушкетов, которые отобрал Тупак Амару у казненного коррехидора Тинты и которые он распределил среди сво­их метисов... он нанес нам поражение в Сангарара, ата­ковал нас на вершине Пикчу и во многих других неис­числимых случаях. Что произошло бы, если бы эти люди научились чистить ружья и стрелять из них? А ведь ин­дейцев охраняют недоступные перуанские горы, из кото­рых мы до сих пор не можем их выкурить, хоть нет у них у всех иной защиты, кроме пращи и палки, и при этом они испытывают великий страх при взрыве пороха» (3, 26-27).

Тупак Амару, по свидетельству очевидцев, буквально охотился за специалистами по военному делу и под стра­хом смерти заставлял их заниматься изготовлением ору­жия. В штаб-квартире повстанцев в городе Тинта плен­ные испанцы и креолы под началом пленного испанского капитана Антонио Фигероа отливали пушки различного калибра, снаряды к ним, шпаги, тяжелые тесаки-мачете, изготавливали ружья. Как не вспомнить здесь слова тра­гически погибшего индейского касика Тамбоваксо, участ­ника заговора 1780 г. в Куско, который сказал: «Не ду­маю, что успех зависит от количества индейцев. Если бы только об этом шла речь, можно было бы покрыть ими сплошь все холмы вокруг города. Главное дело — оружие и боеприпасы»[81].

Именно этого в лагере повстанцев остро не хватало. Предпринимались попытки делать ружья из деревянных брусков, которые обтягивались кожей. Однако, чтобы про­извести выстрел из такого «ружья», требовались усилия двух человек, что давало незначительный эффект. В об­щей сложности Тупак Амару удалось снабдить огнестрель­ным оружием только тысячу человек; на 40 повстанцев, отправившихся сражаться под Куско, приходилось одно ружье. Овладевали же воинским искусством индейцы на ходу.

Между тем колониальные власти прибегли к реши­тельной мере. 19 декабря 1780 г. по распоряжению вице- короля Хауреги во всех городах был опубликован указ, которым Тупак Амару лишался титула касика. Его объявляли также «мятежником, который обманным путем привлек людей на свою сторону». Вице-король обещал прощение всем, кто покинет повстанческий лагерь. Одна­ко самое главное он приберег под конец: в указе торже­ственно провозглашалось, что уничтожается ненавистное репарто во всех без исключения провинциях вице-коро­левства Перу, что отныне все коррехидоры переводятся на твердое жалованье и что в случае, если они попытают­ся вести незаконную торговлю, то будут-де сурово нака­заны.

Вице-король так торопился с обнародованием указа, что в нарушение всех правил не стал дожидаться его утверждения Карлом III[82].

Тем не менее эта вынужденная полумера, знак того, как напуганы были колониальные власти, не могла уже ни притушить страсти, ни остановить движение. Буря нарастала. Бунты вспыхивают в самой Лиме, искры вос­стания перекидываются к границам провинции Кито. Вы­несенный революционными потрясениями на самую аван­сцену политической борьбы Тупак Амару становится в глазах угнетенных сословий, говоря словами одного пись­ма, «отцом всех бедных, униженных и притесненных».

Оставив часть войск в тылу, Тупак Амару двумя ко­лоннами двинулся на север. В них насчитывалось 40 тыс. повстанцев.

28 декабря армия Тупак Амару появилась в окрестно­стях Куско. Он не произвел немедленную атаку на город, а первоначально обстрелял его из пушек с целью произ­вести скорее психологический эффект. Между тем в Куско прибыла первая помощь из далекой Лимы, присланная вице-королем. Небольшой отряд в 200 человек проделал этот путь за 35 дней.

В Куско было объявлено чрезвычайное положение. Специальный указ запретил кому-либо из жителей поки­дать город в это беспокойное время под угрозой смертной казни[83] (дело в том, что жители тайком уходили из горо­да и вливались в армию Тупак Амару). Среди зажиточ­ной части населения сложились две партии: одна пред­лагала сдать город без боя, другая — отстаивать его до конца. Наступил самый драматический момент противо­борства авторитета королевской власти и революционно­го напора повстанцев.

Вопрос стоял так: кому удастся взять в руки инициа­тиву, тому и быть хозяином Куско.

Как принял этот вызов Тупак Амару? Осада такого хорошо укрепленного города являлась делом необычайно трудным, требующим большого воинского искусства. К такой осаде, по существу, индейский вождь не был готов. До сих пор все большие и малые города и селения добровольно признавали его власть.

12 декабря индейский вождь обращается к властям Куско, избирая своим адресатом могущественного пред­ставителя церкви епископа Москосо. Тупак Амару пишет, что главным своим долгом считает «уничтожить обреме­нительную должность чиновников, называемых коррехи­дорами, и чрезмерные доходы, которые они получают бла­годаря введению таможенных и других налогов, угрожаю­щих убогим хижинам верных подданных и взимающихся с неумолимостью второго Писарро по тирании» (125— 126).

Индейский вождь требует сдать город без кровопро­лития. Бросаются в глаза его слова — «ожидая, что кто-нибудь другой или другие сбросят иго». Здесь важны два мотива. Первый: Тупак Амару, очевидно, рассчитывал на поддержку восстания тайными сторонниками в Куско, он не собирался действовать в одиночку[84]. Вполне воз­можно, что знатные креолы и метисы из Лимы и Куско говорили ему примерно следующее: «Ты начни первым, подними индейцев, а за нами дело не станет». Таков психологический подтекст намека Тупак Амару[85]. Неда­ром же проницательный Арече считал, что, если вице-король хочет иметь мир в Сьерре, он должен сначала навести порядок в Лиме[86]. Мотив второй: «От угнетения страдают все, я защищаю общее дело — вот другая при­чина, по которой следует поддержать меня и никто не будет обижен». К этим мотивам Тупак Амару неодно­кратно возвращается и в других своих документах перио­да «великого противостояния» под Куско.

Между тем в 20-х числах декабря из Лимы вышел ос­новной испанский карательный отряд во главе с испан­цами — фельдмаршалом Хосе дель Валье и виситадором Арече. В отряде насчитывалось 700 солдат, в обозе везли 6 пушек и 3 тыс. ружей.

Союзник короля, индейский касик Матео Пумакава, уже очистил от повстанцев северные окрестности Куско, не позволив уничтожить стратегически важный мост че­рез реку Апуримак, и тем самым обрек на неудачу действия брата Инки — Диего, в задачу которого входило окружить город с севера и востока.

28 декабря, в канун нового, 1781-го, года, в канун решительной схватки с повстанцами роялисты устроили в Куско чествование Пумакавы, словно не было тогда дела более важного. Военная хунта Куско за «столь бле­стящие действия и в столь необходимое время» наградила Пумакаву званием полковника и королевской медалью, которую самолично прикрепил ему испанский полковник дон Габриэль Авилес. Другую медаль — за защиту рели­гии — пожаловал вездесущий епископ Москосо (3, 327, 362—363). Отныне тот в своих письмах будет величать индейского правителя не иначе как «его превосходитель­ство, сеньор полковник, дон Матео Пумакава».

«Сей преданный индеец», «сей столп благонадежно­сти» был для испанцев живым отрицанием Тупак Амару, «козырной картой» в их борьбе за индейские массы.

Пять дней ждал Тупак Амару ключей от города и не дождался. 3 января 1781 г. он направил в осажденный город личного посланца, капитана Бернардо Ла Мадрида, в сопровождении двух священников. С ними было пере­дано новое послание, адресованное «кабильдо великого города Куско», в котором содержался ультиматум: сдать город без боя и кровопролития, в противном случае он будет взят силой и жизнь будет оставлена лишь лицам духовного звания, женщинам и детям.

Однако Тупак Амару выступает в этом послании не только с позиции силы. Инка вновь излагает политиче­ское кредо, пытаясь склонить на свою сторону городские власти. Этот бесстрашный защитник индейцев пишет: «Чудовищное положение индейцев столь очевидно, что не нужно иного доказательства, кроме тех слез, которые эти несчастные проливают вот уже три столетия». Инка не только взывает к состраданию, но и обличает: «Эта рабская доля никогда не позволяла узнать индейцам подлинного бога, кроме контрибуций коррехидорам и куракам (касикам), добытых трудом и потом».

Предлагая свой рецепт лечения прогнившей системы, индейский вождь призывает ввести институт выборных чиновников — алькальдов из числа самих индейцев «до­стойного поведения» со скромным жалованьем, а также образовать королевскую аудиенсию в Куско с вице-королем во главе в качестве ее президента.

Тупак Амару не скрывает также и того, что у него есть и другие планы и идеи, о которых, сообщает он, «речь пойдет в свое время» (127). Весьма многозначи­тельное уточнение, в тех неопределенных условиях Инка говорил отнюдь не все, что хотел бы высказать.

Вот о чем писал и думал восставший Инка на равнине Окореро под Куско 3 января 1781 г.

Послание Тупак Амару осталось без ответа. Про­слойка состоятельных креолов и метисов, на поддержку которых он так рассчитывал, мучительно колебалась. Ха­рактерна настенная листовка, появившаяся в те дни в Лиме: «Если победит Тумак Амару — плохо, если виситадор — еще хуже, и в этом выжидании, вице-король и го­род, наберитесь терпения». В листовке, вывешенной 5 ян­варя 1781 г. в осажденном Куско, ее авторы от имени креолов возлагали всю вину за восстание на коррехидо­ров, виситадора и других «изобретателей тирании».

Никакой прямой поддержки Тупак Амару они не обе­щали и лишь призывали короля Испании «обнажить свой мечь против виновников этого несчастья» (т. е. восста­ния)[87].

Итак, снова близорукая, но весьма распространенная во всех прослойках колониального Перу вера в «хороше­го» короля и ненависть к его «дурным» чиновникам.

Выжидали креолы, выжидал и Тупак Амару. Убеждая их, он боялся развязать кровопролитие, за ним стояли десятки тысяч индейцев, которые в любой момент могли выйти из-под контроля.

Тупак Амару ясно сознавал: здесь, у стен Куско, ре­шалась судьба начатого им движения! Он нуждался не в поверженном городе, а в союзниках, чтобы действовать в масштабах всей страны; восставший Инка понимал: без поддержки креолов силы повстанцев, как бы они ни были велики, не смогут одержать победу.

Пассивное поведение Тупак Амару под стенами Кус­ко разительно отличалось от его решительных и умелых действий в первые дни восстания в провинции Тинта, где он чувствовал себя хозяином положения.

Вот почему столкновения в окрестностях Куско ско­рее напоминали разведку боем и взаимную проверку сил. Фактически военные действия разворачивались в пред­местьях города. Главное же сопротивление ожидало вос­ставших на сильно укрепленной главной площади Куско.

А что происходило в эти дни за степами осажденной столицы Сьерры? Очевидцы осады единодушно рисуют са­мыми черными красками действия военной хунты по за­щите Куско. Один из них прямо утверждает: если бы не ущелья рек Калька и Паруро, служивших естественными укреплениями города, «мы бы погибли, нас и 4 лиг^[88] не отделяло от более чем 20 тыс. индейцев, наводнивших все селения провинции Калька по ту сторону рек... Мы чу­дом выжили ...» (3, 19—20).

Из показаний другого очевидца выясняется весьма ха­рактерная деталь: оказывается, почти все наличное огне­стрельное и холодное оружие было сосредоточено на глав­ной площади Куско. С его помощью «хозяева охраняли свои ценности, укрытые в надежных подвалах иезуит­ского монастыря» (130). Занятые заботами о своем доб­ре, состоятельные граждане Куско, естественно, не могли защищать боевые позиции, вот почему там сражались в основном индейцы, оставшиеся верными королю, торгов­цы да монахи — они-то и стали защитниками Куско.

Один из свидетелей осады категорически заявляет, что город устоял и был спасен от индейцев... руками индей­цев. Что же касается «знатных сеньоров (испанцев, — С. С.), то они, верно, оставили всю свою храбрость в Испа­нии и в память о ней сохранили лишь мундиры» (3, 20).

Да, как это ни парадоксально, но «великий город Куско» устоял под натиском восставших индейцев благо­даря усилиям индейцев, оставшихся верными королю.

Приведем факты: важный в военном отношении холм Саксаваман защищали индейцы Пумакавы, рядом с ними, около высоты Пикчу, разместились отряды касика Нико­ласа де Росаса численностью в 2500 человек.

Передовой отряд Тупак Амару нацелился на уязви­мый проход между холмами Пикчу и Пукин. В мелких стычках 6 января повстанцы убили 15 солдат, прибывших из Лимы. Решительный бой разыгрался днем 8 января: он начался в час дня и с ожесточением продолжался до ве­чера. Авангард Тупак Амару напал на окопавшихся «верных» индейцев. По свидетельству очевидцев, среди них насчитывалось много жертв: метисы из Куско под градом сотен камней, которыми закидали их повстанцы, покинули свои позиции.

И та, и другая сторона сражались главным образом с помощью такого традиционного индейского оружия, как праща. Повстанцы пустили в ход еще и педреро — пуш­ки, стрелявшие каменными ядрами. В бою участвовал также отряд в 130 человек, выставленный торговцами города Куско. К ночи сражение затихло, не принеся по­беды ни одной из сторон. Противники остались на преж­них местах.

А утром 9 января Тупак Амару посылает новое об­ращение «многославному кабильдо» Куско: «Вчера, 8 ян­варя, продвинулись вперед мои войска с присущим им пылом и захватили один участок, не причинив никому ущерба, хоть люди из города обвинили нас в том, что мы ведем наступательные действия... Избежать смертей, уничтожения домов и пожаров будет невозможно, если я со своей стороны продолжу оборонительную войну!.. Скорбные последствия, которых нужно ждать, вынуждают меня поставить вас в известность: мои индейцы требуют, чтобы позволил я им разграбить этот город. Если это слу­чится, он будет разрушен, а жители его обращены в прах, что и составляет цель, которую они преследуют, так как желают отдать город в мое распоряжение. В качестве ком­пенсации они сами хотят заселить его, чтобы не жили в Куско другие жители, кроме моих воинов» (129).

Здесь Тупак Амару отбрасывает все дипломатические уловки, он угрожает и хорошо знает цену своей угрозе. После столь сильного аргумента он прямо переходит к главному: «По образу моих мыслей я никогда и никому не хотел причинять зла... и чтобы ни бог, ни король не обвинили меня потом, прошу передать через моего по­сланца Фр. Берналеса свое согласие на сдачу города. Вы­сота Пикчу, 9 января 1781 г.» (130).

И на это послание восставшего Инки ответа не после­довало. Требовалась решительная военная акция со сторо­ны осаждавших, попытка прорваться на улицы города и использовать по крайней мере свое численное превосход­ство.

Весь день 9 января на подступах к городу происхо­дили упорные стычки, индейцы из Куско под началом метиса Франсиско Лайсекильи атаковали позиции по­встанцев, в атаках принимали участие даже женщины и дети, «они бросали камни, подносили еду и питье». Осаж­давшим не удалось прорваться на улицы города. Вечером того же дня из лагеря Тупак Амару сбежал пленный испанский капитан Антонио Фигероа, отвечавший за всю артиллерию повстанцев.

По словам одного роялиста, жителя Куско, «бой про­должался до глубокой ночи. На рассвете поднялась плот­ная пелена тумана. Долго не удавалось обнаружить про­тивника и определить его местонахождение. Когда же об­следовали местность, оказалось, что он оставил поле боя»[89].

И действительно, бросив повозки, лошадей, мулов, да­же свою палатку, Тупак Амару оставил высоту Пикчу и отошел от города.

После 10 дней боев, продолжавшихся с переменным успехом, повстанцы, число которых более чем в три раза превышало число защитников города, снялись с занятых позиций и покинули окрестные холмы к немалому удив­лению осажденных[90].

Что принудило Тупак Амару снять осаду города? И начавшееся дезертирство в его рядах, и крупная воен­ная помощь осажденным, прибывшая в ночь с 8 на 9 ян­варя, и, наконец, может быть, самое главное, упорное со­противление, оказанное ему.

Страх креолов перед правительственной расправой, их политическая аморфность и незрелость, разброд и шата­ния в среде индейских вождей — все это привело к тому, что антиколониальный союз, за который Тупак Амару столь страстно ратовал, так и не сложился.

Пригрозив вернуться с еще более сильной армией, Ту­пак Амару отошел на юг, в Тинту, туда, где он полно­стью контролировал положение. В тылу поддерживался строжайший порядок, активно действовало индейское са­моуправление, колониальные чиновники жаловались на то, что на всем протяжении от Куско до Оруро не оста­лось ни одного испанца.

Спустя два года после осады испанский министр по делам Индий Хосе де Гальвес в память об усилиях, с ко­торыми город Куско сдерживал напор повстанцев, пожа­ловал городу титул «вернейшего» с теми же привилегиями, какие были и у столицы Лимы (3, 424).

[77] Lewin В. La rebelion de Tu­pac Amaru..., t. I, p. 456.

[78] Ibid., p. 459.

[79] См.: Campbell L. G. The Army of Peru and the Tupac Amaru Revolt.— The Hispanic Ameri­can Historical Rewiew, 1976, vol. 56, N 1, Febr., p. 36.

[80] Lewin B. La rebelion de Tu­pac Amaru..., t. I, p. 266—267.

[81] Ibid., p. 444—445.

[82] См.: Fisher L. E. Op. cit., p. 125.

[83] См.: Lewin В. La rebelion de Tupac Amaru..., t. I, p. 463— 464.

[84] Роль важного доказательства того, что Инка рассчитывал на поддержку, играет пись­мо, отправленное им 22 но­ября 1780 г. близким родст­венникам, братьям Угарте, видным жителям Куско — «самым главным головам этого города». Приказав им арестовать коррехидоров и всех, кто вооружает солдат для отпора повстанцам, Ту­пак Амару далее пишет: «...если вы сделаете это, ста­нете хозяевами города и бу­дете управлять им до моего прихода, который последует в ближайшее время во главе 60 тыс. индейцев и 6 тыс. солдат, что будут скоро в мо­ем распоряжении» (2, 301). Письмо было отправлено еще до начала южного похода и имело целью побудить к дей­ствию сторонников в Куско.

[85] Факт переговоров подтвердил один из секретарей Тупак Амару — Сиснерос, показав­ший впоследствии на суде, что «девять видных жителей Лимы отговаривали Тупак Амару от поездки в Испанию и призывали его начать дело собственными силами» (2, 718, 721). Священник Ви­сенте Сентено из Лимы писал Тупак Амару в нояб­ре 1780 г., что-де «Лима нахо­дится в хорошем состоянии, пусть она тебя пе тревожит, это — беру на себя, тебе же следует лишь начать дело» (по пересказу допосчика, мо­наха Сальдивара, прочитав­шего это письмо в доме Ту­пак Амару) (3, 423). Другое свидетельство — архидьякона Вильяльбы, утверждавшего, что Тупак Амару пе делал ни шагу, пе получив письма из Куско, «которые, как го­ворят, уходили и приходили непрестанно» (3, 438).

[86] См.: Valcarcel D. La rebelion de Tupac Amaru, p. 169.

[87] Lewin B. La rebelion de Tu­pac Amaru..., t. I, p. 407—408.

[88] Лига равна 5572 м.

[89] Ibid.. p. 467.

[90] См.: Cornejo Bouroncle J. Op. cit., p. 203—204.