Древнейшие перуанские цивилизации

На абсолютном большинстве исторических карт, отражающих процесс возникновения на Земном шаре древнейших цивилизаций и государств, яркими красками расцвечены районы долины Нила и Двуречья, озер Ван и Севан, бассейны Семиречья и великих рек Индии и Китая. И только безмерные пространства Американского континента «сохраняют» на этих картах девственный фон. А между тем на американской земле, в частности в области Центральных Анд, уже тысячелетия назад расцветали культуры Лаурикоча, Токепала, Уака-Приета и др.[1] Правда, эти культуры имели локаль­ный характер. Они возникали либо на побережье, либо в горном районе — в речных долинах или на берегах горных озер. Творцами этих культур были люди, жившие в условиях доклассового общества.

Тысячелетия проносятся над Центральными Андами; локаль­ные культуры расцветают и увядают, сменяются одна другой; иногда они сливаются в более или менее значительные комплексы, иногда от них отпочковываются новые культурные очаги. Чрезвы­чайно медленно идет развитие производительных сил в обществах, породивших упомянутые культуры. Их творцы на протяжении тысячелетии остаются на так называемом досельскохозяйственном уровне: они занимаются охотой, рыболовством, собирательством. Однако со временем у них возникает земледелие, сначала огород­ное, а затем и полевое. Древние индейские селекционеры вывели замечательную злаковую культуру — маис, или кукурузу, наи­лучший из злаков, по выражению Ф. Энгельса (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 30). Не менее замечательной куль­турой был и картофель, резко повысивший пищевые ресурсы древних перуанцев. Оба они, маис и картофель, обеспечили довольно широкие возможности появления прибавочного про­дукта.

Как и в других частях Земного шара, переход к полевому земледелию обусловил появление на месте небольших разбросан­ных групп людей, включавших один-два десятка семейств, много­людных общин, племен, а позднее и их объединений. И тогда место первоначальных локальных культур занимают высокоразвитые цивилизации, охватывающие значительные области и территории, выдающийся перуанский ученый Луис Балькарсель называет их шанперуанскими» (т. е. общеперуанскими).

Раньше других складывается культура Чавин. Она не выросла па пустом месте, а уходит корнями глубоко в толщу веков и даже тысячелетий. Так, среди остатков культуры Уака-Приета (воз­раст 3500—4500 лет) Джуниус Бед обнаружил на примитивных тканях чавиноидные элементы — изображение кондора, двух­головых змей, а некоторые ученые (Тельо, Бусе) склонны находить черты Чавина в «Храме скрещенных рук» Котоша (в окрестностях Уаыуко), возраст которого определяется в 4200 лет[2]. Зарождение Чавина (XII в. до н. э.) почти совпадает со временем становления древнегреческой цивилизации и почти на тысячелетие опережает эпоху эллинизма и Рима. Чавин охватывает огромный отрезок времени; ого упадок наступает лишь в IV в. н. э. Ареал распростра­нения чавинской культуры простирается на обширные территории северной и центральной частей Сьерры и Косты[3].

Центральный и самый крупный памятник Чавина, носящий название Чавин-де-Уантар, находится в провинции Уари департа­мента Анкаш. Пока еще пет точной датировки памятника. Кроме того, различные части его относятся, вероятно, к различным перио­дам и принадлежат к различным культурно-археологическим слоям. Не исключено, что первоначально Чавин-де-Уантар являл собой скромное городище, но в период своего расцвета он скорее всего выполнял функции крупного религиозного центра. На это указывают и изображения священных животных (кошачьих, кон­доров, змей), и наличие специальных мест культового назначения. Чавин-де-Уантар — подлинное царство камня, яркий пример худо явственного разнообразия и совершенства, которых может достичь человек в камне. Древние камнетесы Чавшг-де-Уантара с успехом могут соперничать с египетскими строителями пирамид, резчиками древнеперсидских и ассирийских стел и другими мастерами древности, обрабатывавшими камень. Главное строение Чавин-де-Уантара представляет собой храм, сложенный из обте­санного камня. В центре храма тщательно вырублены ступени, по которым жрецы поднимались к главному алтарю. К храму с разных сторон подходят каналы, русла которых сплошь вымо­щены камнем. Многочисленные каналы проходят также непосред­ственно под самим зданием храма. Их назначение неясно. Можно предположить, что они играли роль терморегуляторов, охлаждая воздух и слегка увлажняя его в знойное и сухое время года, в период же горных холодов наполненные теплой водой каналы могли выполнять функцию «центрального отопления».

Главное строение Чавин-де-Уантара иногда называют «Храмом чудовищных стражей». И действительно, безмолвными стражами застыли каменные изваяния пум, ягуаров, двухголовых змей, кондоров и каких-то других непонятных и потому еще более устра­шающих существ.

Привлекает внимание необычайно сложный криволинейный орнамент, украшающий строение Чавина. Он кажется загадоч­ным, хаотичным. Однако при внимательном рассмотрении можно заметить в нем стилизованные изображения все тех же ягуаров и пум, их глаз, когтей, голов. Видимо, творцы и носители цивили­зации Чавин считали этих животных священными. Впрочем, это лишь предположение. Камни Чавин-де-Уантара молчат. Мол­чит, оскалив зубы, существо, странно сочетающее в себе звериные черты с мягкими чертами человека. Кто оно? Бог? Если да, то бог чего — добра или зла? Войны или мира? Плодородия или смерти? Земли или неба? Какие жертвы приносились ему? На каком языке возносились ему молитвы?

На многие, очень многие вопросы, возникающие при знакомстве с культурой Чавин, ответом пока являются молчание либо до­вольно зыбкие гипотезы.

Молчит и другое существо, изображенное на так называемой «стеле Раймонди» (рис. 1). Но оно высечено столь красноречиво и выразительно, что каждому становится понятным — это боже­ство, причем одно из главнейших, если не самое главное. Его зве­риные клыки, его волосы-змеи, его множество голов, в изображе­нии которых можно обнаружить одновременно «черты» и «детали» и пумы, и кондора, и даже человека, наверняка символизируют всемогущество, вездесущность и всевидение этого божества.

Не меньше загадок порождает и другой центр цивилизации Чавин — храм, сооруженный около 3000 лет назад недалеко от го­рода Кахамарка. Само название храма Кунтуруаси — «Дом Кон­дора» говорит о многом. Обилие изображений этой птицы застав­ляет думать об ее особом культе. Храм расположен на трех камен­ных платформах, уложенных в виде пирамиды на вершине холма. Высота каждой из платформ около 12 м. На верхней платформе находились молитвенные и другие ритуальные помещения, камен­ные статуи, на месте которых путешественник или исследователь видит сегодня лишь осколки и буйную поросль диких трав.

Просуществовав более полутора тысяч лет, пережив периоды расцвета и упадка, цивилизация Чавин угасла окончательно. Однако было бы серьезным заблуждением считать, что она исчезла совсем, не оставив наследников и потомков. Не случайно пе­руанские ученые склонны видеть в Чавине «корень культуры Аид» и «культу­ру — праматерь перуанской цивилизации»[4]. Угасание Чавина напоминало угасание огромного костра, от которо­го в разные стороны летели искры, зажигавшие все но­вые и новые очаги пламени. Но влияние цивилизации Чавин могло стать и стало эффективным лишь в тех районах, где уже шло разви­тие местных культур и где производительные силы до­стигли относительно высоко­го уровня. Там оно будет ощущаться в течение столе­тий; с поразительной настой­чивостью и постоянством там будут проявляться и исполь­зоваться характерные для нее черты кошачьих, кондо­ров и змей в изобразитель­ном искусстве, типичные для Чавина сосуды со стремявидным горлом и т. д..

Рис. 1. «Стела Раймонди» (перерисовка)

Тайна широкого распро­странения чавинского куль­турного влияния и, возмож­но, политической гегемонии чавинцев проста: чавинцы несли с собой маис! Выращивание маиса предопределило появление прибавочного продукта в чавинском обществе, а тем самым и рождение цивилизации. Перед чавинским жречеством и родо-племенной аристократией открылись широкие возможности присвоения прибавочного продукта. Так возникли условия для появления раннеклассового общества, для становления государства. Следует предположить, что и для самих чавинцев маис был срав­нительно новым приобретением, а его возделывание было сопря­жено со сложным культом и ритуалами: нельзя признать случайным тот факт, что уже упоминавшееся нами изображение всемогу­щего божества на «стеле Раймонди», которое сегодня рассматри­вается всеми учеными как главный и наиболее характерный символ культуры Чавин, своим общим обликом напоминает поча­ток кукурузы. Вот почему влияние Чавина так рельефно ощу­щается прежде всего в области изобразительного искусства, обслуживавшего в те времена в основном религию, сюжеты рели­гиозной мифологии.

Начиная с середины I тысячелетия до н. э. на территории Перу поднимаются новые цивилизации: Паракас, Наска, Мочика (позднее ее прямой наследник Чиму), Тиауанако.

Главные очаги цивилизации, известной ныне под названием Паракас, находятся к югу от современной перуанской столицы. На ранних ступенях развития Паракаса особенно ощутимо сказы­вается культурное влияние Чавина, но и позже сохраняются мо­тивы: кошачьих (ягуара) и кондора в изобразительном искусстве Паракаса. Во все периоды своей истории данная цивилизация в отличие от Чавина никогда не занимала большой территории.

Археологи различают два основных периода в истории циви­лизации Паракаса: более ранний «Паракас — пещеры» и более поздний «Паракас—Некрополь». Долгое время среди зарубежных ученых существовало мнение, что Паракас был лишь священным центром и местом захоронения. Однако исследования перуанского ученого Ф. Энгеля убедительно доказали, что Паракас во все периоды своего существования был также и населенным пунктом [5]

Культура Паракас достигла больших высот. Особое восхище­ние вызывают ткани Паракаса. Ни в одной части Земного шара в столь ранний период искусство ткачества не достигло такого совершенства, как в Паракасе. Паракасские ткачи использовали самые разнообразные материалы и удивительную для той эпохи технику ткачества.

Традиции паракасских мастеров сохранялись еще долгое время. В частности, европейцы застали ткани из хлопка и шерсти, кото­рые своей эластичностью, гладкостью, легкостью и шелкови­стостью превосходили самые дорогие сорта шелка. Еще большим совершенством отличались ткани, шедшие на изготовление одежды для Сапа Инки — Единственного Инки (таков был основной титул верховного правителя инков[6]): они изготовлялись из пуха лету­чих мышей[7].

Рис. 2. Ткань с изображением человека, держащего скипетр и отрубленную голову побежденного. Куль­тура Паракас. Музей изобразительных искусств. Лима

Ткани Паракаса изумительны не только как высокие образцы текстильного производства. Паракасские ткачи знали секреты ярких, долговечных, полностью сохранившихся до наших дней красок. Характерно, что разные (и притом полихромные) изобра­жения не наносились на ткани, не надпечатывалисъ, а были вы­тканы в процессе самого изготовления ткани. Паракасские ткани привлекают к себе внимание разнообразием своих узоров и сюже­тов (рис. 2). В них можно найти сложные геометрические орна­менты, изображения божеств, а также рыб, змей, людей, обезьян. Па них можно обнаружить целые таинственные сцены с участием большого количества существ, трудно идентифицируемых с реаль­ными представителями животного мира земли. Видимо, эти изобра­жения запечатлели переход от тотемических верований к «очеловеченным» культам. Отсюда такие странные сочетания, как рыба с, лицом человека. Паракасцы, как и чавинцы, придерживались, по всей видимости, концепции если не единого, то по крайней мере всемогущего божества, повелителя судеб человека и всего сущего[8]. Что касается «содержания» самих сцен, то высказываются предположения, что они представляют собой разновидность пик­тографического письма, т. е. содержат рисуночное «повествование» о каких-то событиях из жизни паракасского общества или же сю­жеты из его мифологии.

При всем многообразии объектов изображения (в том числе и чавиноидных) на паракасских тканях превалирует все же мор­ская тематика: рыбы, часто змеевидные, иногда рыбовидные змеи, осьминоги, крабы. Эти отдельные элементы иногда сливаются (в полном соответствии с чавинскими традициями) в единую це­лостную фигуру какого-то божества, в чем, как указывалось выше, нетрудно распознать отражение процесса перехода от примитив­ного тотемизма к более абстрактным формам языческих верований. Другим выдающимся достижением, прославившим паракасскую цивилизацию, было высокоразвитое искусство хирургии. С помощью инструментов, изготовленных из камня и бронзы, ле­кари Паракаса делали сложнейшие хирургические операции, вплоть до трепанации черепа. Понятно, что подобное хирурги­ческое искусство в свою очередь требовало определенных знаний в области антисептики и анестезии.

Совершенно очевидно, что достижения паракасских ремеслен­ников и ученых оказались возможны лишь при условии отделения ремесла от земледелия на основе значительного развития послед­него. И действительно, в могильниках Паракаса были обнаружены остатки маиса, арахиса, фасоли. К этим плодам земли паракасцы добавляли обильные дары прибрежных вод Тихого океана.

Таким образом, как и в чавинском обществе, мы видим в Паракасе наличие условий для появления прибавочного продукта, для раскола общества на классы и становления государства. Однако можно предположить, что в отличие от Чавина обще­ственно-политическое устройство Паракаса было не деспотиче­ским, а скорее всего олигархическим или даже демократическим. Такое предположение отнюдь не носит категоричный характер, поскольку оно покоится на косвенных данных, например на ярко выраженном политеизме паракасцев, на большом разнообразии стилей и жанров их изобразительного искусства и т. д.

Трудно определить хронологические рамки Паракаса. Одни исследователи «отпускают» на жизнь этой цивилизации 600 — 700 лет[9], другие увеличивают этот срок чуть ли не вдвое[10].

Первая половина I тысячелетия н. э. является периодом ста­новления третьей древнейшей перуанской цивилизации — цивилизации Наска, распространившейся в том же самом районе, что и Паракас, но в значительно более широких границах. Эконо­мической основой этой цивилизации также являлись производство сельскохозяйственных культур (маис, арахис, фасоль, тыква) и широко развитое рыболовство. Если становление государства у насканцев можно считать свершившимся фактом, то о конкретной форме их общественно-политического устройства сказать что-либо определенное нельзя. Можно только предполагать, что, не будучи деспотией, государство насканцев было либо теократическим, либо олигархическим, либо демократическим. Серьезное изучение насканской культуры начато сравнительно недавно; многие объекты ее исследованы совершенно недостаточно, в том числе такие, как город Кауачи, бывший, по мнению некоторых ученых, столицей насканского общества[11]. В центре этого города на холме возвышался храм высотой более 80 м. Храмы найдены и в других насканских пунктах — Эстакери, Уака-дель-Лоро, Трес-Палос. Все они исследованы поверхностно.

будучи преемниками паракасской культуры, столь прославив­шейся своими тканями, насканцы сумели в значительной мере сохранить наследие своих предшественников. Они также приме­няли различную и довольно сложную технику для изготовления тканей и ковров. Вышивки и рисунки на тканях изображают птиц, рыб, растения, божества с кошачьими чертами, крылатые антропоморфные фигуры. Гамма красок на отдельных тканях включает до 15 цветов и оттенков. И все же изделия эти уступали за­мечательным шедеврам паракасских тканей. Несколько вперед по сравнению с паракасцами продвинулись насканцы в обработке полота.

Главное достижение насканской культуры — замечательная лмшихромная керамика (рис. 3). Формы и размеры насканской керамической посуды с течением времени меняются, но дело но в них, а в тех изображениях, которыми она украшается. На­несенная на керамическую посуду роспись — настолько харак­терная и важная черта насканской цивилизации, что именно она берется многими учеными за основу ее периодизации. Различают несколько этапов в эволюции росписи сосудов. Первые два этапа рождаются и протекают еще в лоне культуры Паракас, пред­ставляя собой часто перенесение на сосуды сюжетов и фигур, изо­браженных па паракасских тканях. Лишь начиная с третьего этапа (на стыке III и IV вв.) изображения на сосудах — роспись и довольно редко скульптура — свидетельствуют о том, что отпочкование культуры Наска от угасающей цивилизации Паракас стало свершившимся фактом. Второй — четвертый этапы харак­терны строгостью и реалистичностью. Начиная с пятого этапа (примерно со второй четверти VI в.) строгость и простота изобра­жений постепенно сменяются затейливостью, вычурностью, отхо­дом от реалистической линии. Седьмой этап (начало второй трети' VII в.) открывает эпоху упадка насканского искусства росписи и скульптурной обработки керамики. В конце же девятого этапа: (IX в.) насканский стиль как бы растворяется в новом художест­венном стиле, который несет с собой культура Тиауанако[12].

Крайне многообразна тематика насканских росписей. Из жи­вотного мира широко представлены птицы, очень часто морские. Затем идут морские животные: рыбы, китообразные. Нередко можно увидеть изображения змей, в том числе и двухголовых, знакомых еще по Чавину. О Чавине нам напоминают и изображе­ния кошачьих, встречающиеся наряду с такими новыми персо­нажами, как лисы, броненосцы. Весьма разнообразны изображения; людей, а также восходящих к Паракасу и Чавину фантастиче­ских существ — уже известных нам человеко-ягуаро-птиц, хотя и в повой манере письма. Многие сосуды украшены оригинальным' и богатым многоцветным геометрическим орнаментом с использо­ванием кривых линий, прямоугольников, кругов, овалов, дуг, точек.

Одной из загадок цивилизации Наска являются многочислен­ные полосы, прочерченные на земле. Они проходят в различных направлениях, многие из них прямые и параллельны друг другу_г другие криволинейные, зигзагообразные. Из пересечения неко­торых полос возникают различные геометрические фигуры, а кое-где можно разглядеть изображения паука, рыбы или птицы.. Фигуры наземных животных в общем напоминают росписи наскан­ских сосудов. Порой изображения живых существ настолько сти­лизованы и схематичны, что их трудно отождествить с реальными представителями животного мира Перу. Некоторые полосы до­стигают колоссальных размеров — до 8 км! В наше время ком­плексы этих полос были увидены лишь с самолета.

Было высказано много догадок и гипотез в отношении «назем­ной росписи» Наска, включая и весьма маловероятные и неправдо­подобные о возможности использования насканцами летающих ящеров. Другая «гипотеза» заключается в том, что эти полосы не что иное, как опознавательные знаки, оставленные пришель­цами с иных планет. Очевидно данная проблема действительно; имеет отношение к космосу, но только с иной стороны: параллель­ные полосы — это своеобразный календарь, и в зависимости от того, за какую из полос закатывалось солнце, насканские жрецы определяли время года и назначали сроки сельскохозяйственных и иных работ сезонного характера. Какая-то часть полос (в том числе и изображения фантастических существ) имела, возможно, ритуальный или военно-ритуальный характер: по этим полосам выстраивались участники религиозных процессий или воины. Кстати, полосы видны не только с «птичьего полета», но и с не­которых точек в окрестных горах.

Рис. 3. Сосуд с изображением существа с кошачьими чертами. Куль­тура Наска. Музей изобразительных искусств. Лима.

Хронологические границы цивилизации Наска почти полностью совпадают со временем существования еще одной древнейшей перуанской цивилизации — цивилизации Мочика (или Мучик), самой северной по своему географическому положению. Центром ее была долина Чикама. В конечном счете, это также одна из «на­следниц» великого Чавина, но, подобно насканской, мочикская цивилизация не является прямой наследницей «матери перуанской культуры». Между Мочика и Чавином лежит значительный, примерно тысячелетний период, в течение которого на севере Перу существовали культуры Салинар и Куписнике. Через них, осо­бенно через последнюю, Мочика и связана генетически с Чавином.

Рис. 4. Сосуд в форме человеческой головы. Культура Мочика

Творцы мочикской цивилизации достигли поразительных успехов в изобразительном искусстве, особенно в скульптуре. Свои сосуды округлой формы они делали в виде скульптурных изображений человеческих голов (рис. 4). Но это не просто изобра­жения, это скульптурные портреты, точно и реалистично передаю­щие не только черты лица, как, например, в греко-римском портрете, но и состояние или психологическую характеристику человека: гордость, строгость, бурную радость, скорбь. Можно смело сказать, что подобного скульптурного совершенства не знала ни одна из древних цивилизаций Старого или Нового Света.

Рис. 5. Круглый сосуд с изображением группы бегущих гонцов. Куль­тура Мочика. Музей изобразительных искусств. Лима.

Мочикские сосуды изготовлялись также в виде целых челове­ческих фигур. Как правило, это воины, черты лица которых менее индивидуализированы, чем на сосудах-портретах, и, по всей ви­димости, даны в несколько условной форме, обозначавшей воин­ственность и мужество согласно эстетическим стереотипам мочи-ков. Помимо человека сосуды-скульптуры изображали — также весьма реалистично — различных животных: собак, лягушек, сов, попугаев. Значительная часть сосудов подвергалась не скульп­турной обработке, а росписи (коричневая по белому фону) (рис. 5). Росписи на сосудах еще более многообразны. Они изображают жи­вотных, главным образом морских — рыб, морскую звезду, ласто­ногих, а также оленей, лис, птиц. На некоторых сосудах и масках можно увидеть ягуароподобные черты в изображении человека, сцены нападения ягуара на человека и другие мотивы, имеющие корни в Чавине. Иногда рисунки на сосудах столь сложны, что исследователи склонны рассматривать их как своеобразную форму пиктографии. Поскольку вышеупомянутые сосуды встречаются в довольно большом количестве и в разных местах, можно сделать предположение о наличии в обществе специальных художествен­ных училищ, в которые отбирались лишь люди, обладавшие не­заурядными способностями.

Создается впечатление, что сами мочики придавали своей ке­рамике какое-то особое, можно сказать, социальное значение, ибо она содержит совершенно невероятную по объему информацию.

Помимо прекрасных образцов изобразительного искусства мочики оставили замечательные творения в области монумен­тального строительства — мы имеем в виду пирамиду Луны и пирамиду Солнца, расположенные в низовьях р. Моче.

Материалы мочикской культуры дают все основания для вы­вода об общественном устройстве мочиков как о раннем рабовла­дельческом деспотическом государстве. Так считает, в частности,, известный перуанский историк Луис Эмилио Валькарсель[13].

Цивилизация Мочика угасает примерно в VIII в., т. е. в то самое время, когда в северные районы Перу проникает влияние цивилизации Тиауанако. Однако и Мочика исчезает не бесследно. Недаром некоторые исследователи называют ее «проточимук».

На ее месте после непродолжительного периода существования культуры Томавал расцветает новая богатая цивилизация — Чиму[14].

Ход исторических событий в области Центральных Анд за­ставляет нас обратиться к ряду проблем, связанных с цивили­зацией Тиауанако. Зародившись на сравнительно небольшой территории, эта цивилизация приобрела затем невиданный на Американском континенте территориальный размах. Ее памят­ники не нужно было открывать, ибо они еще в эпоху инков со­ставляли предмет восхищения, изучения и даже попыток рестав­рации.

Мы не знаем, как называли эту культуру сами ее создатели. Слово «Тиауанако», которым мы пользуемся, кечуанское, и его появление, как гласит легенда, связано с осмотром монументов недалеко от озера Титикака одним из Инков и его свитой. В при­сутствии Инки никто не имел права сидеть. В знак особой милости за стремительно доставленное сообщение большой важности Инка разрешил гонцу сесть, наградив его при этом именем чрезвычайно быстроногого животного гуанако. «Тиауанако» означает на кечуа не что иное, как «Садись, Гуанако!»[15].

Однако, будучи известна в течение веков, цивилизация Тиа­уанако в то же время заключала в себе большую тайну: она, ка­залось, выросла на пустом месте, что давало основание для разного рода антиисторических домыслов вплоть до объявления ее па­мятников свидетельством вмешательства космических пришель­цев в дела землян. Лишь в 1934 г. американский ученый У. К. Беннет обнаружил в южной части бассейна озера Титикака на полу­острове Тарако остатки культуры, предшествующей расцвету Тиауанако[16]. Впоследствии остатки этой культуры, названной Чирипа, в виде обломков керамики, стен жилых зданий, сложен­ных из скрепленных раствором глины гладких камней, многочис­ленных погребений, глиняных трубок, закопченных внутри, бус из кости, камня и меди, золотых украшений были найдены и в других местах[17].

Примерно на рубеже I и II тысячелетий до н. э. на основе куль­туры Чирипа происходит быстрое становление прототиауанакской культуры. Если в отношении этнолингвистической принадлеж­ности творцов культур Чавин, Паракас, Наска и Мочика трудно строить даже догадки (почему мы и обходили этот вопрос стороной), то этнолингвистический облик строителей Тиауанако выглядит значительно более определенным: очевидно, это были далекие предки современных индейцев аймара. Интересно отметить, что хотя расстояние между центром цивилизации Чавин и Тиауанако мо прямой составляет более 1000 км, в памятниках тиауанакской культуры можно наблюдать элементы, сходные с чавинскими: двухголовую змею, кондора, кошачьих. Особенно бросается в глаза сходство между изображением чавинского божества на «стеле Гаймонди» и центральным персонажем барельефа на так называ­емых Воротах Солнца. Как указывает Л. Э. Валькарсель, остается открытым только вопрос о том, принадлежат ли обе фигуры к од­ному и тому же времени или к различным эпохам[18].

Очевидно, что Чавин является более древней цивилизацией, однако его экспансия предполагает не только влияние, но и воз­можность самой чавинской цивилизации подвергнуться «ино­родному» воздействию, роль которого могла взять на себя прототиауанакская культура. Здесь же следует указать, что мы не считаем возможным серьезно рассматривать утверждения А. Познанского о зарождении культуры Тиауанако свыше 10 000 лет назад и о ее влиянии не только на всю Южную, но и на Северную Аме­рику, включая территорию США[19].

Однако, зародившись почти одновременно с Чавином, куль­тура Тиауанако пережила не только эту «праматерь перуанской культуры», но и ее «дочерние» (Паракас, Салинар) и даже «вну­чатые» (Наска, Мочика, Рекуай) цивилизации и культуры. Ее рас­цвет приходится на вторую половину I тысячелетия н. э., когда влияние культуры собственно Тиауанако и родственной ей Уари распространяется на огромной территории от Оруро, Кочабамбы и Северо-Запада Аргентины (используя современную топонимику) до северных районов Перу, охватывая при этом также и перу­анское побережье[20]. Но ее наиболее важный центр находился именно там, где сегодня стоит одноименный населенный пункт. Он расположен высоко над уровнем моря среди боливийского плоскогорья. В воздухе ощущается нехватка кислорода (до 25%). Житель Европы или Северной Америки, попадая сюда, сразу же испытывает огромную усталость, ощущает тяжесть и боль в голове, стеснение в груди; от малейшего физического напряжения бешено колотится сердце. Тем большее удивление и восхищение вызывает вид величественных развалин Тиауанако.

Внимание путешественника или исследователя привлекает 18-метровая пирамида Акапана. Ступени пирамиды поддерживала каменная кладка. На вершине Акапаны находился искусст­венный, выложенный камнем водоем вместимостью свыше 22 000 куб. м. Исследователи пока не могут ответить на вопрос, чем являлось это сооружение: святилищем, жилым комплексом или крепостью. Рядом еще более загадочный памятник — так называемая Каласасайя, занимающая площадь свыше 13 000 кв. м. Это сравнительно ровная площадка, окруженная четырехгран­ными каменными столбами, промежутки между которыми запол­нялись каменной кладкой. К Каласасайе почти примыкает не­большой полуподземный храм, в настоящее время полностью рес­таврированный. Интересной особенностью сооружения являются скульптурные изображения человеческих голов, как бы вырастаю­щих из стен храма, что напоминает довольно широко распростра­ненную в Андской области традицию, восходящую к Чавину. Интересной деталью храма является также круглый жертвенник из камня.

На территории Каласасайи находится один из самых замеча­тельных монументов тиауанакского комплекса — Ворота Солнца. Разбитый на две части, он лежал здесь с колониальных времен. Сейчас монумент поднят и реставрирован. Над его «дверным про­емом» вырезано антропоморфное существо, состоящее из много­численных компонентов, которые могут быть отождествлены с от­дельными частями нескольких животных: кондоров, змей, ко­шачьих. Многие исследователи полагают, что в данном случае изображен верховный бог Уиракоча, ставший впоследствии одной из ипостасей всемогущего, вездесущего, незримого бога инков.

По обе стороны от Уиракочи вырезано 48 устремляющихся к нему схематично и условно изображенных человеко-кондоров. Внизу — орнамент, в изгибы которого вписаны очеловеченные лица каких-то существ с идущими от них лучами.

То, что Ворота Солнца находятся на территории Каласасайи, явление, на наш взгляд, чисто случайное. Скорее всего Ворота предназначались для нового пышного и богатого архитектурного комплекса, строительство которого, однако, по каким-то при­чинам не было осуществлено: Ворота Солнца носят следы неза­вершенности.

Особого внимания заслуживает скульптура Тиауанако. Ее громадные каменные изваяния обнаруживают сходство с изо­бражениями на Воротах Солнца, однако есть и такие скульптуры, которые никак не вписываются в тиауанакский стиль: это извая­ния коленопреклоненных людей, изображенных довольно реали­стично.

Долгое время было загадкой, каким образом доставлялся в Тиауанако строительный материал андезит. В близлежащей местности этого камня нет. Карлос Понсе Санхинес убедительно доказал, что его транспортировали на больших плотах по озеру Титикака[21].

Образцы тиауанакской керамики трудно спутать с керамичес­кими изделиями иных культур и цивилизаций. Наиболее распро­страненный тип тиауанакской посуды очень напоминает современ­ные спортивные кубки с несколько вогнутой поверхностью, причем центр вогнутости приходится почти всегда на нижнюю половину кубка. Нередко встречаются керамические чаши, вазы, крынки и даже скульптурные изделия.

Ряд ученых указывает на изменение стилей обработки сосудов, и различные периоды. Так, если раннетиауанакский стиль (по Кеннету) отличается красной или многоцветной росписью по бу­рому фону, глянцевитой поверхностью и геометрическими рисунками (линии и треугольники), то так называемый классиче­ский стиль характерен комбинацией белого, серого, желтого и чер­ного цветов на красном фоне и значительным учащением изображений живых существ: пум, людей, кондоров. В орнаменте все чаще появляются ступенчатые формы.

С упадком цивилизации происходит обеднение содержания росписей, растет их декоративность, стилизация достигает порой таких гипертрофированных размеров, что невозможно определить, какое существо или предмет изображены. Роспись сосудов ста­новится менее яркой, цветовая гамма обедняется.

В Тиауанако встречаются и огромные каменные глыбы со сле­дами начальной обработки совсем не в тиауанакской манере. Они рассказывают о планах инков провести реставрационные работы. Вторжение испанских конкистадоров сорвало их осу­ществление.

Среди большого круга проблем, связанных с цивилизацией Тиауанако, имеется один вопрос, приобретающий все большую остроту: каков был общественный строй в Тиауанако?

Большинство ученых, главным образом североамериканских, либо вообще не касаются этой проблемы, либо отрицают наличие там государства, наделяя Тиауанако лишь функциями религиоз­ного центра[22]. Советский ученый В. А. Башилов считает общество Тиауанако раннеклассовым, которое складывается скорее всего в ранний период своей истории[23].

Точка зрения многих боливийских исследователей сущест­венно отличается от вышеприведенных. По их мнению, Тиауана­ко — ото не только цивилизация, но и обширное государство, «империя»[24]. Наиболее четко эта концепция сформулирована у Понсе Санхинеса. Как утверждает боливийский ученый, непо­средственно в течение ряда лет исследующий наземный, подъем­ный и раскопочный материалы Тиауанако, примерно ко II в. н. э. Тиауанако из поселения сельского типа превращается в город. В основе этого процесса лежит рост производительности сельского хозяйства, создавший условия для возникновения государства с государственным и жреческим аппаратом; в этот же период осу­ществляются общественные работы огромных масштабов. Появ­ляются Каласасаия, Аканана и некоторые другие монументы. Однако, по мнению Понсе Санхинеса, нет ничего, что бы указы­вало на возникновение рабовладения, подобного, скажем, еги­петскому. «Похоже, — пишет он, — использовалось свободное время земледельцев, которые были заняты в хозяйстве только четыре месяца для обработки почвы. . .»[25].

После классической эпохи (IV—VIII вв.), по мнению Понсе Санхинеса, наступает эпоха «экспансии» и «империализма» (VIII — XII вв.). Тиауанакцы покоряют огромную территорию, создавая «вице-королевства», например в Уари. Изобретается бронза. Но уже к началу XIII в. тиауанакское общество оказывается в глубоком упадке вследствие внутренних противоречий, в част­ности отпадения периферийных владений («колоний») от центра («метрополии»).

Такова схема исторической концепции боливийских (и неко­торых других) исследователей Тиауанако. Ее несомненное до­стоинство состоит в том, что она пытается рассматривать вопрос диалектически, хотя, на наш взгляд, для истории Тиауанако неприемлема такая терминология, как «колонии», «империализм», «вице-королевство», «метрополия». Концепцию Понсе Санхинеса и его коллег следует на данном этапе принять в качестве рабочей гипотезы, нуждающейся, разумеется, не только в частных до­полнениях, но и в серьезных, фундаментальных дополнительных исследованиях, в основе которых должна лежать марксистско-ленинская методология. Тиауанако заслуживает этого.

Гибель Тиауанако завершила эпоху падения древнейших ци­вилизаций на территории Перу. Заканчивая наше знакомство с ними, мы еще раз обязаны подчеркнуть то обстоятельство, что все они развивались во взаимодействии друг с другом. Это дает перуанским исследователям право говорить о древнейшем Перу и некоторых прилегающих районах как о единой культурно-исторической области, а также об автохтонности общеперуанской культуры (с ее локальными вариациями) с древнейших времен[26].

Падению древнейших цивилизаций в области Центральных Анд, несомненно, сопутствовали, а в некоторых случаях и содей­ствовали какие-то миграционные процессы, ибо наряду с зонами высоких культур и цивилизаций существовала, так сказать, «варварская периферия», бассейн Амазонки, обширные районы сельвы. Их натиск на очаги высоких культур и цивилизаций был исторически неизбежен. Поэтому ситуация, возникшая после па­дения Тиауанако, включала в себя и такие факторы, как выход, на историческую арену новых этнолингвистических групп.

Так, район, где когда-то расцветали удивительные цивилиза­ции Паракас и Наска, оказался е руках новых пришельцев. Население не было готово организовать им должного отпора. Оно было либо уничтожено, либо ассимилировано. Новые хозя­ина, чинча, установили свою власть от Ики вплоть до пределов Чили.

Общество Мочика оказалось более стойким. Не случайно на мочикской керамике было так много изображений воинов. После тяжелых поражений, возможно даже полного распада мочикского государства, его жители все же сумели найти в себе силы, чтобы противостоять пришельцам и в новых исторических усло­виях возродить свою собственную государственность и культуру, разумеется, сильно измененную. Это возрожденное общество и его культура стали именоваться Чиму. После падения Тиау­анако государство Чиму (Чимор) распространилось на внуши­тельной территории — от северных пределов Перу почти до самой Лимы.

На обломках Тиауанако возникла конфедерация индейцев-колья (аймара), господствовавших над боливийским плоскогорьем и некоторыми высокогорными долинами. Это были потомки соз­дателей цивилизации Тиауанако. Конфедерация чанков, кото­рые в описываемую эпоху только что вышли, подобно чинча, на историческую арену, занимала сравнительно небольшой район перуанской территории (провинции Андауайлас, Аякучо, Уанкавелика, побережье возле Ики, часть Апуримака). И наконец, в долине Куско и на некоторых близлежащих землях усилился престиж племен кечуа, им довелось сыграть выдающуюся роль в последующий исторический период, период становления и рас­цвета государства инков.

---

Примечания:

[1] В данной статье не рассматривается гипотеза перуанского ученого Хавьера Кабреры Даркеа, согласно которой в области Центральных Анд десятки тысяч лет назад развилась блестящая и весьма своеобразная цивилизация, созданная одной из ветвей неандертальцев.

 

[2] J. С. Tello. Origen у desaTrollo de las civil izaci ones prehistoric as Andinas. «XXVII International Congress of Americanists». Lima, 1942—43; #. Buse. Cotosh el templo mas antiguo del Peru. «Cultura у pueblo», N 1. Lima, 1964, p. 29—31.

 

[3] В дальнейшем в книге будут употребляться термины «Коста», «Сьерра» и «Сельва», под которыми подразумеваются Прибрежный, Горный (Цен­тральный) и Восточный районы, как это принято в современной перуанистике.

 

[4] См.: Н. Buse. Peru. 10.000 anos. cultura matriz de la civilizacion Lima, 1962, р. 22; J. L. Telle. Chaviu, peruana. Lima, 1961.

 

[5] F. Engel. El preceramico sin algodon en la costa del Peru. Mexico, 1964.

 

[6] В дальнейшем написанное с большой буквы (т. е. Инка) данное слово бу­дет являться эквивалентом упомянутому титулу или (в редких случаях) частью собственного жмени правителя.

 

[7] См.: P. Pizarro. Relacion del descubriniiento у conquista de los reinos del Peru. «Biblioteca Peruana», Primera Serie, t. I. Lima, 1968, p. 483.

 

[8] См.: С. A. Galimberti Miranda. Interpretacion de los Personajes Mitologicos del Manto N 5, del Fardo Funerario de Paracas N 27, abierto en la Universidad Nacional del Cuzco. «Revista del Museo e Instituto Arqueologico”, N 21 Junio, 1967.

 

[9] См.: В. А. Башилов. Древние цивилизации Перу и Боливии. М,, 1972 (таблица «Хронология древних цивилизаций Центральных Анд»).

 

[10] См.: L. Е. Valcarcel. Etnohistoria del Peru Arttiguo. Lima, 1964, p. 54.

 

[11] См., например: W. D. Strong. Paracas, Nazca and Tialmanacoid Cultural Kolationships in South Coastal Peru. «Society of American Archaeology. Memoirs». Menasha, 1957, p. 32.

 

[12] См.: H. Buse, Peru, p. 175-177.

 

[13] См.: L. E. Valcarcel. Estirpe belica. «Idea», N 19. Lima, 1954, p. 5.

 

[14] В данном очерке цивилизация Чиму не рассматривается единственно по­тому, что хронологически она выходит за границы эпохи древнейших цивилизаций и относится вместе с инкской цивилизацией к разряду древ­них.

 

[15] Победителей в соревнованиях по бегу в Боливии до сих пор часто назы­вают «гуанако».

 

[16] См.: W. С. Bennett. Excavations in Bolivia. «American Museum of Natural History», vol. 35, part 4. New York, 1936.

 

[17] См.: A. Kidder II. Digging in the Titicaca Basin. «University Museum Bul­letin», vol. 20, N 3. Philadelphia, 1956, p. 28.

 

[18] См.: L. E. Valcarcel. Simbolos magicQ-religiosos en' la cultura andina». vol. II. «XXXI Congreso Internacional de Americanistas». Mexico, 1958, p. 168.

 

[19] См.: A. Posnansky. Tihaunacu. The Gradle of American Man, vol. I, II, New York, 1945; vol. Ill, IV. La Paz, 1957.

 

[20] См.: С. Ponce Sangines. Importancia de la Cuenca Расейа en el Periodo Precolomblno. La Paz, 1967, p. 8.

 

[21] См.: М. Мillе, С. Ponce Sangines. Las andesitas de Tiwanalm. La Paz, 1968; С P. Sangines. Importancia de la Cuenca Pacena en el Periodo Precolombino, p. 8.

 

[22] См.: /. E. Hardoy. Ciudades precolombinas. Buenos Aires, 1964; V. W. van Hagen. The Desert Kingdoms of Peru. London, 1965; G. H. S. Bushnel. Peru. London, 1960; W. C. Bennet, J. B. Bird. Andean Culture History. «Handbook series», N 15. New York, 1949.

 

[23] См.; В. А. Башилов. Указ. соч., стр. 73.

 

[24] См.: J. F, Velarde. Los imperios andinos. La Paz, Bolivia, 1961; C. P. Sangines. Importancia. . .; A. Guzman. Breve historia de Bolivia. La Paz —Cochabamba, 1969, etc.

 

[25] С. Р. Sangines, importancia. . ., p. 7.

 

[26] См.: L. E. Valcarcel. Etnohistoria del Peru Antiguo, p. 13—14.