Эрнан Кортес в Тескоко

IX

Испанский военачальник не мог сидеть и спокойно ждать окончания строительства своих судов. Как ни велико было стара­ние работников, дело не могло завершиться так скоро, как того требовал нетерпеливый характер каудильо, и, получив подкреп­ление в лице солдат, прибывших в Веракрус еще на одном корабле с военным снаряжением, Кортес счел свои силы вполне достаточными, чтобы захватить Тескоко, где, как он думал, еще правит его ставленник Куикуицат. Несмотря на эти благоприят­ные для его намерений обстоятельства — ибо Кортес не сомне­вался в своем предположении,— он не решился выйти из Тласка­лы без ее войска. Тласкала же охотно дала ему людей, ибо предпочитала вести войну на территории ацтеков, а не на своей земле. Совет, зная, какую огромную силу выставил ацтекский монарх против «республики», не без удивления, хотя и с радо­стью встретил смелое решение испанского военачальника, от­нюдь не разделявшего их опасения, опередить ацтеков и с ходу овладеть Тескоко — вторым по значению городом Ацтекского царства.

Приготовления были недолгими, и все складывалось в пользу Кортеса, который, казалось бы, предусмотрев и проду­мав все детали, направился к Тескоко в тот самый день, когда воины Тескоко со своим вождем-властителем вышли оттуда по направлению к Теночтитлану, чтобы соединиться с войсками Ацтекского царства, шедшими к Тласкале.

Несмотря на двукратное подкрепление, неожиданно и свое­временно усилившее испанское войско, последнее насчитывало не более тысячи солдат, включая артиллеристов, всадников и пехо­тинцев. Однако все они были прекрасно вооружены, дисцип­линированы и полны желания сражаться. В качестве вспомога­тельной силы с ними шли десять или двенадцать тысяч отборных тласкальских воинов во главе с опытными военачальниками.

Совет Тласкалы также обещал всячески помогать испанским корабелам, оставшимся строить бригантины, и обязался, дав торжественную клятву, присылать Кортесу по мере надобности дополнительные отряды, остававшиеся в Тласкале под командой Хикотенкатля, чей побег еще не был замечен.

Таким образом, союзные войска покинули пределы «респуб­лики», окрыленные самыми радужными надеждами, успокоенные обещаниями Совета Тласкалы и вдохновленные отвагой своего каудильо, который шел на великую битву с таким непоколеби­мым спокойствием, словно отправлялся на рыцарский турнир.

При переходе границы им встретились отдельные ацтекские отряды, пытавшиеся остановить захватчиков, но ацтеки были наголову разбиты, ибо оружием и числом силы Кортеса значитель­но превосходили их. Из ацтекских отрядов не осталось в живых ни одного воина, никого, кто мог бы доставить в Теночтитлан тревожную весть о вторжении, и Кортес без помех продолжал свое шествие.

Однако отдельные беглецы, земледельцы из остававшихся позади селений, сообщали о продвижении врага в более крупные поселения, откуда новость долетела и до Тескоко, который, не теряя времени, выставил небольшой вооруженный заслон из оставшихся в городе отрядов. Но этого было явно недостаточно: в первой же конной атаке Кортес смял отважных, но весьма малочисленных тескоканцев и дерзко вторгся в Тескоко.

Едва ли соответствует истине то, что, несмотря на свою ненадежную оборону, так легко мог сдаться на милость неприя­теля город славного Холотля[76], устоявший против множества врагов, веками его осаждавших, прельщенных его красотой и за­видовавших его славе. Вероятнее всего, Кортес добился победы, такой легкой для него и такой постыдной для тескоканцев, в результате сыгравших роковую роль внутренних раздоров, которые придали ему уверенность и открыли ворота этого древ­него города, одного из трех столпов Ацтекского царства.

После того как Коанакоцин с приверженным ему войском отправился из Тескоко в Теночтитлан, город остался во власти двух других родовых объединений, сплотившихся после того, как Моктесума устранил Какумацина. Одно из них, поддерживавшее Куикуицкатля и затем отступившее под напором другого, кото­рое признало законную власть Коанакоцина после смерти не­счастного воздыхателя Текуиспы, в ту пору не было столь сильным, чтобы открыто поднять мятеж против нового властителя, за которым шли не только войско и большая часть знати, но также и сам ацтекский монарх, который помог Коанакоцину взойти на трон Тескоко. Однако мятежная «партия» отнюдь не оставляла надежд на перемены и была полна решимости не упускать ни малейшей возможности, чтобы привести к власти самого младшего сына Нецауальпильи, брата Куикуицата по матери и такого же, как последний, слабохарактер­ного и, казалось бы, податливого, что отличало этих двух братьев от их строптивых и любящих пышность сводных стар­ших братьев — погибшего Какумацина и его законного преем­ника Коанакота,— рожденных первой женой Нецальуальпильи, сестрой Моктесумы.

Самый молодой властительный вождь Тескоко стремился встать во главе мятежников после смерти Куикуицата и, узнав о приближении испанцев, ставленником которых был преданный им и убитый Какумацином Куикуицат, решил, что наступил самый подходящий момент для исполнения своего желания и до поры до времени скрываемых намерений. Таким образом, пока знатные люди Тескоко, ожидая помощи со стороны Теночтит-лана, куда были посланы гонцы, старались с достойной похвалы расторопностью, хотя и в полной растерянности, собрать новое воинство, чтобы защищать город до последнего вздоха, сторон­ники младших сыновей Нецауальпильи (от второго брака) быст­ро подготовили восстание, которое привело теперь уже в полней­шее замешательство городских сановников. Мятежники перехва­тили гонцов в Теночтитлан, расправились с немногочисленным городским гарнизоном, заперли в их собственных домах знатных людей, которые после «дворцового переворота» сами разбежа­лись по темным углам во имя сохранения жизни. Отнюдь не опасаясь проявлений недовольства со стороны испуганного насе­ления, мятежные вожди прошествовали по главным улицам Те­скоко, прославляя своего нового властителя и радушно встречая Эрнана Кортеса: некоторые главари восставших несли герб Те­скоко не впереди, а сзади отряда, что означало самые мирные намерения, и пели радостные гимны.

Союзные испано-тласкальские войска, сохранявшие боевой порядок и продвигавшиеся довольно быстро, выслали вперед лазутчиков, которые, вернувшись, сообщили, что, по всей види­мости, их ждет весьма миролюбивый прием со стороны власти­теля земли Аколуакан (со столицей в Тескоко), их старого друга, ибо все испанцы думали, как мы упоминали, что здесь еще правит узурпатор Куикуицат. В самом деле, тескоканские теуктли встретили испанцев с опущенными вниз стрелами и привет­ствовали от имени своей земли с нижайшей просьбой сделать их союзниками и взять под свое покровительство.

Они по-своему объяснили Кортесу причины смерти Куику­ицата; сообщили о короновании Коанакота, которого обвинили в братоубийстве и незаконном захвате власти, и всячески утвер­ждая законность права младшего сына Нецальуальпильи на трон, требовали для него поддержки со стороны императора Карла, которого новый вождь-властитель Тескоко, по заявлению его сторонников, считает своим единственным господином, а се­бя— его данником.

Кортес от имени своего императора торжественно провоз­гласил испрошенное покровительство; выразил соболезнование по поводу трагической судьбы своего друга Куикуицата, которо­го, как когда-то, снова объявил законным властителем Тескоко, и своей честью поклялся наказать его убийцу Коанакота.

Мятежники с ликованием ввели захватчиков в город, но Тескоко был пуст. Большая часть жителей бежала оттуда вместе с властитель­ной Оталицей, и испанцы встретили там в основном отряды местных бунтовщиков, разорявших покинутые жилища своих же теуктли.

Пока беглецы распространяли в Теночтитлане нежданные страшные вести о постигшей Тескоко беде и, как мы видели, сеяли тревогу среди ацтекской знати, Кортес не терял времени даром, закрепляясь в Тескоко. Послушное орудие его полити­ки — мятежная «партия» — провозгласила вождем-властителем Тескоко юного брата Куикуицата, отпраздновав и его коронова­ние, и его крещение, ибо Кортес обещал ему свою дружбу при одном непременном условии: отказаться от поклонения идолам и принять религию Иисуса Христа. Властитель и его окружение согласились на все требования. Сын Нецальуальпильи стал от­ныне называться Фернандо Кортес, взяв имя (и фамилию) своего покровителя, признав его Бога и его законы, и призвал всех данников своей земли Аколуакан поклясться в вечной верности новому божеству и новому великому тлатоани.

Кортес, со своей стороны, не замедлил разместить испанские гарнизоны во всех крупных селениях этой земли; распорядился, чтобы индейцы очистили канавы и устья ручьев, впадавших в озеро, дабы спустить на воду будущие бригантины, и, наконец, направил гонцов в Тласкалу с радостной вестью о своей бескров­ной победе.

Судьба в самом деле была к Кортесу удивительно милостива и, напротив, никогда не обходилась так жестоко ни с одним монархом, как в ту пору с властительным юным вождем, кото­рый только что взошел на трон Ацтекского царства.

В конце предыдущей главы мы обратили внимание на мно­гих встревоженных тлатоани, которые спешили во дворец к Куаутемоку сообщить ему нечто невероятное: враг вступил в Теско­ко. Молодой властитель с трудом верил в успех подобного рискованного предприятия, однако Коанакот, который убедился в истинности трагического происшествия, выслушав рассказ своей супруги и бежавших с ней жрецов, буквально рычал от ярости и старался убедить великого властителя в справедливости слухов.

- Напрасно, уэй-тлатоани,— говорил Коанакот,— напрасно ты ищешь подтверждений своим сомнениям. Твоя отчаявшаяся сестра бежала сюда среди темной ночи, чтобы найти прибежище у меня на груди; теописки, покинув храм, лежат здесь, сраженные горем и усталостью, у дверей моего дворца; многочисленные беглецы из Тескоко бродят по ближайшим селениям и свидетель­ствуют, к нашему несчастью, о дерзком вторжении, в которое никак не может поверить твой разум. Беглый преступник с восто­ка— хозяин во дворце моих предков!.. Город, основанный Холотлем, служит логовом этим ягуарам, которые еще не утолили голод, хотя по горло насытились золотом и кровью ацтеков! Почему мы медлим здесь, как глупцы, когда нас оскорбляет Мичоакан, когда над нами насмехается Тласкала, когда нас унижает Кортес? Почему мы позволяем ему безнаказанно хвалиться своей храбростью у самых ворот столицы Ацтекского царства? О чем ты думаешь, великий властитель, имея такое несметное войско, собранное для усмирения Тласкалы, когда Тласкала, повинуясь зловещим призы­вам врагов наших божеств, издевается над нами и рушит троны Ацтекского царства? Может, мы бережем своих воинов, чтобы они оплакивали наше бесчестие вместе с нашими женами?

- Ты напрасно горячишься, вождь-властитель Тескоко,— с раздражением сказал юный Нецальк.— В чем слабость великого властителя и его вождей-данников, в которой ты нас упрекаешь? Никогда еще ни один человек не произносил имени Куаутемока иначе, как с восхищением или со страхом. Ацтекские тлатоани, все, кто находится сейчас перед великим властителем, скажите громко: видели вы когда-нибудь, как бледнеет лицо Куаутемока с приближением врага? Есть ли у кого-нибудь причины для сомнений в твердости его характера и силе духа?

Взгляды присутствовавших невольно обратились в сторону монарха, но — странное дело! — лицо молодого властителя, та­кое невозмутимое при встрече с опасностью, такое гневное в ми­нуту обиды, теперь, казалось, опровергало слова младшего брата и былые подвиги своей недлинной, но славной жизни. Глубокая бледность разлилась по его щекам, под глазами обозначились большие синие круги, бескровные губы нервно подергивались, весь вид его выражал слабость и подавленность.

Страшная тишина с минуту царила в зале. Люди ошеломлен­но взирали друг на друга, чувствуя, что их охватывает то же непонятное оцепенение, в котором пребывал их монарх, а тем временем первые проблески зари, слабо отражаясь от беломра­морных стен большого зала, еще отчетливее осветили странно изменившийся облик монарха.

Послышался невнятный, но выразительный ропот, и тогда, словно очнувшись от глубокого забытья, встрепенулся Куаутемок и обвел грозным взором окружавших его вождей.

— Кто здесь,— сказал он дрогнувшим, но властным голо­сом,— кто здесь теряет время на бесполезные советы, тогда как враг топчет копытами своих лошадей древние владения Нецауалькойотля?

Его ослепил свет рождавшегося дня; прикрыв глаза, тряхнув головой, он вдруг заговорил с неожиданной горячностью:

— Бог Тонатиу уже открывает ворота востока, великодуш­ная Тласкала сократила нам путь наполовину и хочет удобрить своей кровью поля Тескоко. К оружию, ацтекские воины! Выше копье, сын Нецауальпильи! Тени твоих далеких предков, героиче­ских чичимекских вождей, восстают из своих могил, требуя ото­мстить дерзким пришельцам, которые бесчестят их трон! И боги твоих отцов взывают с оскверненных алтарей, чтобы мы наказали нечестивцев, которые возносят туда своих чужеземных богов! Скорее, поспешим! К солнечному свету! Мои глаза, ослепленные оскорблением, не видят солнца, но они обретут свою зоркость, как только их омоет испанская кровь! Мое копье! Живо, мое копье!.. Где мои войска? Пусть грохочет раковина войны!.. Пре­кратите этот свист, который ранит мой слух и холодит сердце! Огня! Огня! Разжечь огонь! Костры для мертвых покроют весь берег озера! А сейчас царствует холод ночи... как холод смерти.

Заметным усилием воли Куаутемок сжимал челюсти, чтобы не стучали зубы; старался держаться прямо, чтобы не подгиба­лись колени. Но тяжелые горячие слезы ползли из-под посинев­ших век, увлажняя лицо, то вспыхивавшее, то становившееся мертвенно-бледным; отрывистая речь заставляла людей думать, что его разум начинает мутиться.

- Они околдовали его!—с ужасом сказал вождь-правитель Хочимилько.

- Боги его лишили рассудка, как Моктесуму! — со вздохом заметил тлатоани из Сопанко.

- Это гнев рвет ему сердце! — воскликнул Нецальк, хотя не слишком уверенно.— Мой брат в своем уме и колдовству не подвластен. До того, как сверкнет молния, небо всегда покрыва­ется темными тучами. Так и великий властитель укрепляет свой дух перед тем, как утолить наши души местью, которую он замыслил.

Куаутемок снова опустился на трон, склонившись, как чело­век под гнетом огромной тяжести, но тут же встал и отдал приказ к выступлению, повторив, что сам пойдет во главе войск.

Хотя все видели его телесную немощь, он распоряжался с такой уверенностью и здравым смыслом, что вожди решили подчиниться ему и уже пошли было выполнять его повеления, когда, после огромного напряжения воли, последние силы оста­вили великого властителя, и он рухнул наземь, сотрясаясь от конвульсий.

Мгновенно притих в растерянности дворец, а затем и весь город. Прибежали взволнованные дочери Моктесумы, покои мо­нарха заполнили лекари. Куаутемок, не приходя в сознание, бился в страшной лихорадке; несколько раз, очнувшись, он слабым голосом требовал свое копье и пытался вырваться из рук людей, удерживавших его на ложе. Но вскоре вновь ослабевал и впадал в забытье, порой — в глубокий обморок.

Лекари терялись в догадках относительно его внезапной болезни. Убитая горем Уалькацинтла видела в этом знамение небесное, указывавшее, что на ее несчастного супруга обрушился страшный гнев божеств. Вожди-данники полагали, что отравлен­ное питье, поданное тайным врагом, сразило молодого монарха. А воины-стражи, которые недавно впустили во Дворец странного масеуаля, распространяли слух, что посланец Кортеса или сам Кортес проник сюда переодетым, дабы напустить злые чары на многострадального властителя.

Однако несколько часов спустя было отмечено странное явление: почти одновременно тот же самый недуг, который одо­лел Куаутемока, поразил более ста известных теуктли, а кроме того, обнаружилось, что несколькими днями раньше это заболе­вание проникло и в стан воинов. Тело больных покрывалось крупной сыпью, потом нарывами, а лекари говорили, что такие же язвы свели в могилу Куитлауака.

Действительно, сомнений больше не было. Смертоносная эпидемия оспы (самая страшная инфекция, которую занесли кон­кистадоры в эту злосчастную страну!) начала распространяться по Теночтитлану с ужасающей быстротой, и молодой монарх стал одной из ее жертв.

Жестокая судьба, выпавшая на долю индейских народностей, послала в союзники Кортесу еще и беспощадную болезнь. И пока удачливый каудильо наводил свои пушки на ацтекскую столицу, смерть, укрывшись в ее лоне, тихо и стремительно собирала свою жатву, тем самым, однако, обороняя город.