Обвинители, судьи и палачи

XI

Около полудня в первых числах февраля, в том же самом зале, где три месяца тому назад мы видели Моктесуму в ожида­нии первого визита испанцев, собрались вместе те же самые вожди-сородичи, которые и тогда присутствовали здесь.

Как и в тот раз, они стояли молча и неподвижно, однако если раньше их молчание служило проявлением почтительности, то ныне оно выражало гнев и душевную боль.

Вождь-правитель Истапалапы сидел, сгорбившись, на широ­кой скамье и время от времени глубоко вздыхал. Властитель Тескоко стоял, прислонившись к окну, устремив пылающий яро­стью взор на опустевший трон и с такой силой сжимая кулаки, что до крови ранил ногтями ладони. Куаутемок, опершись лок­тями на спинку скамьи, где сидел его дядя, закрыл руками свое бледное лицо, чтобы скрыть глубокое отчаяние.

Прошло более двадцати минут, но никто из этой застывшей в молчании группы не шевельнулся. Наконец Какумацин не выдержал и, стараясь справиться с душившим его негодованием, начал ходить взад и вперед по длинному залу.

Молодой вождь-властитель Такубы медленно поднял голову и произнес, будто советуясь с самим собой:

- И все же надо запастись терпением.

- Нет! — выкрикнул тескоканец, мгновенно остановив­шись.— Терпение в таких случаях называется не иначе как трусо­стью и слабостью. Разве вы не слышали, что сказал час назад Уаколан? Не слышали, как этот верный, но малодушный санов­ник утверждал, что именно испанцы должны судить вождя-вое­начальника Ацтекского государства?

- Если Моктесума,— продолжал Какумацин,— проявляет слабость духа и оставил свой трон, если он дозволяет вершить дела государства чужестранцам, можем ли мы почитать власти­теля, который сам опустился так низко и так унижает нас? А если чужестранцы используют его власть, применяя обман или наси­лие, нуждаемся ли мы в разрешении теперь подчиненного им нашего уэй-тлатоани, чтобы освободить его от постыдного раб­ства и вернуть ему прежнее могущество?

- Но доподлинно ли тебе известно,— заметил Куитлауак,— что испанцы сами хотят судить тех людей, которых обвиняют? Ты и вправду веришь, что они осмелятся вынести приговор вождю-военачальнику Куальпопоке?

- Ты это слышал из уст Уаколана,— ответил вождь-власти­тель Тескоко.— И все вокруг так говорят.

- Войска испанцев и тласкальцев готовы к сражению,— до­бавил Куаутемок.— Да и передвижения, которые можно наблю­дать сегодня с раннего утра в их общем лагере, показывают, что они к чему-то готовятся.

- Неужели,— проговорил неуверенно Куитлауак,— Мокте­сума мог дать согласие на такое ужасное злодеяние?

- А ты думаешь, вождь-правитель Истапалапы,— восклик­нул с горечью Куаутемок,— ты думаешь, что сам Моктесума свободен, или, может быть, что эти пришельцы просили позволе­ния у плененного верховного вождя?

- Плененного! — вздрогнул от негодования Куитлауак.— Властитель Ацтекского царства пленен?!

- Может быть, не в полном смысле слова пленен,— сказал Какумацин,— но он подвергнут, к нашему несчастью и к своему стыду, мучительному заточению. Если чужестранцы не истязают его тело, они истязают его душу. Вы сами определите, как вам нравится, какое это рабство — души или тела,— чтобы вызволить его из той или иной неволи и отомстить за него.

— Я хочу еще раз выслушать сановника Уаколана,— сказал вождь-правитель Истапалапы,— и до того, как вынести какое-либо решение, я прошу вас собрать самые верные сведения и помочь мне получить у великого властителя объяснение его поступка, причины которого, может быть, столь серьезны и важ­ны, что мы их не понимаем и напрасно виним его.

Порывистый Какумацин хотел было что-то сказать, но тут послышался шум. Он направился к дверям и узнал голоса брать­ев Наоталана и Синталя, которые расталкивали стражей, прося пустить их к вождям-сородичам.

Но Куаутемок, тоже услышав их тревожные крики, опередил Какумацина и сам распахнул двери перед сыновьями несчастного Куальпопоки. Оба брата родились во владениях отца Куаутемока, старого вождя-властителя Такубы; оба они преданно его любили, а Синталь имел счастье спасти ему жизнь в одном из сражений.

Едва только братья увидели Куаутемока, они тут же кину­лись ему в ноги.

- Вождь-властитель! — вскричал Синталь.— Ты единствен­ная наша надежда!

- Доблестный Куаутемок,— вторил ему Наоталан,— или возьми нашу жизнь, или спаси жизнь нашему отцу и нашему брату!

Юный вождь-властитель Такубы с видимым волнением ве­лел им встать и повел в зал, где находились Куитлауак и Каку­мацин.

- Перед вами,—сказал Куаутемок,— отчаявшиеся сыновья Куальпопоки, пришедшие просить нас не позволять чужеземцам судить отважного вождя-военачальника, который защищал честь и славу нашего государства.

- Его уже судили! — громким стоном вырвалось у обоих братьев.

- Судили?! — в изумлении повторили вожди-сородичи.

- А каков,— спросил Куитлауак,— каков же приговор этого незаконного суда?

- Смерть! — гневно воскликнули юноши.— Смерть!

- Да, властительные вожди,— сказал затем Наоталан,— смерть всем, кто храбро, с оружием в руках защищал достоинст­во человека в этих землях.

- Смерть, о, смерть сама по себе ничто,— глухо добавил Синталь, схватившись за голову,— но ведь это страшная, позор­ная смерть... Их заживо сожгут, сожгут заживо, заживо! — повто­рил он трижды, сквозь стиснутые зубы.

Вопль ужаса и возмущения раздался в зале, и тут же воцари­лась скорбная тишина. Ее нарушили сыновья осужденного вождя, вновь бросившиеся к ногам вождей-сородичей со страстной мольбой:

- Не позволяйте, о ацтекские властители, вожди народа-героя, не позволяйте людям умирать такой бесславной смертью! Но если их жизни ничего не стоят, если их жалкие судьбы недостойны занимать ваш высокий разум, сделайте это во имя великого властителя, у которого отняты права, воля которого сломлена и который находится в заточении, подобно злоумыш­леннику. Его доблести не дают вам права позволять чужеземцам творить такие черные дела в его владениях, опасение за самих себя не может разрешить вам повиноваться дерзким чужакам. которые жестоко пытают и убивают ваших подданных, чтобы потом, может быть, и вас самих подвергнуть жесточайшим пыт­кам и предать бесчестной смерти.

- Смилуйтесь! Смилуйтесь над нами! — повторял один.

- Молим вас о справедливости!—кричал второй.

- Не теряйте времени,—снова и снова увещевали оба брата вождей-властителей.— Мы видели много бревен для многих ко­стров, слышите, о властительные вожди? Много дров, чтобы сжечь ваши тела, мы это видели своими глазами!

- Воспряньте духом, храбрецы и страдальцы!- воскликнул Куаутемок.— Слышите шум голосов на площади? Я верю, народ восстанет, услышав о зверской расправе этих диких тигров. Иди­те, предстаньте перед народом, скажите, что ацтекские вожди-властители никогда не позволят, чтобы своей кровью люди поили этих чудовищ. Бегите, юноши, а мы пока созовем знатных военачальников и сановников и объясним им, что наше ослуша­ние властителя вызвано чрезвычайной необходимостью.

Братья пали ниц, целуя со слезами радости на глазах ноги вождя-властителя Такубы, а потом и Какумацина и Куитлауака, и выбежали, спеша выполнить приказ.

- Погибель этим чудовищам! — сказал вождь-властитель Тескоко.— Сотрем кровью саму память об их ненавистных именах.

- Да,— живо отозвался Куаутемок.— Приговор, вынесен­ный ими, это наш приговор, вынесенный им самим. Куитлауак, Какумацин! Настал день освободить нашего великого властителя из рук врагов и смыть кровью позорное пятно наших трусливых колебаний.

- Мои гонцы,— сказал тескоканец,— побегут к другим род­ственным вождям, и завтрашнее солнце увидит объединенной всю воинскую знать Ацтекского царства. Но еще до их появления мы поднимем восстание, которое будет актом справедливого возмездия и оправдает наше непослушание; во всяком случае, еще до их прихода надо поспешить спасти Куальпопоку и его людей от страшной казни.

- Здесь, в столице, сосредоточено большое войско,- продол­жал Какумацин,— и только не хватает главного военачальника, который бы его возглавил. Будь им, славный Куаутемок; я пред­оставляю тебе эту честь, как самому достойному. А я возьму на себя труд созвать всех сановников и советников, я возьму на себя труд провести Высший совет и поспешу, если будет необходимо, к тебе на помощь со всеми народами долины Анауак. Так иди же, вождь-родич! Сейчас не время думать о родовом верховенстве, главным мерилом служит отвага. Иди, поднимай войско и вырви из когтей ягуаров их беззащитные жертвы.

— Я это сделаю,— сказал Куаутемок,— и думаю, что скоро справлюсь со славным делом, которое ты мне поручаешь, чтобы почтить меня, вождь-властитель Тескоко! Объединяй людей здесь, во дворце. Скоро и я вернусь — победителем или мертвым!

Взволнованно, быстрыми шагами он пошел к выходу из зала, но ему навстречу уже бежала бледная, растерянная Уалькацинтла.

- Остановись! - взмолилась она.— Куда ты идешь? Разве можно сейчас выходить одному и без оружия? Или не знаешь, что творится на площади? Не слышишь глухой гул, от которого у меня леденеет сердце?

— Но что там происходит? спросил вождь-властитель Такубы.— Что за шум?

— Ты и сам уже догадался,— ответил Какумацин.— Народ ломится во дворец и просит, жаждет мести.

- Народ!- простонала молодая жена Куаутемока.— Нет, на­род ничего нe требует, он плачет. Вожди! — продолжала она, встре­пенувшись. — Из окон своей комнаты я видела, и это видели все женщины, мои служанки, страшную картину, страшнее которой ничего быть не может. Чужеземцы окружили площадь и так воору­жены, что жутко глядеть на них. И они тащат наших людей любоваться кровавым зрелищем. Она закрыла лицо руками и задрожала.— О! Пламя этих костров обожгло мне глаза и сердце!

— Костров?! — повторили хором трое мужчин, невольно вы­прямившись.

Огонь уже поглотил свои жертвы! послышался глухой и скорбный голос за спиной вождей-властителей.

Они быстро обернулись и увидели Наоталана, мертвенно-бледного, с всклокоченными волосами, с судорожно сжатыми челюстями, но глаза его были сухи, руки скрещены на груди,— он был охвачен тем удивительным спокойствием, которое выражает высшую степень отчаяния.

В это же время вошел и Синталь, и, словно бы ему хватило сил только для того, чтобы приблизиться к вождям, он рухнул перед ними на колени, еле выдохнув:

Сожжены! Вожди-власти гели, казалось, впали в оцепенение, но их серд­цами овладела неистовая ярость.

- Убигь их! — вскричал Какумацин.— Убьем их сами, без оружия... любым способом! Убьем, задушим своими руками, растерзаем зубами!

— Это приведет к новым и еще большим жертвам,— сказал Наоталан с неописуемо страдальческой усмешкой.— Но несчаст­ные, которые уже не могут быть спасены, еще могут быть отом­щены. Вы думаете, я сам не хотел впиться зубами в их горло, осквернить свои губы их кровью, когда видел, как спокойно они взирали на страшную казнь своих жертв, тела которых с шипе­нием пожирало пламя?.. Но моя жизнь теперь мне стала слиш­ком дорога, чтобы неразумно ею рисковать. Жизнь нужна для мести.

- Для мести! — прошептал Синталь, мало-помалу приходив­ший в себя.

- Да, властительные вожди! Для мести! — повторил Наоталан громко и зло.— К мести взывает пепел, дымящийся перед вашим дворцом. К мести обдуманной, страшнейшей, неслыханной!

- Они ее заслужили,— торжественно вымолвил Куауте­мок.— Я клянусь этим пеплом и грозным именем бога Уицилопочтли.

- Но не забывайте и о том,— сказал Куитлауак,— что сей­час предложил Наоталан. Месть необходима, но она должна быть обдуманной. Я ухожу, чтобы принять некоторые меры. Вы же призовите на помощь холодный разум, дабы лучше утолить свою ярость.

И он вышел из зала.

- Не надо ничего предпринимать! — молила старшая дочь Моктесумы.— Вспомните, что священная особа властителя в ру­ках его страшных врагов.

- Мы готовы разбить его цепи,— сказал Какумацин.— Ухо­ди, дочь великого властителя, и не старайся погасить своими слезами пожар наших душ.

 -Нет,— ответила твердо и с достоинством супруга Куа­утемока.— Не так холодна душа дочери Моктесумы, чтобы видеть или порицать ваш справедливый гнев. Но вы должны были бы знать, что ваша первейшая обязанность — не подвергать опасности жизнь властителя Ацтекского царства. Подумайте об этом, подумайте, что эти злодеи чужеземцы, которые сейчас показали свой свирепый нрав, могут выместить на своем царст­венном пленнике все обиды, нанесенные вами. Если вы сможете освободить властителя, не подвергая его опасности, Уалькацинт­ла сама вложит вам в руки оружие мести.

- Ты мудра, как старуха, и отважна, как пума,— сказал Какумацин.— Иди, мы не забудем твоих наказов.

Уалькацинтла ушла, а оба вождя-сородича призвали совет­ников и стали с ними обсуждать, каким образом осуществить свою страшную месть, не подвергая смертельному риску священ­ную особу Моктесумы, а Куитлауак в это время посылал гонцов за знатными вождями всех областей государства, приглашая их во дворец.